что традиционные представления об авторах Священных Книг неточны, что не Давид писал все псалмы, что Книга пророка Исайи была написана несколькими авторами, жившими в разное время, и так далее. И его это поразило! Когда он стал обращаться к своим наставникам, о которых он вспоминает в мемуарах очень тепло, они говорили: Католическая Церковь так учит, и ни вправо, ни влево. Тогда существовал очень серьезный догматизм, преодоленный спустя сто лет, но в то время он стоил тяжелого духовного кризиса великому французскому мыслителю, писателю, эссеисту Эрнесту Ренану. В конце концов ему надо было выбирать между верой и наукой, и он предпочел выбрать науку. Он говорил: здесь, по крайней мере, истина. Кризис привел его к решению отказаться от служения Церкви и заняться восточной филологией.
Через сто лет в любом учебнике, в любом журнальчике, в руководстве для детей все те научные истины или научные теории о времени происхождения библейских книг уже, так сказать, получат гражданство и никого не будут смущать, потому что нельзя путать духовный смысл Писания с чисто научными проблемами датировки, хронологии, авторства. Как сказал мне один мой покойный коллега: если не Моисей писал все пять Книг, то тогда рушится вся богодухновенность. Чего же стоит богодухновенность, если она рушится от таких вещей? Но так рассуждал Ренан, и все у него рухнуло. И все же он не мог оторваться от Библии. Он посвятил себя ей, дал, как он сам говорил, «назорейский обет» — тридцать лет, с 1863 по 1892 г., когда он умер, Ренан писал книги на библейские темы.
Первая из них — «Жизнь Иисуса». Сначала он хотел написать историю идей — влияние немцев, гегельянцев. Но в это время Наполеон III отправил на Восток экспедицию для раскопок финикийских памятников. Уже известный семитолог, Ренан поехал туда со своей сестрой Генриеттой, женщиной эмансипированной, тоже давно отошедшей от веры. (Она влияла на Ренана довольно сильно.) Они странствовали по Ливану. У него была с собой лишь маленькая кучка книг, и он начал писать о жизни Иисуса. И вдруг он увидел, что эти холмы, эти голые скалы, эти маленькие оливковые рощи, эти тропинки у вод — это же пятое Евангелие! Вся страна сохранила в себе тот аромат, который идет от Евангелия. Подлинность, достоверность событий, описанных у четырех евангелистов и в Деяниях, предстала перед ним со всей очевидностью, и он стал лихорадочно писать, имея под рукой только греческий текст Нового Завета, Иосифа Флавия и пару пособий. Он переписывал каждый лист, Генриетта читала, одобряла, делала замечания. Это был самый счастливый момент его жизни. И Ренан говорил, что его любовь к Иисусу все возрастала. Он хотел отбросить из Его жизни все сверхъестественное. Чудеса? — самообман! Или, может быть, благочестивый обман. Воскресение? — Мария Магдалина была очень возбудимая женщина, как пишет Ренан, любовь галлюцинирующей женщины дает миру Воскресшего Бога. (Как будто мало в мире нервных женщин. Если бы каждый раз результат был таков, что было бы делать на свете!) Простые вещи, с которыми мы сталкиваемся повседневно, рождают у Ренана мировые события. Но эпоху он почувствовал, внимательно ее изучил и сумел нарисовать замечательную картину. Собственно, он писал роман, хотя это оказалось историческим исследованием.
Когда работа над книгой заканчивалась, Ренан, находясь в Ливане, тяжело заболел местной лихорадкой, потерял сознание. Заболела и Генриетта. Когда через довольно длительный промежуток времени Ренан пришел в себя, Генриетта была уже мертва. Он был в отчаянии, едва не умер, но все-таки его спасли. Он вернулся в Европу.
В 1863 г. вышло первое издание «Жизни Иисуса». Верующие люди, богословы считали эту книгу произведением антихриста, атеисты, которые еще не потеряли любви к христианской традиции, ее воспевали, называли новым Евангелием. Но, при массе недостатков, эта книга все равно осталась классической.
У Ренана множество спорных гипотез, но он сумел великолепно нарисовать обрамление, вылепить и вызолотить раму для этой картины. И картину он написал неплохо. Мы видим живыми всех этих людей: и порывистого Петра, и Анну, и Кайафу, и Иуду. И Иисуса. Но кто же этот Иисус? Это очень запоминающаяся, четкая личность. Это наивный молодой человек, простодушный, религиозный, восторженный, который ходит среди цветов и лилий по Галилее, проповедует блаженство и счастье, беззаботность; а потом он встречает мрачного аскета Иоанна Крестителя, который подталкивает Его на поиски путей более энергичного влияния на мир. Иисус отправляется в мрачную, скалистую, безводную Иудею, в Иерусалим, где сидят замшелые талмудисты и ученые.
Конечно, они его враги. Природа Иудеи и Галилеи противопоставляется очень художественно, хотя и утрированно. Это стилизация. Все слова Христовы из Евангелия, которые содержат что-то суровое, Ренан относит к последнему периоду жизни Христа. Их говорит мрачный гигант, который предъявляет огромные требования к людям, возбудимый, эгоистичный, нервный. И потом Ренан очень тепло, с волнением описывает последние дни жизни Христа. И, заканчивая сцену Распятия, он пишет: «Покойся же отныне, божественный учитель, Твоя божественность утверждена, Ты создал истинную религию, и она никогда не поколеблется».
Хаос, который царил в голове Ренана, позволял ему писать не то, что он думал, и думать не то, что он писал. Его мировоззрение стало как бы клубком противоречий. Он без конца говорит о Боге, очевидно, не понимая Его в том смысле, как понимают христиане. Он говорит о науке, но он большой скептик и не верит в ее полную силу. Ренан говорит о великом будущем, когда Бог родится на земле (книга «Будущее науки»), но в то же время сомневается, есть ли у человечества будущее. Он верит только разуму, только рассудку! Он втискивает все явления в это прокрустово ложе, но в конце концов не верит и сам себе. Как писал о нем один философ, Ренан постоянно боялся быть обманутым и в конце концов перехитрил сам себя.
И вот с таким мировоззрением он попытался увидеть Иисуса. И произошло чудо: он все равно Его любил и видел, но он изобразил такого человека, который не мог бы создать и жалкой секты, не то что христианства. Это слабый, легко поддающийся влияниям персонаж, который даже отдаленно не напоминает евангельского Христа — того Христа, Который никогда ни с кем не советуется, никогда не колеблется, всегда действует совершенно четко и определенно. А у Ренана все построено на колебаниях. Он перенес в Него свою колеблющуюся душу и психологию. Но читателей того времени настолько поразила эта книга, ее художественные достоинства и одновременно ее историческая несостоятельность, что вокруг нее вот уже более ста лет вращается вся библейская новозаветная литература во всех странах. Кто бы ни начинал писать, он так или иначе зависит от Ренана: либо полемизирует с ним, либо подражает ему. Его великие друзья, французские писатели XIX в. — а он дружил со многими писателями — чутьем ощущали его главный промах: главное лицо-то у него не вышло! То есть оно вышло, но это совсем не то лицо. Это не настоящий Христос, это муляж.
И вот начинается литературное кружение вокруг образа Иисуса. Вскоре после Ренана пишет Флобер. Он пишет повесть «Иродиада». (Первым ее перевел Тургенев.) Христа там нет. Там есть тетрарх Ирод Антипа, Иоанн Креститель, воины, ученики Крестителя и ученики Иисусовы, но Христос где-то там за сценой, за кадром. Флобер нагромоздил в книге массу археологических подробностей, перещеголял Ренана, но к чему эти подробности, если, в сущности, непонятно, зачем эта повесть написана.
Анатоль Франс, известный всем вам писатель, который считал себя даже учеником Ренана, делает более интересный ход. Он пишет новеллу «Прокуратор Иудеи». События происходят через много лет после Распятия. Понтий Пилат, уже в отставке, беседует со своим приятелем, и тот ему напоминает казнь некоего Иисуса Назарянина. Пилат говорит: «Я не помню такого».
— Да помнишь, ты служил в Иудее, там это происходило, ты подписал, но считал, что он невиновен.
— Нет, ничего не помню. Да, я служил в Иудее.
— А ты помнишь, там была красавица Мария Магдалина, гетера, куртизанка. Помнишь?
— Помню, конечно, помню. Да, да, да…
— Ну вот, а Иисуса помнишь?
— Нет, нет. Ничего не помню…
И точка. На этом рассказ кончается. Он очень емкий. С одной стороны, может быть, Анатоль Франс хотел показать, что само событие было незначительным, что Пилат его и не запомнил. Но скорее всего, психологически более верно, что Пилат его не хотел помнить, боялся об этом вспоминать. И это очень глубоко и тонко.
В то же время, немного позже, Оскар Уайльд пишет драму «Саломея». Опять на тему об Иоанне Крестителе, о его смерти, о Саломее, о ее пляске. Оскар Уайльд — эстет, у него обязательно присутствие эротики. Саломея, дочь Иродиады, влюблена в Иоанна Крестителя, но он ее отверг, и она подстраивает ему месть, она пляшет, добивается его головы и со сладострастной удовлетворенностью тащит эту голову к себе, лобызая ее. Но это уже черты декаданса. И заметьте, опять нет Христа. Чутье художника подсказывает, что Он неизображаем. То есть урок Ренана не прошел даром.
Правда, когда Оскар Уайльд сидел в тюрьме, он много читал Новый Завет по-гречески, размышлял над ним, полюбил его и вдохновлялся образом Христа. В посмертно изданной книге «De profundis» он писал: «Я верю, верю в то, что когда Иисус сидел за трапезой, простая вода становилась вином; я верю, что одно Его прикосновение могло оживить душу. Я верю, что люди могли слушать Его, забыв о голоде. Я во все это верю…» И тут же опять ссылается на Ренана (именно он называл его книгу «чарующим пятым Евангелием», Евангелием от Фомы, то есть Евангелием от скептика). Никуда деться от него он не мог.
Даже писатели-христиане XIX в. тоже побаивались этой темы. И не удивительно. Наверное, некоторые из вас смотрели фильм «Бен-Гур». Это остросюжетный приключенческий фильм, основанный на романе американского писателя Лу Уоллеса. Написан он в конце XIX в., в 1880 г. Главный герой его — молодой иудейский военачальник, князь Бен-Гур, который узнает об Иисусе, хочет стать Его приверженцем, хочет поднять вместе с ним народ, когда узнает о Его аресте, пытается Его освободить. Потом все его планы рушатся, Бен-Гур становится христианином, вступает в длительную борьбу. Дальше идут уже иные приключения. Христос там виден только мгновение, когда Его ведут на казнь. Фактически Его нет. Хотя дух, образ Его, слово Его господствует над всем романом и, в какой-то степени, над фильмом.
Теперь обратимся к Генрику Сенкевичу, писателю, который всем вам хорошо знаком. В конце XIX в. он пишет рассказ «Пойдем за Ним» — о римлянине, который обратился в христианство. Там есть сцена Распятия. Ясно,
