станут «пустынею на веки», а «остаток народа Моего возьмет их в добычу, и уцелевшие из людей Моих получат их в наследие»[455]. Конечно, как и в случае с Осией, не сразу ясно, исходит ли влияние от геополитики и направлено на теологию, или наоборот. Корреляция между враждебностью по отношению к странам и народам и враждебностью к чужеземным богам не означает, что первая вызывает вторую. В конце концов, надежду и даже ожидание страстного монолатриста или монотеиста увидеть крах народов, признающих других богов, можно понять.
Однако как выясняется, по крайней мере в некоторых случаях, эти народы обречены не только по теологическим причинам. Гнев Яхве и пророков иногда может иметь только приземленную основу. Аммонитяне и моавитяне, утверждает Софония, обречены потому, что «они издевались над Моим народом и величались на пределах его»[456]. Ассирийцы, по мнению Софонии, также чересчур самонадеянны. Нарисовав обширную панораму разрушений, которым Яхве подвергнет Ниневию, столицу Ассирии, Софония заключает: «Вот чем будет город торжествующий, живущий беспечно, говорящий в сердце своем: „я — и нет иного, кроме меня“»[457]. Это ощущение презрительного или высокомерного отношения со стороны высокопоставленных и могущественных типично для пророческих текстов, в которых подчеркивается преданность Яхве. Исайя сообщает, что Яхве «положит конец высокоумию гордых и уничтожит надменность притеснителей»[458].
Реакция такого рода показывает, в какой значительной степени оценка внешних связей — а вместе с ними и чужеземных богов, — может быть обусловлена такими эмоциями, как раздражение и унижение. В этом смысле рассуждения о том, что древние израильтяне рассматривали международные перспективы и считали альянсы плодотворными или никчемными, играми с нулевой или с ненулевой суммой, способны ввести в заблуждение. Ибо в некоторых случаях реакция оказывается эмоциональной, а расчет происходит на подсознательном уровне[459].
Это древнее социально-политическое окружение во многом напоминает современное, обусловленное глобализацией. Как тогда, так и теперь международная торговля и сопутствующие экономические достижения приносят кардинальные социальные изменения и столь же кардинальный раскол в обществе, отделяя влиятельных космополитов от бедного и более изолированного народа. Тогда, как и теперь, люди, принадлежавшие к последней категории, придерживались в лучшем случае двойственного отношения к иностранному влиянию, как экономическому, так и культурному, и, соответственно, досадовали на космополитичную элиту, которой было на руку это влияние. И так же, как и теперь, представители последней категории переносили свою неприязнь к чуждому на теологию, все более прохладно относились к религиозным традициям, которые ассоциировались с чужаками. Эта динамика в различной степени способствовала появлению фундаменталистов христианских, иудейских и мусульманских. И, видимо, благодаря ей появился бог, которому они поклоняются.
Две теории
По крайней мере, у нас уже есть один сценарий, объясняющий движение Израиля к монолатрии, а от нее — к монотеизму. Назовем его ВП-сценарий, так как он неразрывно связан с внешней политикой этого государства. Первых монолатристов Израиля он рассматривает как яростных националистов, противников интернационалистской внешней политики. А конкретнее, он видит в них националистов-популистов, опирающихся на поддержку простого люда, недовольного космополитичной элитой, наживающейся на интернационалистской внешней политике.
У ВП-сценария есть свои достоинства. Прежде всего, он объясняет, почему библейские призывы к поклонению исключительно Яхве так часто пронизаны духом национализма и неприятием всего чужеземного. Этот дух распространяется далеко за пределы процитированных выше пророческих текстов. Основное библейское повествование об истории Древнего Израиля — так называемая Второзаконническая история, охватывающая Второзаконие, Книгу Иисуса Навина, Книгу Судей и все четыре Книги Царств. Во Второзаконнической истории отход от поклонения Яхве неизменно приписывают пагубному чужеземному влиянию — подражанию израильтянами «мерзостям народов»[460]. Зачастую националистический, иногда даже ксенофобский, тон библейских монолатрических отрывков требует объяснения, и ВП-сценарий предоставляет его.
Однако у ВП-сценария есть и недостатки, особенно если рассматривать его как всеобъемлющее, самостоятельное объяснение эволюции монолатрии в Израиле. Да, монолатрия в чистом виде, то есть отрицание поклонения всем богам, кроме Яхве, по ВП-сценарию — это результат истинного национализма в чистом виде: отрицания союзов со всеми народами и странами. Но в действительности не бывает сугубо националистических правителей, царей, которые не видят возможностей для совместной деятельности с кем-либо из соседей. Поскольку цари-интернационалисты более открыты чужеземным богам, чем цари-националисты, то и националистической внешней политике присущи монолатрические тенденции; тем не менее для того, чтобы ВП-сценарий провел нас по всему пути вплоть до монолатрии, царь должен быть националистом в неправдоподобной степени.
Кроме того, даже в этом случае ВП-сценарий вряд ли всецело объяснит эволюцию монолатрии. Ведь монолатрия предположительно призывает к отрицанию не только чужеземных богов. Напомним, что один из вопросов, поднятых в предыдущей главе, — развитие израильского монотеизма из израильского же политеизма; есть намеки на существование местного пантеона, и сдвиг в сторону монолатрии, а затем и монотеизма сопровождался истреблением всех богов этого пантеона, кроме одного.
Разумеется, некоторые представители израильского пантеона могли быть импортированными, но, безусловно, далеко не все — вновь прибывшими. Помните Ашеру, предполагаемую супругу Яхве? Она сопутствовала Эль, давнему жителю этого региона и явному источнику части ДНК Яхве, с древних времен, поэтому укоренилась в израильской традиции так глубоко, как только может укорениться божество. Но в какой-то момент, если монолатрии было суждено выйти на лидирующие позиции, Ашере и Яхве потребовалось развестись, и другим богам с действительно израильской родословной тоже указали на дверь; в доме понадобилась генеральная уборка. Чтобы она прошла успешно, требовалась поддержка израильского царя, а националистическая внешняя политика сама по себе — как в ВП-сценарии — не объясняет, почему царь оказал эту поддержку.
Опять-таки внешняя политика — не единственная политическая сфера, в которой действует правитель. Есть еще внутренняя политика. Здесь начинается второе большое объяснение, каким образом движение к монолатрии набрало критическую массу. Назовем этот сценарий ВВ — внутренней властью, или внутренней политикой. Нынешним людям свойственно считать древних царей самодержцами, правившими железной рукой, но на самом деле им обычно противостояла соперничающая сила в виде либо других аристократов, либо вождей племен, лидеров кланов, жрецов-бунтарей. Израильская политика середины I тысячелетия до н. э. давала царям возможность побороться с этой центробежной силой, сосредоточить внутреннюю власть в едином центре. Воспользоваться такой возможностью означало присоединиться к движению «только Яхве». По ВВ-сценарию оказывается, что истребление всех богов, кроме Яхве, выглядит логичным и убедительным в сфере силовой политики.
Как цари становятся набожными
Начало этой логике положено тем фактом, что израильские цари всегда питали особое пристрастие в Яхве. В конце концов, он был национальным богом — богом, который представлял Израиль на международной арене и, главное — придавал легитимность царю. И действительно, царь, согласно одному из Псалмов, приходился сыном Яхве[461]. Поэтому даже самые рьяные сторонники политеизма из числа царей были заинтересованы в прославлении Яхве. Ахав, якобы поклонявшийся Ваалу Иезавели, назвал своих сыновей в честь Яхве[462].
Так же поступало и множество других влиятельных людей. Начиная с VIII века, по мере того, как распространялась грамотность, израильтяне оставляли все больше свидетельств личных имен — печати из камня или кости, заменяющие подписи[463]. Проводя одно из первых в своем роде исследований примерно тысячи двухсот печатей VIII, VII и начала VI века, исследователь Джеффри Тигай пришел к выводу, что примерно на половине этих печатей значатся имена богов, а из них более чем в 80 % случаев упоминается Яхве[464]. По различным причинам это не значит, что Израиль был по меньшей мере на 80 % близок к монолатрии. (Например: израильтяне, по-видимому, не давали людям имена в честь богинь, однако археологи нашли множество женских статуэток, указывающих на поклонение богиням.[465]) Однако это означает по меньшей мере, как отмечает исследователь Дайана В. Эдельман, что «человек, который желал своему сыну успехов на поприще правительственного чиновника, называл его в честь главы пантеона, Яхве»[466]. Еще до того как восторжествовали сторонники движения «только Яхве», сам Яхве был в центре внимания царя и придворных и активно участвовал во внутренних делах. Если в пантеоне и был бог, с которым мог бы связать свою участь царь, то не кто иной, как Яхве.
И не только потому, что Яхве как национальный бог бросал на царей отсвет божественной легитимности. Между сильным Яхве и могущественным правителем существовала более конкретная и тонкая связь.
ЯХВЕ НЕ ТОЛЬКО КАК НАЦИОНАЛЬНЫЙ БОГ БРОСАЛ НА ЦАРЕЙ ОТСВЕТ БОЖЕСТВЕННОЙ ЛЕГИТИМНОСТИ. МЕЖДУ СИЛЬНЫМ ЯХВЕ И МОГУЩЕСТВЕННЫМ ПРАВИТЕЛЕМ СУЩЕСТВОВАЛА БОЛЕЕ КОНКРЕТНАЯ И ТОНКАЯ СВЯЗЬ
В Древнем Израиле самыми влиятельными советниками царя были пророки[467]. Их советы исходили свыше. Если они советовали ввязаться в войну или отговаривали от нее, то вели речь не об уровне вооружения противника; они говорили о воле Яхве, замыслы которого знали не понаслышке — возможно, наблюдая сонм богов в действии. (Как один пророк, последователь Кассандры, говорит Ахаву, убеждая в честности своих намерений: «Я видел Господа, сидящего на престоле своем…»)[468] Итак, царь мог крепко держать в кулаке политику, решив, кому из пророков Яхве дать больше «эфирного времени», чем остальным. А царям несомненно было что сказать по этому вопросу, поскольку Яхве в большей или меньшей степени оставался официальным богом государства[469].
К несчастью для царей, Яхве, хотя и был бесспорным авторитетом по вопросам войны, не являлся единственным возможным источником наставлений свыше во всех вопросах политики. У других богов было свое мнение, что не преминули отметить их пророки. [В один момент в северном царстве Израиля насчитывалось «четыреста пророков Ашеры» (в Синодальном переводе — «четыреста пророков дубравных». — Прим. пер.), как мрачно отчитывается Библия.[470]] И цари, вероятно, имели на этих пророков меньше влияния, чем на пророков Яхве[471].
Если уж на то пошло, незачем даже быть пророком, то есть тем, кто имеет особый доступ к конкретному богу, чтобы направлять советы в русло политического дискурса. В древности пользовались обычным набором псевдомагических методов предсказания. Можно было даже советоваться с умершими посредством медиума. Колдовство такого рода могло соперничать за влияние с пророками Яхве; в Библии духи умерших названы древнееврейским словом, которым обозначался бог («элохим»), также применимым к Яхве[472].
Словом, сверхъестественный плюрализм был врагом царской власти. Если бы каждый пророк каждого бога провозглашал божественные повеления и каждый клан Израиля советовался с духом наиболее почитаемого предка по политическим вопросам, царю было бы трудно прислушиваться ко всем сразу. Для укрепления политической власти ему требовалось укрепить власть сверхъестественную; в списке целей сторонников движения «только Яхве» значилось «контролировать пути доступа к божественной воле», как отмечает историк и теолог Патрик Д. Миллер в своей книге «Религия Древнего Израиля»[473].
Так вышло, что то же самое враждебное к чужеземцам окружение, разжигающее нетерпимость к чужеземным богам, выступало и против соперников Яхве во внутреннем, домашнем, пантеоне. Один из самых безотказных законов политической науки — эффект «сбора под знаменем». Когда стране грозит кризис в
