нейтральный характер слова «логика» вводит в заблуждение. Религия всегда представляла собой взаимосвязь мысли и чувства. Исследуя эмоциональную текстуру теологии пленения, ее логике можно придать утонченность. И кроме того, мы наконец можем ответить на вопрос, какого рода божеством был авраамический бог в тот момент, когда он стал единственным истинным богом — Богом с большой буквы.
Второе пришествие Исайи
Ни один библейский автор не обращается к этим вопросам более непосредственно, чем пророк Исайя. Это не тот же самый Исайя, который писал о направленной против Израиля агрессии Ассирии VIII века, сидя на своем шестке в Иуде. Тот Исайя, с чем в настоящее время соглашаются исследователи, ограничен первыми тридцатью девятью главами Книги пророка Исайи. Следующие пятнадцать (если не больше) глав написаны преимущественно во время пленения, более чем столетие спустя, вероятно, в Вавилоне. Этот другой Исайя — «Второисайя», или «Девтероисайя», — наглядный пример тому, как пленение повлияло на теологию израильтян. Второисайя называет пленение «горнилом страдания» и не имеет себе равных среди библейских авторов по описанию результатов работы этого горнила[534].
В главах Второисайи нередко встречается прямая речь Яхве. Скромностью он не отличается. «Я Господь, и нет иного; нет Бога кроме Меня». «Я, Я Господь, и нет Спасителя кроме Меня». «Я первый и Я последний». «Прежде Меня не было Бога, и после Меня не будет». «Я Господь, Который сотворил все, один распростер небеса и Своею силою разостлал землю». «Я образую свет и творю тьму»[535]. И так далее. Неудивительно, что библеисты ссылаются на Второисайю как на ориентир. После векового господства пророков «только Яхве», не смевших выходить за пределы монолатрии, монотеистические декларации наконец обрели ясность и силу.
Однако в этом тексте прослеживается и второй мотив, который привлекает по меньшей мере такое же внимание исследователей, как и монотеизм. Если Яхве действительно, как утверждает Второисайя, «Бог всей земли», тогда возникает вопрос о том, какую позицию по отношению ко всей земле он занимает. И какими же будут отношения Израиля с остальным миром после того, как страдания Израиля прекратятся? Ответ, как обычно, вдохновляет. Бог обещает «возвестить народам суд». Всеобщий он не потому, что силен, а из-за своей обеспокоенности, и это распространение сочувствия наделяет Израиль важной миссией. В часто цитируемом стихе Яхве говорит: «Я сделаю Тебя светом народов, чтобы спасение Мое простерлось до концов земли»[536].
Это возвышающее толкование Второисайи популярно среди христианских и иудейских мыслителей, признающих, что с темной стороной Яхве, как мы уже убедились, можно столкнуться повсюду в Библии. Да, говорят они, Яхве выказывает некий национал-шовинизм и нетерпимость на заре своей истории, что подтверждают Книга Иисуса Навина и Второзаконие, но в конце концов он обретает зрелость, а мы — бога, озабоченного благоденствием всех людей. После многовековых конфликтов с другими народами Израиль задается целью спасти их; свыше на него возложена задача глобального просвещения. Можно сказать, что его мировоззрение совершает поворот от игры с нулевой к игре с ненулевой суммой, а народы мира переходят из категории «заклятых врагов» в категорию «потенциальных новообращенных».
В свете пленения (изгнания) такая интерпретация Второисайи имеет некий смысл. Травма способна вызвать изменения, зачастую соразмерные с травмой. Если ваша машина не подлежит ремонту потому, что вы сели за руль нетрезвым, возможно, вы поклянетесь больше в рот не брать спиртного. Но если вы сели за руль в нетрезвом виде и по этой причине погиб ваш сын, случившееся требует совсем иного уровня переориентации — возможно, вы организуете кампанию по борьбе против вождения в нетрезвом виде или даже решите, что эта кампания — ваша миссия, ваше призвание. Мыслители времен Вавилонского пленения перенесли травму, более сравнимую с потерей сына, нежели с потерей автомобиля. Им требовалась парадигма, которая и объяснила бы их страдания, и преобразила их в благо, парадигма, способная создать новую веру, наделенную в итоге искупительной силой.
И они нашли ее — по крайней мере, согласно принятому толкованию Второисайи: израильтянам, пострадавшим за свою неверность Яхве, предстояла попытка удержать другие народы мира от повторения той же ошибки. Таким образом, нравственно-универсалистский характер присущ монотеизму с самого рождения, а любая воинственность, которую он проявлял с тех пор, — отклонение, отход от нормы и отступление от замысла.
Но беспристрастное чтение текстов периода пленения приводит к менее отрадному выводу: универсализм, имевший место при рождении монотеизма, возможно, не заслуживает уточняющего определения «нравственный». Да, различные тексты времен пленения рисуют день, когда благодаря Израилю все народы вступят в контакт с богом Израиля. И опять-таки, история Ближнего Востока знает немало народов, жаждущих привести другие народы к контакту со своими богами и зачастую подразумевающих исключительно такую форму контакта, как подчинение. Признать величие национального бога — значит признать величие, то есть превосходство, народа, который ему поклоняется. Так и во Второисайе: Бог обещает, что народы, уязвлявшие Израиль и содержавшие его в рабстве веками, в конце концов получат по заслугам — будут вынуждены признать и политическое, и теологическое превосходство Израиля.
ПРИЗНАТЬ ВЕЛИЧИЕ НАЦИОНАЛЬНОГО БОГА — ЗНАЧИТ ПРИЗНАТЬ ВЕЛИЧИЕ, ТО ЕСТЬ ПРЕВОСХОДСТВО, НАРОДА, КОТОРЫЙ ЕМУ ПОКЛОНЯЕТСЯ
Например, вот что Бог Второисайи говорит израильтянам о Египтянах, Ефиоплянах и Савейцах: они «к тебе перейдут, и будут твоими; они последуют за тобою, в цепях придут, и повергнутся пред тобою, и будут умолять тебя, говоря: у тебя только Бог, и нет иного Бога»[537].
А несколькими главами далее Яхве объясняет израильтянам: «Я подниму руку Мою к народам, и выставлю знамя Мое племенам». Многообещающее в нравственном отношении начало — но оказывается, это знамя подаст народам сигнал служить израильтянам. Что касается правителей этих народов, «лицем до земли будут кланяться тебе и лизать прах ног твоих, и узнаешь, что Я Господь». И вдобавок: «Притеснителей твоих накормлю собственною плотию, и они будут упоены кровию своею, как молодым вином; и всякая плоть узнает, что Я — Господь, Спаситель твой и Искупитель Твой, Сильный Иаковлев»[538].
В этом свете монотеизм изгнаннической теологии выглядит в меньшей степени радикальным отходом от идеи нулевой суммы, помогавшей наполнять энергией монолатрию, и в большей степени — ее апофеозом. Видения грядущего господства Израиля во Второисайе соответствуют традиции «оракулов против народов», появляющейся в доизгнаннических пророческих текстах монолатрического толка. Имеющие отношение к нулевой сумме корни этих видений могут простираться гораздо дальше. Библеист Райнер Альбертц в своей книге «Израиль в изгнании» утверждает, что этот жанр в целом происходит от предсказаний оракулов, которые за несколько веков до того служили прелюдиями к войне[539].
Тем не менее Альбертц, как и многие другие толкователи теологии пленения, пытается представить явление, о котором идет речь, в наилучшем свете из возможных. Он дает оценку ряду мстительных суждений в явно изгнанническом тексте Книги пророка Иезекииля и говорит, что они «завершаются на редкость примирительной нотой: суд Яхве приведет всех соседей Израиля, кроме Едома, к познанию Яхве»[540].
Что ж, можно назвать это и «познанием Яхве», тем более что глагол «знать» действительно фигурирует в этих строках. Например, он появляется в конце «слова» в Книге пророка Иезекииля, которое Бог адресует «сынам Аммоновым»:
За то, что ты рукоплескал и топал ногою, и со всем презрением к земле Израилевой душевно радовался, — за то вот, Я простру руку Мою на тебя и отдам тебя на расхищением народам, и истреблю тебя из числа народов и изглажу тебя из числа земель; сокрушу тебя, и узнаешь, что Я — Господь[541].
Иными словами, поймешь, кто тут главный. Так же обстоит дело и с другими «на редкость примирительными нотами» в Книге пророка Иезекииля. Моав «узнает, что Я — Господь» после того, как по воле Господа будет покорен соседом в наказание за то, что не считал Израиль особенным, а говорил, что «дом Иудин, как все народы!» Здесь же участь Филистимлян и Критян: «Совершу над ними великое мщение наказаниями яростными; и узнают, что Я — Господь, когда совершу над ними Мое мщение»[542].
Согласно Книге пророка Иезекииля, подобные знания будут дарованы и Сидону, территории Иезавели:
Узнают, что Я — Господь, когда произведу суд над ним и явлю в нем святость Мою; и пошлю на него моровую язву и кровопролитие на улицы его, и падут среди него убитые мечем, пожирающим его отовсюду; и узнают, что Я — Господь[543].
«Святость», которую Яхве здесь обещает «явить», вызывает в памяти опубликованный в 1917 году труд Рудольфа Отто «Священное» (The Idea of the Holy). Отто доказывал, что в древности концепция «священного», в отличие от современной, не подразумевала нравственных свойств. (Зачастую в Библии обнаруживается, что словом «святой» или «священный» переведено с древнееврейского слово, означающее всего лишь ритуальную чистоту.) И действительно, продолжал Отто, в своей исконной форме «святость» обозначала то, что он назвал «сверхъестественным» — высшую силу, внушающую страх и трепет; «величие, пред которым благоговеют»[544].
В ДРЕВНОСТИ КОНЦЕПЦИЯ «СВЯЩЕННОГО», В ОТЛИЧИЕ ОТ СОВРЕМЕННОЙ, НЕ ПОДРАЗУМЕВАЛА НРАВСТВЕННЫХ СВОЙСТВ
Предельное отмщение
Как именно предполагалось явить силу святости? Может быть, монотеисты времен пленения представляли себе, как израильские армии когда-нибудь завоюют весь мир? В Книге пророка Иезекииля Яхве объясняет израильтянам, что «узнают народы, что Я — Господь… когда явлю на вас святость Мою пред глазами их»[545]. Милитаристское прочтение этого стиха могло иметь смысл в древности на Ближнем Востоке: бог продемонстрировал свое величие, наделив свой народ силой.
Безусловно, израильтяне долгое время пробыли объектом этой логики. Давняя гонительница Израиля, Ассирия, праздновала победу, захватывая или уничтожая чужеземных идолов и подчеркивая теологическую истину, стоящую за воинским триумфом: несовершенство чужеземных богов по сравнению с великим Ассуром. Ассирийская надпись, в которой говорится о падении некоего израильского города в VIII веке, похваляется: «…и боги, на которых они уповали, сосчитаны были как боевые трофеи».[546]
Мало того, существовал прецедент планирования и осуществления триумфального возвращения униженных жертв имперских завоеваний, наблюдавшийся и на теологическом, и на геополитическом уровне — тех самых вавилонян, в дальнейшем покоривших Израиль. В начале VII века ассирийцы опустошили Вавилон и вывезли статую Мардука из его храма. Подобно израильтянам, веком позже вавилоняне приписали эту катастрофу недовольству бога их поступками. И, как израильтяне, они пророчествовали, что в дальнейшем бог вновь проявит к ним благосклонность[547]. И действительно, теперь он поставил перед собой цель отомстить Ассирии, и его сверхъестественной ярости и могуществу предстояло проявиться на геополитическом уровне. «Великий бог Мардук обратил на меня милостивый взор, — заявляет царь Набопаласар в одном вавилонском документе. — И в отместку Аккаду… выбрал меня владеть землями и все народы в этих землях предал в мои руки»[548]. Значит, возможное завоевание вавилонянами Израиля — элемент большого плана мести, который осуществляет их бог.
