миру возник гораздо раньше, во времена Аристотеля.
Филон ловко обходится с библейским описанием антропоморфного Бога, называя его аллегорией[649]. Но если Бог не такой, как человек, тогда какой же он? Представления Филона о Боге в некотором смысле личные[650], но в них особую важность представляет то, что «никакое имя, высказывание, понятие не является достоверным»[651].
Однако с отказом от антропоморфного и склонного к частым интервенциям бога возникла одна проблема. Довольно просто заявить, что Бог не поддается человеческому пониманию и находится в ином мире, за пределами материального, назвать его непостижимым и трансцендентным. Но если так, каким же образом он поддерживает связь с этим миром? Почему повседневные события этого мира приписывают богу? И главное, каким образом обеспечивается его связь с нами? Как бог, отделенный от мира, утешает нас, дает духовную поддержку и нравственное руководство? Как сформулировал Гудинаф задачу, вставшую перед Филоном, «эта сущность должна, оставаясь независимой, каким-то образом поддерживать связь»[652].
Филон дает ответ на брошенный вызов единственным словом — «логос». Оно входило и в повседневный лексикон греков, и в список терминов греческой философии. Это существительное происходило от глагола, означавшего «говорить» и «считать», и, естественно, имело такие значения, как «речь», «высказывание», «расчет». Попав в лексикон античных философов, оно приобрело множество других значений, в том числе «смысл» и «порядок»[653]. В своем стремлении примирить трансцендентного Бога с активным и целеустремленным Богом Филон опирался на все эти и многие другие значения.
С одной стороны, Логос Филона был, по утверждению Гудинафа, «мыслительной основой вселенной» и «законом природы для всех людей и вещей»[654]. В этом отношении он был подобен тому, что современные исследователи назвали бы основными законами физики, химии и биологии, правилами, благодаря которым мир продолжает жить и осуществлять свою деятельность. Как писал Филон, Логос — это «такие Узы Вселенной, которые ничто не в силах разорвать»[655].
Однако Филонову Логосу была свойственна божественная глубина, которой недоставало законам науки. Во-первых, приводя в движение материю и людей, он двигал историю. Конечно, то же самое можно сказать и о законах науки, но если эти законы не дарованы богом, нет причин ожидать, что история, которую они двигают, приведет к конкретной цели. Логос же, напротив, согласно представлениям Филона, придавал истории направление, причем нравственное: история двигалась к добру. Движимой Логосом истории предстояло в конце концов объединить человечество, пользующееся политической свободой; Логос стремится «к тому, чтобы весь наш мир стал единым государством, процветающим благодаря лучшему устройству — демократии»[656].
В то же время Филон считал, что Логос существовал еще до человека, до земли и, если уж на то пошло, до появления материи[657]. Прежде чем создать вселенную, Бог сформулировал Логос так, как архитектор разрабатывает проект или программист — алгоритм. Задолго до начала конфликтов между современной наукой и сценарием сотворения мира за шесть дней по Книге Бытия Филон упредил эти конфликты, назвав пресловутые шесть дней аллегорическими: на самом деле они относились не к сотворению Богом земли, животных и людей, а к созданию Логоса, божественного алгоритма, который должен был привести к появлению земли, животных, людей, как только будет запущен в действие в материальном мире, то есть как только материальный мир будет создан и сможет служить ему средой[658]. Только после этого план Бога достигнет стадии осязаемого осуществления. Логос, пишет Дэвид Руниа, — это «инструмент Бога и во время сотворения, и во время управления космосом свыше»[659]. Как утверждал сам Филон, «Логос зародился в разуме Бога прежде всего сущего и проявился в связи с этим сущим»[660].
Греческие мыслители до Филона говорили о логосе, действие которого в человеке проявляется двояко: в разуме (при формировании мысли) и в речи (когда мысль направляется в материальный мир)[661]. В теологии Филона эта дихотомия рассматривалась применительно к Богу. Сначала Бог мысленно зачинал Логос. Затем, при сотворении мира, тем или иным образом являл Логос, привнося его в материю. Он обращался к вселенной при ее рождении, а теперь, посредством непрекращающегося руководства Логоса, обращается к нам. Можно выбрать другие метафоры, как сделали исследователи — Логос есть «дыхание Бога» или «поток», исходящий от Бога, или же «лицо Бога, обращенное к творению»[662], — но в любом случае Логос остается точкой контакта человечества с божественным.
Так Логос согласует трансцендентность Бога с божественным присутствием в мире. Сам Бог находится за пределами материальной вселенной, примерно как разработчик видеоигры — вне самой игры. Однако эта видеоигра, алгоритм в коробке, есть продолжение разработчика, плод его разума. Подобно этому, если Бог наполнил Логос своим духом и своими ценностями, тогда знать Логос — чувствовать божественные намерения и даже отчасти знать Бога[663]. Несмотря на пребывание Бога за пределами физической вселенной, есть, как пишет Гудинаф, «имманентное присутствие и совместное действие божественного в сотворенном мире»[664]. Можно сказать, что работа человека, в свою очередь, заключается в совместном действии с божественным, эту задачу он лучше всего выполняет, когда ощущает высшее присутствие и приданную ему цель.
Знакомство с программой
В какой-то момент путешествия по сложной Филоновой картине мира нам придется либо отказаться от аналогии с видеоигрой, либо радикально изменить ее (если вдуматься, такое сравнение Филон вряд ли одобрил бы). Каким бы трансцендентным ни был Бог, мы способны подойти к контакту с ним ближе, чем Пакман когда-либо сможет сблизиться с Тору Иватани, его создателем. Интерпретаторы Филона по-разному расценивали эту возможность сближения. Некоторые утверждали, будто бы Филон считал непосредственный контакт с Богом каким-то образом возможным, другие говорили о союзе с «божественным», который не соответствует общению с самим Богом[665].
Но о какой бы прямой связи ни шла речь, первый шаг к ее установлению — попытка понять Бога и его волю. Таким образом, расшифровка Логоса могла бы принести не только интеллектуальное, но и духовное просветление. «Логос предназначен быть проводником человеческой души в сфере божественного», — пишет Томас Тобин. И хотя совершенное знание о трансцендентном и неизъяснимом Боге невозможно, такое стремление достойно усилий, потому что чем дальше мы уходим, тем более богоподобными становимся[666]. Гудинаф говорит об этом так: «Можно действовать как сверхчеловек или быть им, так как сверхчеловек становится в какой-то мере частью себя»[667]. Главное — найти гармонию с Логосом.
Так как же узнать, о чем речь? Как расшифровать Логос? У евреев есть стартовое преимущество. Филон считал, что Бог обеспечил евреям привилегию изначального откровения. Логос, утверждал он, отражен в Торе — еврейском законе, данном Моисею. В сущности, Тора не просто отражает Логос, не просто объясняет, как следует действовать, чтобы достичь гармонии с началами, управляющими вселенной и всем сущим в ней: изложенные в Торе правила жизни и есть часть Логоса. В этом отношении Логос немного напоминает буддийское понятие дхармы: это истина, отвечающая на вопросы, как устроен мир и как нам следует жить при существующем положении вещей. Это — закон природы и закон жизни в условиях природы.
Некоторым трудно уловить этот двойной смысл, так как сегодня мы зачастую отделяем описание (научные законы) от предписания (нравственные законы). Но для многих мыслителей древности между ними существовала неразрывная связь: если основные законы природы заложены совершенным Богом, значит, мы должны вести себя в соответствии с ними, способствовать их выполнению, мы должны помогать Логосу двигать человечество в том направлении, двигаться в котором предначертано ему Богом.
В каком же направлении мы должны двигаться согласно воле Бога? К большей гармонии с другими людьми и другими народами, утверждал Филон. Тора, переданная через Моисея, была довольно подробной, но Филон считал, что ее главную идею можно выразить просто: «Вот чего хочет добиться всеми своими правилами наш самый почитаемый пророк — единодушия, добрососедских отношений, братства, взаимности чувств, чтобы дома, города, народы, страны и весь род человеческий достигли высшего счастья»[668].
В КАКОМ ЖЕ НАПРАВЛЕНИИ МЫ ДОЛЖНЫ ДВИГАТЬСЯ СОГЛАСНО ВОЛЕ БОГА? К БОЛЬШЕЙ ГАРМОНИИ С ДРУГИМИ ЛЮДЬМИ И ДРУГИМИ НАРОДАМИ, УТВЕРЖДАЛ ФИЛОН
Итак, ясно, с чего начинать: относиться к людям по-доброму, даже к тем людям, которые не принадлежат к твоему племени. Но должно же быть что-то большее в Филоновом рецепте благословенного союза с божественным. И потом, каким образом язычники должны пользоваться этим рецептом? С какой стати они должны следовать «Торе в кратком изложении» Филона, если Бог изначально явил Тору вовсе не им? Может быть, им полагалось брать евреев за образец для подражания?
Филон, конечно, одобрял подобный подход, однако он был не обязательным. Красота Логоса в том, что незачем признавать ее, веря кому-либо на слово. Посмотрите, как хорошо справлялись с этой задачей греческие философы, хотя и не имели такого преимущества, как принадлежность к еврейскому народу по рождению. «То, что знатоки самой выдающейся философии черпают в ее учениях, то евреи черпают из своих обычаев и законов, то есть познают высшую и древнейшую Первопричину всего сущего…»[669] Любой человек в мире, как во времена Филона, так и теперь, может в принципе понять, что требуется для достижения подобного согласия с Богом. Это эмпирический вопрос.
В вопросе же о том, с чего следует начинать подобные стремления тем, кто не удостоен особого откровения, Филон не настолько лаконичен и прямолинеен, как хотелось бы современному искателю связи с божественным, ограниченному во времени. Мало того, зачастую Филон весьма уклончив. Специалисты долго спорили о смысле его трудов, пытаясь разрешить их парадоксы и очертить контуры, в случае необходимости прибегая к интерполяции, чтобы заполнить пробелы. (Одни труды Филона уцелели только фрагментами, другие не сохранились вообще.)
В этом случае, в попытке разобраться со способами постижения Логоса путем наблюдений и размышлений, интерполяцию можно начать с единственного решающего факта: Филон отождествляет Логос с мудростью, зачастую пользуясь обоими терминами как взаимозаменяемыми[670]. Только что душам помогал достичь связи с божественным Логос, и тут же эту работу выполняет мудрость, унося их за пределы материального мира («мудрость, лишь с помощью которой души умоляющих способны удалиться к Предвечному»)[671].
Это отождествление Логоса с мудростью может оказаться неожиданностью для духовного искателя в момент его напряженных стараний понять Филона. Во-первых, вовлеченная в эту картину мудрость окончательно затрудняет наше понимание и без того многогранного Логоса. Во-вторых, видимый подтекст — что путь к Богу представляет собой мудрые действия — разочаровывает здравомыслием и прозаичностью. Тем не менее отождествление Логоса и мудрости — ключ к взлому Филонова шифра, к возможности увидеть, каким образом Логос может служить путем к божественному. В качестве бонуса в этом отождествлении обнаруживается нечто вроде духовной поэтичности.
Анатомия мудрости
Эта поэтичность особенно заметна, если рассматривать ее, по примеру многих читателей Филона, на фоне Священных Писаний. Отождествляя Логос с мудростью, Филон обращался к еврейским «текстам мудрости» — таким
