(?) сегодня, хотя сейчас мы наблюдаем высочайший расцвет цивилизации и культуры».(!!)
Ну, что же, это все — дело вкуса. Наш корреспондент волен иметь свое мнение, а мы — свое. Пусть он думает, что пирамиды в Гизе напоминают кротовины по сравнению с Эйфелевой башней, а парки в Кристалл-Палас умаляют висячие сады Семирамиды до некоего подобия приусадебного участка; пусть думает, если ему так нравится. Но если он и в самом деле решил объяснить нам «в чем наш век молниеносного прогресса и титанических мыслей» (прогресса, надо сказать, слегка подпорченного обвинениями наших Спердженов в адрес наших Хаксли, и наших «пай-девочек» в адрес университетских леди (отличниц университетской учебы) превосходит эпоху, так сказать, затюканных своими женами «Сократов и Будд со скрещенными ногами», то нам придется ответить ему, изложив свою точку зрения по данному вопросу.
Наш век, — утверждаем мы, — уступает в Мудрости любому другому, поскольку проповедует (и это становится изо дня в день все более
заметным) отказ от истины и справедливости, без которых Мудрость невозможна. Наша цивилизация, построенная на притворстве и обмане, напоминает, в лучшем случае, красивую зеленую травку, скрывающую под собой смертоносную трясину. Наш век культуры и поклонения материи предлагает награду и почет за все «самое-самое» под солнцем: от самого крупного ребенка а самой большой орхидеи до самого сильного борца и самой откормленной свиньи, но он совершенно не покровительствует морали; моральные добродетели не приносят ни почета, ни награды. У нас есть общества, выступающие против физически жестокого обращения с животными, но нет обществ, которые выступали бы против моральных жестокостей по отношению к человеку. Напротив, наш век поддерживает и de facto и de jure порок в самых различных его формах — от продажи виски до вынужденной проституции и воровства, инспирируемых мизерными заработками, «шейлоковскими» поборами, рентами и прочими «благами» нашей культурной эпохи. И хотя наш век провозглашен веком физической и моральной свободы, но на самом деле он является веком дичайшего морального и ментального рабства, какого еще не знала история. Рабское служение государству и людям исчезло, но на смену ему пришло рабское служение вещам и своему эгоизму — своим собственным порокам и идиотским обычаям и традициям, принятым в обществе. Быстрый прогресс, направленный на удовлетворение нужд высшего и среднего классов обрекает на все большее обнищание и голод широкие массы людей. Уравняв отчасти высший и средний классы, он тем самым сделал их еще более безразличными к сути, и еще более заботящимися о форме и внешнем облике, таким образом подталкивая современного человека ко все большему осквернению, к рабской зависимости от неодушевленных вещей. Служить этим вещам и использовать их — теперь основная, непреложная обязанность каждого «культурного» человека. Так в чем же Мудрость нынешнего века? Сказать правду и объяснить, почему мы преклоняемся перед древней мудростью, и наотрез отказываемся признавать наличие оной у современной цивилизации, можно было бы в нескольких строках. Но начнем с того, что же вообще подразумевает наш критик под словом «мудрость»? И хотя мы никогда особенно не восхищались Лактанцием ввиду его язвительных выпадов в адрес гелиоцентрической системы, мы должны признать, что этот простодушный Отец Церкви дал вполне точное определение этого термина, заявив, что «первой составляющей Мудрости является умение распознавать ложь, а второй — умение находить истину». Но если это так, то какое право имеет наш век фальсификаций, где фальшиво все — от подвергнутой ревизии Библии до сливочного масла, претендовать на какую-то «Мудрость»? Однако прежде чем скрестить копья с нашими оппонентами в этом вопросе, попытаемся сперва дать собственное определение этому термину.
Сразу оговоримся, что Мудрость — это, в лучшем случае, довольно растяжимое понятие, по крайней мере — в европейских языках. Само по себе оно не передает никакой конкретной идеи и потому нуждается в конкретизирующем его определении. В Библии, например, его еврейский эквивалент — «Чочма» (Chochmah) (в греческом варианте — София) употребляется в связи с самыми разнообразными вещами — абстрактными и конкретными. Так, «Мудрость» может обозначать и божественное вдохновение, и чисто земную хитрость; и Тайное Знание Эзотерических Учений, и слепую веру; «страх Божий» и искусство фараоновых магов. Это понятие употребляется и в связи с Христом, и в связи с колдовством, так как о колдунье Седекле (Sedecia) тоже говорят как о «мудрой женщине из Эн-Дора». Начиная с самых ранних веков Христианства, т.е. со времен св. Иакова (III, 13-17), и вплоть до самого последнего кальвинистского проповедника, который видит в существовании ада и вечного проклятия подтверждение «Божественной мудрости», этот термин употреблялся в самых различных значениях. Однако св. Иаков учил, что мудрость бывает двух видов, и мы целиком и полностью разделяем это учение. Он проводит четкую разграничительную линию между божественной или поэтической «Софией» (Мудростью свыше) и земной, психической, дьявольской мудростью — Софией (iii,15). Для истинного теософа нет никакой иной мудрости, кроме первой. И если бы такой теософ смог подсказать тогда Павлу, что эта мудрость доступна только
«совершенным», т.е. посвященным в ее тайны, или, по крайней мере, знакомым с азбукой священных наук! Но как бы ни была велика его ошибка, и какой бы ни была преждевременной его попытка посеять семена истины и вечного знания на невозделанной почве, все же его намерения были добрыми, а мотивы — лишенными эгоизма; потому он и был побит камнями. Ведь если бы он проповедовал какую-нибудь блажь собственного сочинения или же делал бы это ради личной выгоды, разве стал бы кто-то изгонять его и преследовать, когда вокруг плодились сотни разных лживых сект и безумных «обществ», чуть ли не ежедневно устраивавших свои «сборища»? Но он отличался от всех остальных. Хотя и осторожно, но он все же говорил не о «мудрости мира сего», но об истине, или о «скрытой мудрости … которой никто из Князей Мира сего не познал» (Первое Послание Коринфянам, II), и тем более не могут знать архонты нашей современной науки. Что же касается «психической» мудрости, которую Иаков определил как земную и дьявольскую, то она существовала во все века, со времен Пифагора и Платона, когда на одного philosophus приходилось девять sophistae, и до наших дней. Эту мудрость наш век приветствует, и, надо признать, может с полным правом претендовать на обладание ею. Более того, для того, чтобы примерить новую одежду, не требуется много времени и сил; а толпа никогда не отказывалась вырядиться в павлиньи перья, если ей предоставлялась такая возможность.
Однако настало время подвергнуть используемые нами термины анализу, и начнем мы со слов из книги Иова, которая представляет собой глубокомысленную аллегорию кармического очищения и посвятительных обрядов: «Но где истинная премудрость обретается? и где место разума?» И ответим его же словами: «В старцах мудрость, и в долголетии разум». (Иов, xxviii, 12, и xii,12).
Здесь нам следует еще раз остановиться на этом сомнительном термине, на сей раз снабженным эпитетом «древний», который также нуждается в объяснении. Ортодоксальные церкви дают этому определению, вложенному в уста Иова одно истолкование; каббалисты — совершенно иное; а Гнозис Оккультистов и теософов придает ему свое собственное значение, то самое, которое он имел в оригинальной «Книге Иова» — до-Моисеевом сочинении, признанном трактате о Посвящении. Так, каббалисты связывают определение «древний» с проявленным СЛОВОМ или ЛОГОСОМ (Дабар) вечно скрытого и непознаваемого божества. Даниил, описывая одно из своих видений, тоже употребляет этот термин, говоря о Яхве — двуполом Адам-Кадмоне. Служители церкви связывают его с антропоморфным Иеговой — «Господом Богом», как звучит его имя в переводе Библии. Восточные Оккультисты используют этот мистический термин, только говоря о перерождающемся Высшем Эго. Поскольку божественная Мудрость рассеяна по всей безграничной Вселенной; а свет атмы может пребывать только в нашей ВЫСШЕЙ СУЩНОСТИ, которая является составной частью Вселенной, ¬вечной и, в то же время, индивидуальной. Т.е. речь здесь идет об интеллектуальном Принципе, о проявлении Бога внутри каждого разумного существа, или о нашем Высшем Манасе в его соединении с Буддхи. Именно этот совокупный свет и есть «Мудрость, нисходящая свыше», и когда он нисходит на личностное эго, последнее становится «чистым, умиротворенным, кротким». Отсюда и утверждение Иова, что «мудрость — в старцах», т.е. — с Буддхи-Манасом. Ведь только Божественное Духовное Я — вечно, и продолжает оставаться самим собой, переходя от рождения к рождению; в то время как те «личности», в которых оно поочередно пребывает — мимолетны, и меняются как калейдоскоп картинок в волшебном фонаре. Именно это Духовное Я как раз и является тем «Древним», поскольку как его не назови: София, Кришна, Буддхи-Манас или Христос, — оно по-прежнему будет оставаться первенцем Алайя-Махат’а, Вселенской Души и Разума Вселенной. Следовательно, эзотерически слова Иова должны звучать так: «В старцах (Высшем Эго человека) — мудрость, и в долголетии — (во множестве его перерождений) разум». Никто из людей не в силах постичь истинную и окончательную Мудрость в течение одной жизни; и каждое новое рождение — все равно, рождаемся ли мы для радостей, или для страданий — это еще один урок, который дает нам строгий, но всегда справедливый учитель — КАРМИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ.
Однако люди — по крайней мере на Западе — ничего об этом не знают и ничему не хотят учиться. Для них любое проявление Божественного Эго, подлинного субъекта перерождений — не более чем «языческая глупость». Западный мир отвергает эти истины, и признает только своих собственных, доморощенных мудрецов, созданных по своему образу и подобию, и воспитанных на его собственных христианских учениях. Единственная мудрость, которую он признает и практикует — это психическая, «земная и дьявольская» мудрость, о которой говорил Иаков. А значение истинной Мудрости в силу этого умаляется и искажается. Всю «земную» мудрость, существующую на нашей грешной земле, можно разделить, несмотря на обилие ее вариантов, на две основные категории — реальную и кажущуюся. Достаточно бросить на этот суетный и развращенный мир всего лишь поверхностный взгляд, чтобы разглядеть огромную пропасть, разделяющую эти две категории мудрости; однако лишь немногие люди желают видеть ее! И причина тому вполне естественна. Человеческий эгоизм настолько силен, что там, где хотя бы слегка затрагиваются его личностные интересы, человек становится слеп и глух по отношению к истине, делая это либо сознательно, либо бессознательно. Плюс к этому, далеко не все люди способны так быстро, как хотелось бы, отличить истинного мудреца от человека, который только кажется мудрым. И происходит это потому, что последний часто очень умело раздувает значимость своей собственной личности. Итак, о «мудрости» мира профанов мы, пожалуй, сказали уже достаточно.
Что же касается тех,
