кто постигает мистическое знание, то с ними дела обстоят еще хуже. С тех пор, когда истинный мудрец считал своим первым долгом спрятать свое знание, считая его слишком священным для того, чтобы даже упоминать о нем перед hoi police, многое изменилось, и изменилось довольно странным образом. Средневековый Розенкрейцер ¬подлинный философ — памятуя о Сократе, повторял изо дня в день, что он знает только то, что ничего не знает; а его современный самозванный последователь заявляет теперь и в прессе, и во время публичных выступлений, что нет и не было в Природе и ее Оккультных законах ничего такого, о чем бы он не имел понятия. А ведь было время, когда приобретение Божественной мудрости (Sapientia) требовало принесения в жертву всей человеческой жизни и постоянной преданности. И многое зависело от таких вещей, как чистота помыслов претендента, его бесстрашие и независимость духа; но теперь для получения патента на звание мудреца и адепта требуется только наглость и бесстыдство. Сертификат на обладание божественной мудростью выписывается ныне самозванному «Adeptus» большинством голосов, отданных профанами и наивными простаками, и стая сорок, которую согнали с крыши Храма Науки, теперь разносит весть об этом по всем городам и весям. Попробуйте-ка сейчас публично заявить, что человек, искренне и серьезно интересующийся жизнью и ее феноменами, мыслящий исследователь природы, хотя и может постичь ее тайны, и стать вследствие этого «мудрецом» (в земном смысле этого слова), все равно не будет знать ничего о тайнах более высокого уровня, недоступных ни одному материалисту. Скажите так, и вас тут же осмеют. А если вы еще добавите, что Мудрость свыше нисходит только на тех, кто оставил на пороге Оккультного весь свой эгоизм, вплоть до последнего атома, и это условие sine qua поп^3, вас тут же сочтут потенциальным пациентом врача-психиатра. А ведь это древний, очень древний трюизм. Природа раскрывает свои наиболее сокровенные секреты и дает истинную мудрость только тому, кто ищет истину ради самой истины, и кто жаждет знания для того, чтобы заставить его служить людям, а не собственной малозначительной персоне. И как раз по причине стремления практически каждого претендента на звание мага и адепта к личной выгоде и нежелания большинства постигать столь тяжкую науку, не имея надежды получить за это хоть что-нибудь для себя самого, племя настоящих, мудрых оккультистов становилось из века в век все более редким и малочисленным. Но зато многие предпочитают блуждающий огонек преходящей славы яркому и все более усиливающемуся свету вечного, божественного Знания, и только потому, что последний нельзя приобретать исключительно для себя одного.
Ту же самую картину мы наблюдаем и в мире материалистической науки: ничтожное меньшинство действительно образованных людей, и полчища толстокожих ученых, которые требуют однако же, чтобы их считали Архимедами и Ньютонами. То, что творится в верхах, в точности повторяется и в низах. Учеников, которые учатся ради постижения истины и провозглашают оную, какой бы горькой она не была, лишь из любви к ней, а не ради вещей славы предмета своего увлечения и своей собственной, можно пересчитать по пальцем; в то время, как имя тех, кто всего лишь притворяется — легион. Похоже, что сейчас образованность оценивается под воздействием какого-то гипнотического внушения, а не по действительным заслугам. Массы трепещут перед теми, кто сумел навязать себя им: отсюда и та плеяда людей, признанных корифеями науки, искусства и литературы, популярность которых (по крайней мере — большинства из них) приобретена за счет их собственной самоуверенности и амбициозности. Однако какой же на самом деле процент из них действительно заслуживает права называться «мудрым», пусть даже просто земной мудростью? Многие ли так называемые «авторитеты» и «лидеры» на самом деле стоят значительно выше тех, о ком было сказано — «слепые поводыри таких же, как они, слепцов»? То, что ни учителя наши, ни проповедники не обладают Мудростью свыше, — не вызывает сомнений. Это доказывается даже не теми ошибками, которые они допускают в своих учениях и своей личной жизни, ибо «человеку свойственно ошибаться», но тем неопровержимым фактом, что Мудрость и Истина — это слова-синонимы, и то, что является пагубным и ложным, никак не может быть мудрым. Следовательно, если правда то, что практическое применение Нагорной Проповеди обратит всю страну в руины менее чем за три недели (как говорил один хорошо известный представитель англиканский церкви); и если не менее истинно то, что «последняя книга м-ра А.Р. Уоллеса — это похоронный звон по дарвинизму»^4 (как сказал один критик, специализирующийся на научной литературе), то нам остаются только два пути, между которыми мы можем выбирать. Мы можем либо слепо принять на веру и Теологию, и Науку; либо объявить и ту, и другую ложными и не заслуживающими доверия. Есть, однако же, и третий путь: притвориться, что мы верим одинаково и в то, и в другое, и помалкивать — многие именно так и поступают; но это будет грех против Теософии и потакание общественным предрассудкам, и потому этот вариант для нас неприемлем. Более того, мы открыто, несмотря ни на что, заявляем, что ни тот, ни другой — ни теолог, ни ученый — не имеют права утверждать, что проповедуемое первым есть божественное вдохновение, а проповедуемое вторым — точная наука; поскольку первый насаждает то, что сам он, по своему собственному признанию, считает губительным для человека и для государства (напомним, что это — этика Христа); а второй — в лице известного натуралиста м-ра А.Р. Уоллеса, как показал нам м-р С. Батлер, учит дарвиновской эволюции, в которую сам уже не верит, и более того, которая являет собою схему, никогда не существовавшую в природе, если верить оппонентам дарвинизма.
И все-таки, если вдруг кто-то рискнет объявить признанные в мире авторитеты «немудрыми» и «ложными», либо назвать проводимую ими политику бесчестной, ему тут же заткнут рот. Сомневаться в глубокой мудрости религии покойного кардинала Ньюмена, или же англиканской церкви, или, опять-таки, наших великих современных ученых — значит грешить и против Святого Духа и против Культуры. Горе тому, кто отказывается разделять вместе с остальным Миром Его «Выбор». Каждый должен поклониться либо одному, либо другому, несмотря на то, что если один из них — прав, то другой, следовательно, заблуждается; и если ни епископ, ни ученый не обладают «мудростью свыше», что в настоящее время уже стало очевидным, значит их «мудрость», в лучшем случае», ¬»земная, психическая, дьявольская».
Мы однако хотели бы обратить внимание читателя на то, что во всем вышесказанном отсутствует какой-либо оттенок неуважения к истинному Учению Христа и к истинной науке; мы также не осуждаем никого лично, но только систему, сложившуюся в нашем цивилизованном мире. Превыше
всего мы ценим свободу мышления как единственный путь достижения той Мудрости, которой должен быть вооружен каждый теософ; эту свободу мы признаем как для своих друзей, так и для своих недругов. Все, за что мы ратуем, это — Мудрость, в нашем понимании этого слова. Сейчас же мы обвиняем, хотя и с глубокой скорбью в душе, «мудрецов» нашего столетия за проводимую ими политику, направленную лишь на то, чтобы удержаться на вершине своей «авторитетности», поскольку, действуй они иначе, они неизбежно потеряли бы свой престиж в массах, и были бы немедленно отвергнуты своими коллегами. Дух коллективизма настолько силен и имеет такие глубокие корни, что всякое отступление на свой, самостоятельно избранный путь расценивается им как предательство. Таким образом, ради достижения авторитета в своей области, ученый должен отвергать nolens volens все метафизическое, а теолог — демонстрировать презрение ко всем материалистическим учениям. Все это — мирская суета, продиктованная сиюминутной практичностью, но это не может быть ни Мудростью Иова, ни Мудростью Иакова.
Но не покажутся ли все эти материи чересчур высокими, ведь опыт, приобретаемый в течение одной жизни, диктует нам стремление к приобретению «авторитета» и скорейшему достижению признания в нашем мире? Надо лишь проявить безусловную преданность интересам одной из партий, и предложить себя в качестве палача тех людей и явлений, которые не пользуются всеобщим признанием и популярностью. Знайте, что великая тайна власти кроется в искусстве угождать общераспространенным предрассудкам, симпатиям и антипатиям мира сего. Следуя этому главному правилу, человек начинает притягивать к себе образованных и не слишком образованных последователей — всех тех, кто старается неукоснительно следовать в русле общественного мнения. Так достигается совершенная гармония одновременного действия. И в то время, как более культурные, как правило, просто стараются укрыться за интеллектуальными бастионами, возведенными общепринятыми авторитетами от науки, и затем — jurare in verba magistri», менее культурные превращаются в послушные механические передатчики воли вышестоящих лиц и заученно повторяют, подобно хорошо выдрессированным попугаям, речения своих непосредственных авторитетов. Похоже, что наставлению м-ра А. Ворда ¬незабвенной памяти «шоумена» — «Почеши мне спинку, г-н Редактор, и я почешу твою» — суждено стать бессмертным афоризмом. Каждая «восходящая звезда» — будь то теолог, политик, писатель, ученый или журналист ¬должна начинать, с почесывания спинки общественному вкусу и предрассудкам — с этого гипнотического метода — такого же древнего, как и само человеческое тщеславие. Вскоре загипнотизированные толпы начинают миролюбиво мурлыкать — они уже готовы к «внушению». Теперь им можно внушить все, что вашей душе угодно; они начнут отвечать на ваши ласковые приемы, благодушно урча уже в унисон вашему собственному голосу и следуя, в свою очередь, вашему вкусу, будь вы теолог или политик, писатель, ученый или журналист. Вот и весь нехитрый секрет превращения в «авторитет», в «общественного лидера»; это и есть секрет нашей сиюминутной мудрости.
В этом же заключается и «секрет», и подлинная причина непопулярности «Люцифера» и того остракизма, которому подвергает наша современная публика Теософское Общество, поскольку ни «Люцифер», ни Общество, рупором которого он является, никогда не следовали золотому правилу м-ра А. Ворда. Ни один теософ не согласится стать фетишем, проповедующим какое-либо модное учение, и ни за что не станет рабом «сухой теории», из которой уже давным давно улетучился ее дух.
Он никогда не будет льстить никому и ничему и, конечно же, не станет притворяться, что верит в то, во что на самом деле верить не желает и не может. И потому там, где все прочие видят «красоту и изящества современной культуры», теософ видит лишь моральное уродство и клоунские ужимки так называемых корифеев культуры. Для него наиболее точной зарисовкой с современного светского общества является описание нравов папского двора, данное Сиднеем Смитом: «Пост и лицемерие, молитвы и увертки, поклонение правому и преклонение перед левым, и огромное количество мужских (и особенно
