собираться у себя в приемной в ожидании своей очереди занять место пациента у чудесного baquet6, нашлись люди, которые решили, что пришло время «докопаться до истины». Они сложили свои доводы к ногам короля и король приказал Академии исследовать этот феномен. И тогда, пробудившись от своей хронической дремоты «Бессмертные» назначили специальную исследовательскую комиссию (в состав которой входил и Бенджамин Франклин), контроль за которой поручили нескольким самым старым, самым мудрым и самым лысым из числа своих «Infants». Это было в 1784 году. О том, что за доклад подготовила эта комиссия и каково было окончательное решение Академии, известно всем. Вся эта история выглядит сейчас как генеральная репетиция пьесы, один из актов которой был сыгран «Диалектическим Обществом» Лондона и некоторыми величайшими английскими учеными примерно 80 лет спустя.

И хотя д-р Жюссье — академик высочайшего ранга — выступил с альтернативным докладом, а придворный врач Д’Эслон, лично наблюдавший многие, наиболее поразительные феномены, настаивал на более скрупулезном изучении Медицинским Факультетом терапевтических свойств магнитного потока, усилия их пропали зря. Академия отказалась поверить самым известным своим ученым. Даже сэр Б. Франклин, так хорошо разбиравшийся в космическом электричестве, отказался признать его источник, его исходную форму, и наряду с Бейли, Лавуазье, Магенди и другими, объявил месмеризм заблуждением. И даже повторное исследование этого феномена, проведенное на сей раз в 1825 году, привело к точно такому же результату. Новый отчет также носил разгромный характер8.

Даже теперь, когда экспериментальным путем было доказано, что «месмеризм» или животный магнетизм (ныне известный как гипнотизм ¬поистине, печальные останки Дыхания Кибелы!) — это реально существующий факт, большинство ученых продолжают отрицать его существование. И хотя в огромном море психо-магнетических феноменов гипнотизм — мелкая рыбешка, и то он кажется невозможным, слишком невероятным и таинственным всем нашим дарвинистам и геккельянцам. Таким образом, требуется незаурядная сила духа, чтобы выдержать неодобрение коллег, недоверие публики и хихиканье дураков. «Тайна и шарлатанство идут рука об руку», — говорят они. «Самоуважение и профессиональная честь, — отмечает Магенди в своей «Physiologic Humaine»9, — требуют, чтобы хорошо осведомленный врач всегда помнил с какой легкостью таинственность обычно переходит в шарлатанство». Но, к сожалению, «хорошо осведомленный врач» при этом часто забывает о том, что физиология — не в пример другим наукам — являет собой одну сплошную, буквально от А до Я, глубокую и необъяснимую тайну, и потому, спрашивается, не следует ли ему отбросить целиком всю биологию и физиологию как проявления величайшего шарлатанства в современной Науке. И все же, несмотря на это, хоть и незначительная, но благожелательно настроенная часть наших докторов продолжает проводить самое серьезное исследование гипнотизма. Но даже и они, будучи вынужденными признать реальность этого феномена, продолжают настаивать на том, что в основе его лежат чисто материальные, физические силы и не более того, отвергая их полноправное наименование — «животный магнетизм». Но как писал недавно в «Daily Graphic»» преподобный д-р Хауэйс (о нем будет сказано чуть ниже): «Феномены Шарко, следовательно, во многом идентичны месмерическим феноменам, так что гипнотизм следует считать, скорее, разновидностью месмеризма, чем каким-то особым явлением. Как бы то ни было, феномены Месмера, теперь, в основном, уже признанные, ранее тоже категорически отрицались». Отрицаются они и поныне.

Но отмахиваясь от месмеризма, они при этом ратуют за гипнотизм, несмотря на то, что уже совершенно точно установлено, что у этой науки

есть и свои опасные стороны. Французские практики, которые продвинулись в ней немного дальше английских, ныне утверждают, что между этими двумя состояниями — месмеризмом (или магнетизмом, как они его называют, вопреки всему) и гипнотизмом «лежит огромная пропасть». Первое приносит пользу, второе — вред, что, впрочем, вполне логично; следовательно, согласно как Оккультизму, так и современной психологии, гипнотическое состояние достигается вытяжкой нервного флюида из капиллярных нервов, являющихся как бы нашими стражами, следящими за тем, чтобы двери наших чувств всегда были открытыми. В состоянии гипноза они как бы анестезируются, и двери оказываются закрытыми. А.Г.Симонин в своей замечательной работе «Решение проблемы гипнотического внушения»11 раскрыл много весьма полезных истин^12. Так, он указывает на то, что «в магнетизме (месмеризме) у субъекта наблюдается значительный рост моральных качеств»; что его мысли и чувства «становятся более возвышенными, а чувствительность приобретает необычайную остроту»; в гипнотизме же — наоборот, «субъект превращается в типичное зеркало». Подлинным движителем при любом из этих действий гипнотизера является внушение: и если, в конце концов, все же «достигается замечательный с виду результат, то это — заслуга гипнотизера, но не субъекта». И опять-таки … «в гипнотизме наибольшего развития достигает инстинкт, т.е. животная природа; и чем далее, тем более мы убеждаемся в том, что известный афоризм «крайности сходятся» лучше всего проявляется именно на примере магнетизма и гипнотизма». И точно так же справедливо будут звучать эти слова в отношении субъектов, подвергающихся месмеризации и гипнозу». В первом случае его идеальная природа, его моральное «я» — отражение его божественной природы — возносится на максимальную высоту, и субъект становится почти небесным существом (ип ange13). Во втором ¬развиваются его инстинкты, причем, в весьма неожиданном направлении. Загипнотизированный низводится до уровня животного. С физиологической точки зрения, магнетизм (месмеризм) является успокаивающей и исцеляющей силой, а гипнотизм (сам по себе являющийся следствием несбалансированного состояния) — силой наиболее опасной».

Таким образом, недоброжелательный Отчет, составленный Бейли в конце прошлого века, продолжает пагубно сказываться и ныне; однако и его появление тоже было предопределено Кармой. Основной его целью была ликвидация заразы «месмеризма»; однако в то же время он нанес смертельный удар по вере общественности в научные заявления науки. И сейчас Non-Possumus^14 из Королевских колледжей и Академий котируются на рынке человеческих мнений так же низко, как и Non-Possumus, исходящее из Ватикана. Те дни, когда люди прислушивались к авторитетам — все равно, земным или небесным — стремительно уходят в прошлое; и на горизонте будущего уже начинают вырисовываться очертания того высшего, окончательного и единственного суда, который будет признавать человечество — Суда Фактов и Истины.

Кстати сказать, в наше время даже многие либерально мыслящие церковники и известные проповедники безоговорочно подчиняются этому Суду. Роли меняются, и сейчас зачастую именно те, кто в течение столетий с пеной у рта доказывали реальность существования Дьявола и его прямое участие в психических феноменах, начинают публично критиковать науку. Замечательным примером этого является вышеупомянутое письмо преподобного м-ра Хауэйса в «Daily Graphic». Похоже, что этого образованного проповедника также возмущает необъективность нынешних ученых, подавляющих истину, и неблагодарных по отношению к своим предшественникам — ученым древности. Его письмо настолько интересно, что некоторые избранные места должны быть увековечены на страницах нашего журнала. Так, например, он спрашивает:

«Почему бы нашим ученым мужам не сказать: «Мы заблуждались относительно месмеризма; практика подтвердила его истинность»? Не потому, что они люди науки, но просто потому, что они люди. Разумеется, говорить — «Я был неправ» после столь рьяного насаждения догм от имени Науки — унизительно. Но разве менее унизительно чувствовать себя разоблаченным; и разве не менее унизительным будет,

если человек, столько времени барахтавшийся в неумолимых сетях, сплетенных из все более наслаивавшихся друг на друга фактов, вдруг перестанет сопротивляться и признает эти ненавистные сети «своим новым домом», в котором он был бы не прочь обосноваться? А, насколько я понимаю, именно этим занимаются сейчас и мсье Шарко, и его французские коллеги-гипнотисты, и их почитатели из числа английских медиков. Начиная с момента смерти Месмера в 1815 году (а ему было тогда 80 лет), французская и английская «профессура» (за редкими, достойными уважения, исключениями) высмеивала и отвергала практические опыты и теории Месмера; а сейчас -в 1890 году — ученые вдруг начали в массовом порядке признавать их, правда, стирая, где это только возможно, само имя Месмера, таким образом, попросту обворовывая его, давая открытым им феноменам свои собственные названия — «гипнотизм», «внушение», «терапевтический магнетизм», «психопатический массаж» и т.п. Но «Что значит имя?»

Меня более интересует суть вещей, а не их названия; я лишь хочу воздать должное первопроходцам мысли, отвергаемым, гонимым и распинаемым ортодоксами во все времена. И, как мне кажется, самое малое, что могли бы сделать ученые для таких людей, как Месмер, Дю Потэ, Пюисегюр или Майо и Эллиотсон, ныне уже ушедших, — это «поставить им достойные памятники».

К сему м-р Хауэйс мог бы добавить, что дилетанты, именующие себя учеными-гипнотистами, своими собственными руками возводят надгробные памятники над интеллектом многих и многих, порабощая и парализуя волю своих «субъектов», они превращают бессмертного человека в бездушный и безответственный автомат; они подвергают души людей вивисекции, и делают это так же хладнокровно, как подвергают они вивисекции тела кроликов и собак. Одним словом, они быстро превращаются в «колдунов» и одновременно превращают науку в обширное поле деятельности для черной магии. Преподобный автор однако же готов простить этих преступников; он отмечает, что, признавая «различия» (между месмеризмом и гипнотизмом), он, тем не менее, «не присоединяется ни к той, ни к другой теории»; и добавляет:

«Меня интересуют только факты; и что мне более всего хотелось бы знать, так это — почему все эти неординарные состояния и способы излечения провозглашаются на весь мир достижениями современности, и почему «профессура» упорно продолжает высмеивать своих предшественников и игнорировать их, тогда как у нее самой нет пока ни теории, которая удовлетворила бы всех, ни фактов, которые можно было бы назвать новыми. А ведь мы, по сути дела, опять начинаем разрабатывать давно заброшенные рудники и шахты древних; и этот процесс повторного открытия оккультных наук сопровождается постепенным вырождением скульптуры и изобразительного искусства в современной Европе. Вот история оккультных наук, изложенная в нескольких словах: 1. однажды открыты;

2. утрачены;

3. вновь открыты;

4. отвергнуты;

5. вновь признаны, и постепенно возвращаются на должную высоту, но под новыми названиями.

Подтверждений тому хоть отбавляй. Здесь будет достаточно упомянуть о том, что Диодор Сицилийский утверждал, что египетские жрецы за много столетий до Христа использовали ясновидение в терапевтических целях, приписывая его Изиде. Страбон приписывает то же самое Серапису, а Гален упоминает храм недалеко от Мемфиса, знаменитый своими гипнотическими исцелениями. Пифагор, заслуживший доверие у египетских жрецов, только об этом и говорит. Аристофан в своем «Plutus» описывает

процесс месмерического исцеления даже с некоторыми подробностями ¬»сперва он приподнял руками голову» и т.д. Целиус Аврелиан описывает манипуляции над больными (1569), как «проведение руками по направлению от основных частей тела к второстепенным»; к тому же есть древняя латинская пословица — Ubi dolor ibi digitus, «Где боль, там и палец». К сожалению, у меня нет возможности подробно рассказать о Парацельсе (1462)'»