скоро Жизненный Принцип есть и будет для интеллектуалов нашей цивилизованной расы вечной загадкой физического плана, те, кто занимается ею, неотвратимо будут признаны либо дураками, либо шарлатанами.

Dixit. И все-таки мы можем повторить вслед за французским проповедником: «Тайна – это гибель для науки». Официальная наука со всех сторон окружена стеною неприступных, непроницаемых тайн. А почему? Да потому, что физическая наука сама себя приговорила бегать все время на одном и том же месте, подобно белке в колесе, а колесо – это материя, ограниченная нашими пятью чувствами. И хотя наука абсолютно ничего не знает ни о происхождении материи, ни даже о механизме образования простой клетки и вообще ничего не может толком объяснить, все равно она упорно продолжает считать жизнь, материю и так далее тем, чем они на самом деле не являются. Сразу же вспоминаются слова отца Феликса, адресованные французским академикам пятьдесят лет тому назад, и с тех пор практически вошедшие в поговорку. «Джентльмены, – сказал он, – вы упрекаете нас в том, что наши учения состоят сплошь из загадок. Но какую бы науку вы ни создали, долетев на мощных крыльях ее умопостроений… до самых ее истоков, вы лицом к лицу столкнетесь с неведомым!»*

Но теперь для того чтобы раз и навсегда покончить с этим спорным вопросом, мы намерены доказать, что современная наука благодаря главным образом физиологии и сама уже стоит на пороге открытия универсального характера сознания, и «мечты» Эдисона, таким образом, скоро станут явью. Но перед этим мы хотели бы сперва показать, что, хотя эта вера затянула уже многих людей науки, немногие из них отваживаются открыто в этом признаться, как это сделал, например, покойный д-р Пирогов из Санкт-Петербурга в своих посмертных «Мемуарах»*. Эта публикация великого хирурга и патологоанатома, без сомнения, вызвала настоящий рев возмущения в стане его коллег. А как же иначе? Общественность немедленно пожелала узнать: как он, профессор Пирогов, которого она считала чуть ли не образцом европейской образованности, как он мог верить в эти предрассудки полупомешанных алхимиков?! Он, человек, который, по словам его современника,

…был само воплощение точной науки и точных методов мышления; человек, который разрезал за свою жизнь сотни и тысячи человеческих органов и ориентировался во всех секретах хирургии и анатомии так же хорошо, как мы сами ориентируемся в знакомой обстановке собственной комнаты; ученый, для которого в физиологии не было тайн и к которому более чем к кому бы то ни было из людей Вольтер был бы вправе обратиться со своим ироническим вопросом: не нашел ли он там где-нибудь между мочевым пузырем и слепой кишкой бессмертную душу? – и этот самый Пирогов, как выяснилось после его смерти, посвятил целые главы своего литературного завещания своим научным аргументам… [«Новое Время», 1877.]

– в пользу чего? Оказывается, в пользу существования в каждом организме особой «жизненной силы», не зависящей ни от каких физических или химических процессов. Подобно Либиху*, он признавал поруганную и подзапретную идею однородности природы – Жизненный Принцип, ту самую гонимую, злосчастную телеологию*, или науку о первопричине вещей, которая, если верить имперским и королевским академиям, является столь же философичной, сколь и ненаучной. Однако же его смертный грех в глазах догматической современной науки заключался в следующем: великий анатом и хирург имел дерзость заявить в своих «Мемуарах» следующее:

У нас нет причин не допускать возможность существования организмов, наделенных такими качествами, которые бы позволяли видеть в них непосредственное воплощение Вселенского Разума, совершенство, недоступное нашему (человеческому) разуму… Поскольку у нас нет никакого права утверждать, что человек есть наивысшее выражение божественной творческой мысли.

Такова основная суть ереси человека, принадлежавшего к числу самых талантливых специалистов нашего столетия в области точных наук. Его «Мемуары» ясно указывают на то, что он не только верил во Вселенское Божество, божественное Творение (или герметическое «Божественное мышление») и Жизненный Принцип, но и изучал все это и пытался научно объяснить. Так, он настаивает на том, что Вселенскому Разуму не нужен физико-химический или механический мозг как особый передающий орган. Эту свою мысль он подкрепляет следующими наводящими на размышление словами:

Наше мышление со всей необходимостью должно признать существование бесконечного и вечного Разума, который управляет океаном жизни… Мышление, в том числе и творческое, в полном соответствии с законами единства и причинности, достаточно зримо проявляется в жизни вселенной и без помощи мозговой массы… Направляя различные силы и элементы на формирование организмов, этот организующий жизненный принцип становится самоощущающим, самоосознающим, рациональным, или индивидуальным. Вещество, направляемое этим жизненным принципом, организуется в соответствии с его генеральной линией, образуя определенные типы…

Он объясняет эту свою веру тем, что, по его собственному признанию, за всю свою наполненную учебой, наблюдениями и экспериментированием жизнь он так и не смог

…убедиться в том, что наш мозг – это единственно возможный во всей вселенной орган мышления; что, кроме этого органа, абсолютно все в этом мире – безусловно и бесчувственно и что только человеческое мышление привносит во вселенную смысл, разумную гармонию и целостность.

А по поводу материализма Молешотта он добавляет:

Сколько бы я ни съел рыбы и гороха, я все равно никогда не соглашусь отдать свое Эго в рабство продукту, случайно выделенному из мочи современными алхимиками. И если, согласно нашей концепции Вселенной, нам предопределено впадать в иллюзию, то моя «иллюзия» выгодно отличается от других по крайней мере тем, что она весьма утешает. Так как она рисует передо мною образ разумной Вселенной и действие сил в ней, подчиняющееся гармонии и разуму; и мое собственное «я» при этом представляет собой уже не продукт взаимодействия химических и гистологических элементов, но воплощение всеобщего, Вселенского Разума. Я чувствую, что последний действует в соответствии со своей волей и сознанием, следуя тем же самым законам, которые управляют и моим разумом, однако он не скован теми ограничениями, которые окружают сознательную человеческую индивидуальность.

Поскольку, как говорил все тот же великий и философски мыслящий человек науки:

Безграничность и вечность – это не только категории нашего разума и мышления, но и реальный, хоть и потрясающий по своим масштабам факт. То, что является всего лишь нашим этическим, или моральным, принципом, не могло бы служить основанием вечной и всеобъемлющей истины!

Вышеприведенные избранные выдержки, представляющие исповедь человека, который всю свою долгую жизнь был звездой первой величины в области анатомии и хирургии, свидетельствуют о том, что он был буквально пропитан философией аргументированного научного мистицизма. Читая «Мемуары» этого прославленного ученого, мы с гордостью отмечаем, что он практически полностью разделяет основополагающие учения и утверждения теософии.

Заполучив в ряды мистиков такой исключительный научный ум, мы можем себе позволить воспринимать идиотские ухмылки, пошлую сатиру и язвительные выпады в адрес нашей великой Философии со стороны некоторых европейских и американских «вольнодумцев» почти как комплименты. Еще не раз мы услышим их голоса, подобные испуганному, визгливому крику совы, спешащей укрыться в своем темном гнезде от света восходящего утреннего солнца.

Сам прогресс физиологии, как мы уже говорили, служит верным признаком того, что свет дня, когда всеобщее признание существования растворенного во вселенной разума станет совершившимся фактом, уже не за горами. Это лишь вопрос времени.

Несмотря на хвастливые заявления физиологии о том, что ее целью является исключительно определение всех жизненных функций для того, чтобы представить их в виде упорядоченной системы и показать их взаимосвязь и связь с физическими и химическими законами (а следовательно, в исходной своей форме – с законами механики), у нас есть опасение, что рассуждение некоторых лучших наших современных физиологов идут вразрез с этой официально провозглашенной целью. И хотя немногие из них отваживаются открыто, как профессор Пирогов, вернуться к «разоблаченной ереси» витализма и беспощадно гонимому жизненному принципу, principium vitae Парацельса, все-таки лучшие представители физиологической науки не могут не замечать, что перед лицом определенных фактов эта наука безнадежно пасует. К большому для нас сожалению, наш век отнюдь не благоприятствует развитию в человеке морального мужества. Для большинства людей практическое осознание благородной идеи principia non homines все еще остается делом будущего. Однако у каждого правила есть свои исключения, и физиологии, которой в будущем предназначено стать служанкой оккультных истин, также не удалось их полностью избежать. Уже появились и те, кто решительно отвергает общепризнанные по сию пору предположения. Например, некоторые физиологи уже отказываются признавать, что во всех живых существах действуют исключительно так называемые изначально «неодушевленные» вещества и только соответствующие этим веществам силы. Их аргументы были сформулированы следующим образом:

То, что мы отрицаем возможность влияния иных сил на живые существа, объясняется исключительно ограниченностью наших чувств. И одушевленную, и неодушевленную природу мы ощущаем при помощи одних и тех же органов, а эти органы могут воспринимать проявления, имеющие место лишь в очень небольшой, ограниченной области движения. Колебания, передаваемые от фибров наших зрительных нервов к мозгу, воспринимаются нашим сознанием как ощущения света и цвета; колебания, достигающие нашего сознания через органы слуха, воспринимаются нами как звуки; всеми своими ощущениями, поставляемыми нашему сознанию органами чувств, мы обязаны движению, и только ему.

Так учит физическая наука, но ведь таковы же, в общих чертах и учения оккультизма, сформулированные тысячи лет тому назад. Однако между этими двумя учениями есть принципиальное различие: официальная наука видит в движении просто слепую, бессознательную силу или закон; оккультизм же, прослеживая движение до его истоков, отождествляет его со Вселенским Божеством и называет это вечное, непрерывное движение «Великим Дыханием»[54].

Но каким бы ограниченным ни было представление современной науки о вышеназванной Силе, оно все-таки многих заставляет задуматься, подтверждением чему является приводимая ниже фраза, сказанная великим ученым, ныне профессором физиологии Базельского университета[55]. Он говорит, как настоящий оккультист:

Было бы ошибкой полагать, что, опираясь только на собственные чувства, мы сможем когда-нибудь открыть в одушевленной природе что-либо, чего нет в неодушевленной.

А далее лектор добавляет, что коль скоро человек наделен «в дополнение к своим физическим чувствам еще и чувством внутренним» – восприятием, которое позволяет ему замечать состояние и феномены своего собственного сознания, то именно «им он и должен пользоваться при изучении одушевленной природы». Поистине утверждение это подозрительно напоминает постулаты оккультизма. Более того, он отвергает идею о том, что все состояния и феномены сознания производят во внутреннем мире человека движение того же самого типа, что и во внешнем, и доказывает это свое отрицание тем, что некоторые такие состояния и феномены не требуют проявления в пространстве. По его утверждению, с нашей концепцией пространства связаны только те феномены, которые достигают нашего сознания через зрение и осязание, в то время как остальные ощущения, аффекты, тенденции и бесчисленное