об¬ладать, и, таким образом, сеет семена неестественности и приводит к выводам о тех практических действиях, к которым он пришел впоследс¬твии. В главном он прав; но в попытке удовлетворить требования своей эмоциональной натуры, он впадает в квази-антропоморфизм. Однако, для нас более важно обратить внимание на ту горькую картину, на которой он рисует те ментальные страдания, которые сегодня мучают каждого честно¬го и искреннего мыслителя, и на то, что он указывает путь, единствен¬ный путь, на котором возможно спасение. Ибо, исходя из его основной концепции, мы приходим, при тщательном и внимательном рассуждении, к фундаментальным представлениям теософского учения, как мы это увидим впоследствии.
Но вернемся к религиозным открытиям Толстого. Изучая Евангелия, он обнаружил самую суть учения Иисуса в Нагорной Проповеди, понятой в своем буквальном, простом смысле, «таком, что даже маленький ребенок понял бы его». Он рассматривает как совершенное выражение христианско¬го закона Милосердия и Мира, заповедь, «не противься злу», которая для него является наиболее точным проявлением истинного христианства, и эту заповедь он называет «единственным и вечным законом Бога и людей». Он также указывает, что задолго до появления исторического Иисуса, этот закон был известен и признан всеми руководителями человеческой расы. «Прогресс человечества в направлении добра», — пишет он, — «со¬вершается теми, кто переносит страдания, а не теми, кто их причиняет».
Такова суть религии Толстого; но мы будем иметь больше возможностей проникнуть в ее истинный смысл и оценить вытекающие из нее практичес¬кие выводы после того, как мы рассмотрим, во-первых, его учение о ре¬лигиозном счастье, и во-вторых, его философию жизни.
Я верю, говорит Толстой: (1) что счастье на земле зависит единс¬твенно от выполнения учения Христа; (2) что осуществление этого учения не только возможно, но и легко и исполнено радости. Счастье, учит он, это любовь ко всем людям, единение с ними, а зло — это нарушение тако¬го единства. Любовь и единство являются естественными человеческими состояниями, в которых находятся все люди, которых не сбивают с пути ложные учения.
Такие представления изменили все его отношение к жизни; все, к чему он ранее стремился, все то, что считается столь значимым в мире — честь, слава, культура, богатство, возросшее качество жизни, окружаю¬щей обстановки, пищи, одежды, манер, — все это утратило свою ценность в его глазах, и вместо всего этого он начал почитать то, что Мир назы¬вает дурным и низменным — простоту, бедность, недостаток культуры. Но истинная сущность его учения лежит в концепции Всеобщего Братства че¬ловечества.
Согласно Толстому, Жизнь означает стремление человека к благополу¬чию, к счастью, причем счастье, как мы видели, может быть достигнуто посредством исполнения заповедей Иисуса. Глубинное значение этих запо¬ведей состоит в истинной жизни, а следовательно также и в истинном счастье, состоящем — не в сохранении чьей-либо индивидуальности, а — в ее поглощении Всем, Богом и Человечеством. Поскольку Бог — это Разум, христианское учение может быть сформулировано следующим образом: под¬чиняй свою личную жизнь разуму, который требует от тебя безусловной любви ко всем существам.*
* Это абсолютно та же самая доктрина, которой учил Будда и все ос¬тальные посвященные, включая Платона. Этот факт был понят Толстым, хо¬тя он и не придал ему должного значения.
Личная жизнь, та, которую осознает и которую желает только собс¬твенное «Я» человека, — это животная жизнь; жизнь разума — это челове¬ческая жизнь, существование, присущее человеку в соответствии с его природой. Максима, завершающая стоическую философию, — живи в соот-ветствии с природой, согласно твоей человеческой природе, — имеет вви¬ду то же самое. Учения мудрейших законодателей: брахманов, Гаутамы Будды, Конфуция, Лао-Цзы, Моисея, — содержат такое же объяснение жизни и предъявляют такое же требование к человеку. Ибо с древнейших времен человечество осознавало мучительное внутреннее противоречие, которое ощущали в себе все те люди, кто стремился к личному благополучию. И поскольку, к сожалению, нет иного способа разрешить это противоречие, кроме перенесения Центра тяжести существования* человека от своей ин¬дивидуальности, которая никогда не может быть сохранена от разрушения, к вечному Всему, то становится понятным, почему все мудрецы прошлого, так же как и величайшие мыслители последних веков, создали учения и нравственные законы, идентичные по своему общему смыслу, ибо они виде¬ли лучше всех остальных людей и это противоречие, и его решение.
* Там, где твое сокровище, будет и твое сердце.
Нетрудно увидеть, в чем состоит основное противоречие личной жизни. То, что является для человека наиболее важным, то единственное, чего он хочет, то, что — как ему кажется — единственно живет, а именно, его индивидуальность, разрушается, потому что скелет, рассыпаясь, не ос¬тавляет ничего за «собой»; в то время как то, чего он не хочет, что не является для него ценностью, чью жизнь и чье благоденствие он не ощу¬щает, — внешний мир борющихся существ, — оказывается именно тем, что имеет продолжение, поистине живет.
После пробуждения разумного сознания, которое раньше или позже мо¬жет произойти в каждом человеке, он осознает ту пропасть, которая про¬ходит между животной и человеческой жизнью; ой понимает это все полнее и полнее, пока в конце концов — на высшем уровне сознавания — фунда-ментальное противоречие жизни не будет осознано лишь как кажущееся, принадлежащее единственно к сфере животного существования, и смысл жизни, который безуспешно искал «личный» человек, наконец становится открытым. Он обнаруживается не с помощью логических выводов, но — ин¬туитивно. Духовно пробужденный или возрожденный человек внезапно обна-руживает себя перенесенным в вечное, вневременное состояние жизни чис¬того «Разума»,* в котором не может быть больше никаких иллюзий, проти¬воречий, загадок… Разумная жизнь, как первоначальная и единственная истинная жизнь, является также нормальной жизнью человека, и человек как таковой лишь в той степени может быть назван «живущим», в какой он подчинил животное в себе законам Разума; и это точно так же, как и жи¬вотное действительно живет только тогда, когда оно подчиняется не только законам того вещества, из которого состоит его тело, но и выс¬шему закону органической жизни… Если однажды было осознано, что вер¬ховенство, особенно в человеческой жизни, безусловно принадлежит не личности, но разуму, то тогда нет ничего сверхчеловеческого в следова¬нии естественному закону человеческой жизни, и в отношении и в исполь¬зовании в качестве средства того, что является просто средством для истинной жизни, а именно — личности… Но может возникнуть вопрос: для чего же тогда мы имеем личность, если мы должны отказаться от нее, от¬рицать ее? Затем, чтобы личность, подобно любому средству, могла слу¬жить просто как способ для достижения цели, — и другой ответ здесь не¬возможен. Личность — это ничто иное, как «лопата», которая дана разум¬ному существу, чтобы копать ею, чтобы она затуплялась при этом копании и затем снова затачивалась, — чтобы ею пользоваться, а не для того, чтобы она была чистой и хранилась без употребления. Использовать средство в качестве средства — это не означает отрицать его, но значит просто поставить ее на службу соответствующей цели, то есть, Разуму.
* В значении «ноэтической жизни» у Платона.
Такова философия жизни Толстого, одинаковая в своей основе с учени¬ем теософии. Но, испытывая недостаток в универсальности последней, имея слишком сильную склонность к искаженным и фрагментарным изречени¬ям лишь одного Учителя Мудрости, философия Толстого оказалась бессиль¬на руководить им на практике и, как показывает изучение его трудов, в действительности привела его к внутренним противоречиям. Однако, эти внутренние противоречия, находясь лишь на поверхности, на одном лишь физическом плане, имеют сравнительно небольшое значение по сравнению с тем действительным избавлением от иллюзий (в которых живет большинство из нас), которое он совершил.
