его удивлению, она ответила: «Не читайте ее, это все вздор».
Насколько я помню, я не говорила «вздор»; но по сути, я сказала вот что: «Оставьте ее, «Изида» не понравится вам. Изо всех книг под моим именем именно эта худшая и наиболее неудачная в литературном смысле». С той же искренностью я могла бы добавить, что в «Изиде», тщательно проанализированной со строгой литературной и критической точки зрения, открывается множество опечаток и неверных цитат; что она содержит бесполезные повторы, крайне раздражающие отступления от темы, а для случайного читателя, незнакомого с различными аспектами метафизических идей и символов, столь же много явных противоречий; что значительной части материала не должно было быть там вовсе; и также, что там были некоторые очень серьезные ошибки из-за многочисленных изменений в основном при чтении корректуры, и в частности из-за исправления слов. И наконец, что работа по причинам, которые сейчас будут разъяснены, не имеет в себе системы; как заметил один мой друг, она выглядит, по сути, как некая масса независимых параграфов, не имеющих между собой связи, хорошо перетряхнутая в корзине для бумаг, затем вынутая наугад и — опубликованная.
Таково и теперь мое искреннее мнение. Когда я впервые после публикации 1877 года перечитала в Индии в 1881 году всю работу от начала до конца, ко мне пришло полное осознание этой печальной истины. С тех пор и до настоящего времени я всегда говорила то, что я думала о книге, и когда бы ни предоставлялась возможность, я высказывала свое откровенное мнение об «Изиде». Делалось это к ужасу тех, кто предупреждал меня о том, что я ухудшаю ее продажу. Но так как в писании моей главной целью была не слава и не выгода, но нечто гораздо более высокое, я не обращала внимания на такие предупреждения. Этот неудачный «шедевр», эта «монументальная работа», как называют книгу некоторые обозреватели, с ее ужасными превращениями одного слова в другое, полностью менявшими смысл,* с ее опечатками и неверными цитатами свыше десяти лет доставляет мне больше волнений и хлопот, нежели что-либо еще за всю мою долгую жизнь, в которой всегда было больше шипов, чем роз.
Но несмотря на эти огромные упущения, я утверждаю, что «Разоблаченная Изида» содержит массу новой и до настоящего времени неизвестной информации по оккультным вопросам. То, что это так, доказывается тем, что всеми, кто достаточно умен, чтобы выделить ключевое, не обратив внимание на второстепенное, отдать предпочтение идее, а не форме, не придавая значения ее досадным недостаткам, работа была полностью оценена. Приписывая себе — и как я покажу, за других — все внешние огрехи, чисто литературные дефекты работы, я без страха стать тщеславной отстаиваю ее идеи и учения, ибо как я всегда заявляла, ни идеи, ни учения не являются моими; и утверждаю, что они представляют огромную ценность для мистиков и тех, кто изучает теософию. Также верно, что когда «Изида» была впервые опубликована, многие лучшие американские газеты расточали ей похвалы — вплоть до преувеличения, как явствует из цитат ниже:
«Это монументальная работа… обо всем, имеющем отношение к магии, таинствам, колдовству, религии, спиритуализму, которая незаменима для энциклопедии».- North American Review.
«Следует признать, что это замечательная женщина, читавшая больше, видевшая больше и думавшая больше, чем большинство ученых мужей. Ее работа изобилует цитатами с дюжины различных языков не для пустого хвастовства эрудицией, а для подтверждения собственных взглядов… ее страницы украшены сносками, опирающимися, как и ее источники, на мудрейших писателей прошлого. Для большого числа читателей эта замечательная работа представляет огромный интерес… она требует к себе серьезного внимания мыслителей и заслуживает аналитического чтения».- Boston Evening Transcript.
«Эрудиция ошеломляет. Множество ссылок и цитат из самых неизвестных и непонятных авторов на всех языках чередуются с упоминаниями писателей высочайшей репутации, о которых не скажешь, что их коснулись поверхностно».- N. Y. Independent.
«Крайне читабельное и захватывающее эссе о первостепенной важности возвращения герметической философии в мир, который слепо полагает, что он ее перерос».- N. Y. World.
«Лучшая книга сезона».- Com. Advertiser.
«Для читателей, которые никогда не были знакомы с литературой по мистицизму и алхимии, эта книга предоставит материал для захватывающего изучения — источник любопытной информации».- Evening Post.
«Они свидетельствуют о большой и разнообразной исследовательской работе автора и содержат огромное количество интересных рассказов. Тот, кто любит чудеса, не найдет недостатка в них в этой книге».- New York Sun.
«Удивительная книга как по теме, так и по подходу. Некоторое соображение может быть высказано о редкости и объемности ее содержания — ведь один комментарий составляет пятьдесят страниц — и мы не преувеличим, если скажем, что такой комментарий фактов никем еще раньше не предпринимался… Но книга любопытна тем, что она содержит в себе уникальный материал, и без сомнения ее с радостью примут библиотеки… Она, разумеется, будет интересна всем, кто увлекается историей, теологией и тайнами древнего мира».- Daily Graphic.
«Настоящая работа есть результат необычайного образования и подкрепляет ее репутацию адепта тайных наук, в мистическом знании достигшего ранга иерофанта».- New York Tribune.
«Всякий, кто прочитает эту книгу внимательно, узнает все о необыкновенном и мистическом, исключая, возможно, только тайные символы. «Изида» будет дополнением к «Анакалипсису». Кто любит читать Годфри Хиггинса, тот получит удовольствие и от мадам Блаватской. Между их работами огромное сходство. Обе много говорят обо всем апокриптическом и апокалиптическом. Легко предсказать спрос на эту книгу. Необыкновенное своеобразие, смелость, многосторонность, удивительное разнообразие тем, охватываемых ею, делает эту работу одной из лучших книг столетия».- New York Herald.
Первыми врагами, которые ополчились на мою книгу, были спиритуалисты, чьи фундаментальные теории, будто духи умерших общаются в propria persona, я отвергаю. За последние пятнадцать лет — со времени первой публикации — на меня изливался непрерывный поток отвратительных обвинений. Любая клевета — от безнравственности и теории «русского шпиона» до вероломной деятельности, того, что я хронический мошенник и олицетворенная ложь, пропойца, агент Папы, купленный для того, чтобы разгромить спиритуализм, и воплощение Сатаны. Всяческое злословие, которое только можно было предположить, обрушивалось на мою личную и общественную жизнь. Ни то, что ни одно из этих обвинений не было подтверждено; ни то, что с первого января до тридцать первого декабря, год за годом, я жила, как в стеклянном доме, окруженная друзьями и недругами,- ничто не могло удержать эти злые, ядовитые и совершенно бессовестные языки. Моими вечно бодрствующими оппонентами в разное время заявлялось: (1) что «Разоблаченная Изида» это просто пересказ Элифаса Леви и некоторых старых алхимиков; (2) что она написана мной под диктовку злых сил и духов умерших иезуитов (sic); и наконец, (3) что оба моих тома составлены из рукописей (ранее неизвестных), оставленных после себя Бароном де Пальмом — знаменитым за свою кремацию и двойные похороны, и которые я нашла в его сундуке.*
C другой стороны, мои друзья, сколь добрые столь же и неосмотрительные, немного подчеркнуто говорили о связи моей работы с моим Восточным Учителем и другими оккультистами, что действительно являлось правдой; это было подхвачено врагами и раздуто до неприличной лжи. Заявлялось, что вся «Изида» от корки до корки и слово в слово была продиктована мне невидимыми адептами. И так как недостатки моей книги были слишком очевидными, последствия всей этой пустой и злонамеренной болтовни были таковыми, что мои враги и критики заключили — столь проворно, как они это умели,- либо этих невидимых инспираторов не существует, и они лишь часть моего «обмана», либо им не хватает таланта даже среднего писателя.
За чужие высказывания никто ныне не вправе считать меня ответственной, я отвечаю лишь за то, что я утверждала вслух или в публикации за своей подписью. Итак, я заявляю следующее: что исключая прямое цитирование и многие отмеченные выше и упомянутые опечатки, ошибки и неверное цитирование, а также общую верстку «Разоблаченной Изиды», автором которых я не являюсь, (а) каждая крупица знания, изложенная в этой или позднейших работах, исходит из учений наших Восточных Наставников; и (б) что многие отрывки в этих трудах были написаны под их диктовку. Я не утверждаю этим чего-то сверхъестественного, так как такая диктовка не представляет из себя чуда. Любой трезвомыслящий человек, знающий сегодня о многообразных возможностях гипнотизма (принятых и исследованных нынешней наукой) и о феномене передачи мысли, легко признает, что если гипнотизируемый субъект простой невменяемый медиум, слышит невысказанную мысль своего гипнотизера, который может таким образом передавать первому свою мысль,- чтобы быть способным даже повторять слова, ментально вычитываемые гипнотизером из книги,- то тогда мое заявление не содержит ничего невозможного. Для мысли не существует пространства и расстояния; и если два человека находятся в прекрасной взаимной психо-магнетической связи, и из этих двух один — великий адепт оккультных знаний, то передача мысли и диктовка целых страниц на расстоянии в десять тысяч миль становится столь же легкой и понятной, как и передача двух слов в комнате.
До сих пор я воздерживалась — кроме очень редких случаев — от реакции на любую критику моих работ и даже оставляла без опровержения прямую клевету и ложь, так как по отношению к «Изиде» я находила почти всякий род критики законным, а что касается «клеветы и лжи», то мое презрение к клеветникам было слишком велико, чтобы замечать их. Особым был случай с хулой, пришедшей из Америки. Все это исходило из одного и того же источника, хорошо известного всем теософам,- человека, наиболее неутомимо нападавшего на меня лично последние двенадцать лет,* хотя этого создания я никогда не видела и не встречала. Не собираюсь я отвечать ему и сегодня. Но так как ныне «Изида» подвергается нападению уже, по крайней мере, в десятый раз, настало время, чтобы мои недоумевающие друзья и все те, кто симпатизирует теософии, узнали всю правду — и ничего кроме правды. Не то, чтобы я даже перед ними хотела просить извинения или «оправдываться». Я собираюсь просто предоставить факты, неопровержимые и не противоречащие друг другу, излагая своеобразные, хорошо известные многим, но теперь почти забытые обстоятельства написания моей первой английской работы. Я дам их по порядку.
(1) Когда я приехала в Америку в 1873 году, я не говорила по-английски — в детстве я училась разговорному — более тридцати лет. Я понимала, что я читаю, но едва могла говорить на языке.
(2) Я никогда не получала образования ни в каких колледжах, и всему, что я знала, я научилась сама; я никогда не претендовала на ученость современных исследователей; тогда я с трудом читала какие бы то ни было европейские научные работы и
