des Deux Mondes», что левитация мебели без физического контакта «так же невозможна, как и вечный двигатель». Спустя несколько дней, во время эксперимента на спиритическом сеансе, в его присутствии в воздух поднялся стол, без всякого физического контакта, после чего Бабинэ сразу же отправился к зубному врачу и удалил коренной зуб, который ему сильно повредил иконоборческий стол во время своего воздушного полета. Но отзывать статью было уже слишком поздно.
Думаю, девять человек из десяти, включая ре¬дакторов, будут утверждать, что волновая теория света — одна из наиболее твердо доказанных. И тем не менее, если вы откроете статью в «The New Chemistry» (Нью-Йорк, 1876), написанную профессором Джосайем П.Куком-младшим из Гарвардского университета, то вот что вы прочитаете: «Я не согласен с теми, кто считает волновую теорию света окончательно доказанным принципом науки… [она] требует сочетания таких свойств в эфире пространства, которые, как я полагаю, едва ли еще осознаны». Что же это, как не иконоборство?
Надо помнить и то, что сам Ньютон заимствовал корпускулярную теорию у Пифагора и его пред¬шественников, от которых он ее узнал, и только позднее en desespoir de cause ученые приняли волновую теорию Декарта и Гюйгенса. Кеплер настаивал на магнитной природе Cолнца. Лейбниц приписывал движение планет возмущениям эфира. Борелли же пред¬восхитил открытие Ньютона, хотя он и не смог доказать его столь убедительно. Гюйгенс и Бойль, Хоррокс и Гук, Галлей и Рен — все имели представление о тяготении к Солнцу и об истинном принципе уменьшения действия этой силы, пропорционально обратному квадрату расстояния.
О гравитации последнее слово еще не сказано; ее ограничения останутся непознанными до тех пор, по¬ка природа Солнца не будет лучше понята. Только сегодня начинают осознавать (смотри лекцию «Солнце и Земля» профессора Балфура Стюарта, прочитанную в Манчестере, а также лекцию профессора Мейера «Земля как огромный магнит») внутреннюю взаимосвязь между пятнами на солнце и по¬ложением небесных тел. Только сегодня начинают говорить о межпланетных магнитных притяжениях. Пока под гравитацией будут понимать лишь магнитное притяжение и отталкивание, лишь одно из проявлений магнетизма в бесконечных корреляциях сил в эфире пространства — «этом гипотетическом посреднике», как называет его Вебстер, я смело говорю, что немудро и несправедливо отрицать факты левитации факиров или столов. Тела с противоположной полярностью притягивают друг друга; тела с одинаковой полярностью отталкивают друг друга. Итак, допустим, что любое тело, имеющее вес, будь то человек или неодушевленный предмет, может под воздействием какой-то причины, внутренней или внешней, изменить свою полярность на полярность того места, на котором оно стоит, — и что же тогда помешает ему подняться в воздух?
Прежде чем уличить меня во лжи, когда я утверж¬даю, что наблюдала левитацию как людей, так и предметов, сначала нужно отвергнуть многочисленные свидетельства лиц более известных, нежели моя скромная персона. Мистер Крукс, профессор Tю¬ри из Женевы, Луи Жаколио, ваш д-р Грей и д-р Уорнер и сотни других — могут, от первого до по¬следнего, подтвердить феномен левитации.
Я удивлена, как мало даже редакторы вашего эрудированного издания «The World» знакомы с восточной метафизикой вообще и с брюками индусских факиров в частности. Недопустимо писать о том, что эти святые нищенствующие монахи, исповедующие религию Брахмы, вышли из буддийских монастырей Тибета; но еще более непозволительно одевать их в широкие шаровары при совершении религиозных обрядов. Это так же недопустимо, как если бы индусский журналист изобразил преподобного мистера Бичера входящим на кафедру в скудном облачении факира — дхоти, набедренной повязке, «и ничего больше». Следовательно, объяснять часто наблюдаемые на открытом воздухе левитации свами и гуру куском железа, спрятанным под одеждой, настолько же разумно, насколько объяснять «бессознательным чревовещанием» постукивания и наклоны стола, как это делает месье Бабинэ.
Вы можете возражать против возможности акта вынимания внутренностей из человека, но я заявляю, что сама видела, как это делается. Это, как вы говорите, «замечательно», но все же не удивительно. Ваше предложение, что д-ру Хаммонду следует посмотреть на это самому, заслуживает внимания. Наука от этого только выиграет, а ваш скромный корреспондент будет оправдан. Однако можете ли вы дать гарантию, что он представит миру скептиков пример «достоверного сообщения», если его наблюдения опрокинут излюбленные теории того, что мы условно называем наукой?
Среди многочисленных наук, изучаемых весьма дисциплинированной армией ревностных исследователей нашего века, ни одна не удостоивалась меньшего почитания и больших насмешек, нежели старейшая из них — наука наук, почтенная прародительница всех современных пигмеев. Стремясь в мелком тще¬славии набросить покров забвения на свое неоспоримое происхождение, самоуверенные ученые-самозванцы, будучи всегда настороже, возводят серьезные препятствия на пути отважного ученика, пытающегося отклониться от проторенного пу¬ти, проложенного его догматическими предшественниками.
Много тысяч лет назад мудрый царь Соломон заявил, что «ничто не ново под солнцем», и слова этого мудреца следует повторять до скончания времен. Нет ни одной науки, ни одного новейшего открытия в любой ее области, неизвестных каббалистам тысячелетия тому назад. Знаю, это может показаться смелым и нелепым утверждением, явно не подкрепленным ни одним авторитетом. Но я отвечу, что там, где истина смотрит прямо в глаза, не может быть никаких других авторитетов, кроме собственных чувств. Единственный авторитет, о котором мне известно, сокрыт, рассредоточенный по всему Востоку. К тому же кто осмелится, кто рискнет объявить себя авторитетом в постоянно изменяющейся, постоянно что-то открывающей Европе или юной Америке? Ученый, еще вчера слывший авторитетом, благодаря счастливой случайности становится современным открывателем, уставшим от собственных гипотез. Как легко современные астрономы забывают, что вся их наука не что иное, как крохи, оставленные халдейскими астрологами. Чего бы только современные врачи, практики своей слепой и хромой медицины, не отдали за частичку знаний по ботанике и растениям — я не скажу, халдеев, но даже позднейших ессеев. Простая история восточных народов, их при¬вычек и обычаев свидетельствует, что они не могли полностью забыть все, что когда-то знали. В то время как Европа двадцать раз поменяла свой облик, была перевернута вверх дном религиозными и политическими революциями и социальными ката-клизмами, Азия не изменилась. Существовавшее там две тысячи лет назад существует и поныне, с незначительными видоизменениями. Практические знания, ко¬торыми обладали древние, не могли так быстро исчезнуть из памяти этого народа. Надежда найти хотя бы остатки той мудрости древней Азии должна подтолкнуть нашу тщеславную современную на¬уку к исследованию ее территории.
Итак, все, что мы признаем, все, чем мы живем, пришло к нам от осмеянного и презираемого оккультизма Востока. Религия и наука, законы и обычаи — все они тесно связаны с оккультизмом и являются всего лишь его порождениями, его непосредственными продуктами, замаскированными ру¬кою времени и преподнесенными нам под новыми псевдонимами. Если меня попросят привести доказательства, я отвечу, что в мою обязанность не входит учить других тому, чему они сами без особого труда могут научиться при условии, что будут читать и задумываться над тем, что читают. Кроме того, близится время, когда все закоренелые предрассудки и ошибки веков сметутся ураганом Истины.
«Оккультизм, или Магия»
* * *
…Испокон веков существовала лишь одна позитивная наука — оккультизм; что она была таинственным рычагом всех интеллектуальных сил — древом познания добра и зла аллегорического рая, от гигантского ствола которого во все стороны расходятся сучья, ветви и веточки: первые растут сначала довольно прямо, последние же, искривляясь с каждым дюймом роста и принимая все более фантастические формы, теряют, одна за другою, жизненный сок, деформируются и, засыхая, отваливаются от ветвей, покрывая всю землю вокруг дерева грудой мусора.
«В поисках оккультизма»
* * *
То, что сделал Нибур, немецкий материалист, с «Историей» Ливия, изъяв из нее все до единого факты о «сверхъестественных» феноменах — ученые, похоже, молча сговорились сделать со всеми древними, средневековыми и современными авторами. Сведения, способные укрепить физическую науку, ученые принимают, а иногда и хладнокровно, без за-зрения совести, присваивают себе, но данные, подтверждающие спиритуалистическую философию, они не¬медленно отвергают как мистические и противоречащие природе. В таких случаях «доказательства» и свидетельства «очевидцев» не имеют никакого значения.
«Гексли и Слейд: кто больше виноват в “обмане”?»
* * *
Каждая вновь открытая энергия, каждая доселе неизвестная корреляция той великой и неведомой Силы — Первопричины всего, которая для скептической науки не менее гипотетична, чем для простых доверчивых смертных, была до ее открытия ок¬культной силой природы. Напав на след нового феномена, наука дает объяснение фактам: сначала, вне всяких гипотез относительно причин этой манифестации; затем, обнаружив, что объяснение недостаточно и не удовлетворяет публику, ее поборники начинают придумывать обобщения, выдвигать ги¬потезы, основанные на некотором знании якобы задействованных здесь принципов, подтверждая законы их взаимосвязи и взаимозависимости. Они не объясняют сам феномен, но лишь предполагают, как он может быть произведен, и приводят более или менее веские доводы, показывающие, как он не может быть произведен; и тем не менее гипотеза, выдвинутая лагерем их оппонентов — трансценден¬талистов, спиритуалистов и психологов, обычно высмеивается ими даже прежде, чем те успеют раскрыть рты.
«Электрическое и магнетическое
сродство между человеком и природой»
* * *
Если кто-либо в наши дни осмелится поделить¬ся каким-нибудь сверхъестественным опытом или столь же малопонятным феноменом, два класса оппонентов постараются заткнуть ему рот одним и тем же кляпом. Ученый кричит: «Я распутал весь клубок Природы, и этого просто не может быть; это не век чудес!» Индусский фанатик говорит: «Это кали-юга, духовная ночь человечества; чудеса более невозможны». Так оба — один из тщеславия, другой из невежества — приходят к одному и тому же заключению: ничто отдающее сверхъестественным в наши дни невозможно. Однако индус верит, что некогда чудеса случались, в то время как ученый это отрицает… Наши собственные взгляды хорошо известны: мы не верим в «чудеса» ни прежние, ни будущие, но мы действительно верим, что необычные феномены, ошибочно названные сверхъестественными, на самом деле были, есть и будут иметь место до скончания времен; что они естественны и, что когда этот факт просочится в сознание скептиков-материалистов, наука сломя голову устремится к конечной Истине, которой она так долго доиски¬валась. Рассказывать о феноменах непознанного в природе — дело утомительное и безнадежное…
Если мы решительно заявим, что все есть следствие взаимодействия силы и материи, наука это одобрит; но если мы пойдем дальше и скажем, что наблюдали феномены и можем объяснить их тем же самым законом, то самонадеянная наука, в глаза не видевшая вашего феномена, отвергнет как ва¬шу предпосылку, так и заключение, осыпав вас бранными словами. Итак, все упирается в проблему личного доверия свидетелю, и ученый муж, пока счастливый случай не обратит его внимания на новый факт, уподобляется ребенку, вопящему при виде неясной фигуры, принимая ее за привидение, будь
