ортодоксальная наука подтверждает истинность наших слов, в частности, мы находим поддержку в этом плане в физической и материалистической астрономии. Солнце едино, но светит всем, одинаково согревая и невежду, и ученого астронома. Что касается гипотез, объясняющих природу и структуру нашего светила, то число им — легион. Ни одна из этих гипотез не содержит в себе ни всей истины, ни даже приблизительного ее изложения. Зачастую эти гипотезы являют собой лишь фикцию, обреченную вскоре уступить место новым теориям. Именно к этим современным научным теориям более всего, на наш взгляд, применимы следующие строки Малерба:
… et rose, elle a vecu ce que vivent les roses,
L’espace d’un matin.
Но независимо от того, украшают они собою алтарь науки или нет, эти теории вполне могут содержать в себе фрагменты истины. Если отсортировать, сравнить, проанализировать и правильно скомпоновать все эти гипотезы, то в один прекрасный день они смогут составить астрономическую аксиому, природный факт, который придет на смену химерам, сотворенным научным умом.
Это вовсе не означает, что каждую официально признанную академиками аксиому мы безоговорочно принимаем как очередное приращение к истине. Взять хотя бы эволюцию и фантасмагорические превращения солнечных пятен, в настоящий момент известные как теория Насмита. Сэр Уильям Гершель начал с того, что увидел в них обитателей солнца — огромных и прекрасных ангелов. Сэр Джон Гершель хотя и хранил благоразумное молчание по поводу этих небесных саламандр, разделял мнение Гершеля-старшего относительно того, что солнце есть не что иное, как красивая метафора, майя. Таким образом, он повторял оккультную аксиому. Солнечные пятна выявили «Дарвина» в каждом более или менее известном астрономе. Их последовательно при¬нимали то за планетарных духов, то за смертных обитателей солнца, за столбы вулканического дыма (клубящегося, как можно пред¬положить, в академических мозгах), непрозрачные облака и, наконец, тени в форме листьев ивы (теория ивового листа). Бог-Солнце в наши дни под¬вергнут невиданному унижению. Если послушать ре¬чи наших ученых мужей, может сложиться мнение, что солнце — это всего лишь гигантский янтарь, все еще раскаленный докрасна, но готовый в любое время погасить печь нашей маленькой системы.
Официальная наука слушает то, что мы говорим, и смеется. Мы читаем ее отчеты, видим апофеоз ее мнимого прогресса с его великими открытиями, многие из которых еще больше обогатили кучку и без того уже богатых людей, но одновременно с этим ввергли миллионы бедняков в еще более ужасающую нищету, однако не мешаем ей делать то, что она считает нужным. И все же, когда мы замечаем, что физическая наука не продвинулась ни на шаг в познании истинной природы первичной материи со времен Анаксимена и Ионийской школы, мы тоже смеемся над нею.
Наиболее значительную работу в этом направ¬лении проделал великий химик сэр Уильям Крукс, коему принадлежат самые ценные и последовательные научные открытия, сделанные в этой области в нынешнем столетии.
В данном случае великолепное интуитивное восприятие оккультной истины сослужило ему гораздо большую службу, нежели все его обширные познания в области физической науки. Ни научные методы, ни официально установленная практика так и не смогли стать решающими факторами в открытии им лучистой материи или в его исследованиях первичной материи, протила .
«Путеводный Свет Неведомого»
* * *
Наш век жаждет воздвижения новых идолов, так же как и ниспровержения старых богов, и готов оказать радушный прием новым идеям, так же как и выбросить без всякого сожаления те, которые представляются ему устаревшими. Эти новые идеи могут быть такими же глупыми, как огурцы в молочном супе, и такими же нежеланными для большинства, как муха, упавшая в вино, предназначенное для причастия, но, если они родились в ученых умах и были признаны «авторитетными», фанатики науки примут их с распростертыми объятиями. Общеиз¬вестно, что в нашем столетии каждый представитель цивилизованного общества, будь он ученым ин¬теллектуалом или же, напротив, тупым невеждою, постоянно стремится к чему-то новому. И в этом стремлении он превосходит даже афинянина павловских времен. Но, к сожалению, новомодные увле¬чения, до которых охочи люди, и тогда, и сейчас имеют мало общего с истиной. Современное общество гордится тем, что живет в эпоху фактов, но в большинстве случаев это всего лишь подтверждения человеческих пристрастий, научных или религиозных. Разумеется, в поиске фактов заинте-ресованы все — от царственных анклавов науки, уверенных, что судьбы человеческой расы целиком зависят от правильного описания анатомии комариного хоботка, до полуголодного писаки, вышедшего на тропу войны в поисках сенсационных новостей. Но им нужны только те факты, которые поддерживают их собственные предвзятые мнения и предрассудки, и только то, что согласуется с господствующими тенденциями, определяющими стереотипы действия современного разума, вправе рассчитывать на их теплый прием.
Все, что не входит в число этих фактов, каждая новая или старая идея, невыгодная или по тем или иным таинственным причинам неприятная для господствующих «измовских» авторитетов, очень ско¬ро на собственной шкуре ощутит свою непо¬пу¬ляр¬ность. Поначалу на нее просто косятся или смотрят, удивленно вскинув брови; затем ее начинают подчеркнуто и почти всегда априорно игнорировать, а заканчивается все тем, что ей per secula seclorum отказывают даже в просто беспристрастном слушании. Люди начинают судачить о ней: каждая фракция — сообразно собственным предрассудкам и специфиче¬ским пристрастиям. И каждая группировка норовит исказить ее на свой собственный лад: взаимно ненавидящие друг друга фракции даже берут на во¬оружение изобретенные друг другом фальшивки, чтобы вернее уничтожить непрошеного гостя. И в конечном счете все они дружно и остервенело набрасываются на самозванца, нанося ему удары со всех сторон.
Так действуот все религиозные -измы, а вкупе с ними и все независимые общества: научные, воль¬нодумствующие, агностические или секулярист¬ские.
«Сила предрассудков»
* * *
В «Тайной Доктрине» мы показали, что в этом мире следствий все имеет три атрибута или заключает в себе тройственный синтез семи принципов. Чтобы сделать эту мысль более понятной, скажем, что все, что существует в нашем мире, состоит из трех принципов и четырех аспектов…
Точно так же и любая наука, как и все остальное, включает в себя три фундаментальных принципа, которые можно применять на практике все вместе или же только один из них.
Каждая наука, повторяем мы, имеет три аспекта; и каждый подтвердит, что уж два-то аспекта есть наверняка — объективный и субъективный. Под первое определение подпадают алхимические пре-вращения с использованием порошка проекции или же без него, под второе — все интеллектуальные спекуляции. Тогда как третий аспект скрывает за собою высшую духовность. Но поскольку символы первых двух идентичны по своей структуре и к тому же имеют семь интерпретаций, значение которых, как я попыталась показать в «Тайной Доктрине», варьируется в зависимости от того, к какой сфере природы их применяют — к физической, психиче¬ской или чисто духовной, то несложно понять, что только высшие посвященные способны интерпретировать тайный язык герметических философов. И опять же, учитывая то, что в Европе сейчас накоплено больше ложных, нежели подлинных алхимиче¬ских сочинений, то в них сам Гермес может сломать ногу. Кто, например, не знает, что определенная се¬рия формул может принести конкретный, позитивный результат, будучи примененной на практике в технической алхимии; но те же самые символы, если передать с их помощью идею, относящуюся к психологической сфере, приобретут совершенно иное зна¬чение и будут направлены на достижение результата совершенно иного рода?
«Алхимия в девятнадцатом столетии»
* * *
Что же касается тех, кто постигает мистическое знание, то с ними дела обстоят еще хуже. С тех пор, когда истинный мудрец считал своим первым долгом спрятать свое знание, считая его слишком священным для того, чтобы даже упоминать о нем перед hoi polloi, многое изменилось, и изме-нилось довольно странным образом. Средневеко¬вый розен¬крейцер, подлинный философ, памя¬туя о Сократе, повторял изо дня в день, что он знает только то, что ничего не знает, а его совре¬менный самозваный по-следователь заявляет те¬перь и в прессе, и во время публичных выступ¬лений, что нет и не было в природе и ее оккуль¬тных законах ничего такого, о чем бы он не имел понятия. А ведь было время, когда приобретение божественной Мудрости (Sapientia) требовало по¬стоянной преданности и при¬несения в жертву всей человеческой жизни. И многое зави¬село от та¬ких вещей, как чистота помыслов претендента, его бесстрашие и независимость духа; но теперь для получения патента на звание мудреца и адепта требуется только наглость и бесстыдство. Серти¬фикат на обладание божественной Мудростью вы¬писы¬вается ныне самозваному «Adeptus» боль¬шинством голосов, отданных профанами и наив¬ными простаками, и стая сорок, которую согнали с крыши храма науки, теперь разносит весть об этом по всем городам и весям. Попробуйте-ка сейчас пуб¬лично заявить, что человек, искренне и серьезно интересую¬щийся жизнью и ее феномена¬ми, мыслящий исследователь природы, хотя и может постичь ее тайны и стать вследствие этого «мудрецом» (в земном смысле этого слова), все равно не будет знать ничего о тайнах более вы¬сокого уровня, недоступных ни одному материа-листу. Скажите так, и вас тут же осмеют. А если вы еще добавите, что Мудрость свыше нисходит только на тех, кто оставил на пороге оккультного весь свой эгоизм, вплоть до по¬следнего атома, и это условие sine qua поп, вас тут же сочтут потен¬циальным пациентом врача-психи¬атра. А ведь это древний, очень древний трюизм. Природа раскры¬вает свои наиболее сокровенные секреты и дает истинную мудрость только тому, кто ищет истину ради самой истины и кто жаждет знания для того, чтобы заставить его служить людям, а не собст¬венной малозначительной персоне. И как раз по при¬чине стремления практически каждого претен¬дента на звание мага и адепта к личной выгоде и нежелания большинства постигать столь тяжкую науку, не имея надежды получить за это хоть что-то для себя самого, племя настоящих, мудрых оккультистов становилось из века в век все более редким и малочисленным. Но зато мно¬гие пред¬по¬чи¬тают блуждающий огонек преходя¬щей славы яркому и все более усиливающемуся свету вечного, бо¬же¬ственного Знания, и только потому, что последний нельзя приобретать исклю¬чительно для себя одного.
Ту же самую картину мы наблюдаем и в мире материалистической науки: ничтожное меньшин¬ство действительно образованных людей — и полчи¬ща толстокожих ученых, которые требуют, однако же, чтобы их считали Архимедами и Ньютонами. То, что творится в верхах, в точности повторяется и в низах. Учеников, которые учатся ради пости¬жения истины и провозглашают оную, какой бы горькой она ни была, лишь из любви к ней, а не ради вящей славы предмета своего увлечения и своей собственной, можно пересчитать по пальцам; в то время как имя тем, кто всего лишь притворяет¬ся, — легион. Похоже, что сейчас образованность оценивается под воздействием какого-то гипноти¬ческого внушения, а не по действительным
