как ему довелось однажды путешествовать в компании с мемфисским жрецом, который, по его собственным словам, провел двадцать три года в подземных кельях своего храма, получая наставления по магии от самой богини Изиды. Опять же мы читаем, что великого Сесостриса (Рамзеса II) обучал священным наукам не кто иной, как сам Меркурий. Яблонский заметил на это, что, пожалуй, именно здесь кроется ответ на вопрос, почему Амун (Аммон), от имени которого, как он считает, произошло наше «Аминь», всегда был действенным воззванием к свету. (De Mirville, Des Esprits, etc., Vol. V, p. 257.)
В седьмом абзаце папируса Анастази, изобилующего различными заклинаниями для обращения к богам и противодействия ка и элементариям, ясно указана разница между истинными богами и планетарными ангелами, с одной стороны, и, с другой стороны, теми оболочками умерших, которые остаются в камалоке как будто специально для того, чтобы искушать человечество и еще больше сбивать его с толку, когда оно начинает искать истину вне оккультных наук и без проникновения за завесу посвящения. Об обращении к богам (или тео¬ман¬ти¬ческих консультациях о будущем) в этом седьмом стихе говорится следующее:
Взывать к этому великому божественному имени сле¬дует только в самых крайних случаях и только тогда, когда чувствуешь себя абсолютно чистым и безупречным.
Иначе обстоит дело с заклинаниями черной магии. Рювенс , говоря о двух магических ритуалах из собрания Анастази, отмечает, что они
…несомненно представляют собой наиболее поучительный комментарий к египетским мистериям, извест¬ным благодаря Ямвлиху, и самое полезное дополнение к сему классическому источнику, позволяющий лучше понять суть магии философских сект — нехристианских, полухристианских, гностических и независимых — первых веков нашей эры, поскольку их магия основана на древней египетской мифологии… Согласно Ямвлиху, теургия практиковалась при помощи второстепенных духов — ????????, в силу самой своей природы призванных служить богам и исполнять их волю: ?? ????????? dia-konikon, ?????????? (De mys¬te¬riis, I, 20; II, 7) .
Рювенс завершает свое изложение замечанием в высшей степени поучительным и очень полезным для оккультистов, отстаивающих древность и подлинность своих документов. Вот что он говорит:
Все, что он (Ямвлих) преподносит как теологию, уже содержится в виде истории в наших папирусах.
Но какое, в таком случае, мы имеем право сомневаться в подлинности, надежности и, самое главное, достоверности сообщений тех классических авторов, которые неизменно писали о магии и ее мистериях с глубочайшим благоговением, в духе безграничного почтения и даже восторга? Прислушаемся хотя бы к Пиндару, восклицающему:
Счастлив тот, кто сходит в могилу, пройдя при жизни чрез это Посвящение, ибо ему ведомы конец его жизни и царство , дарованное Юпитером . (Fragments, ix.)
Или к Цицерону:
Посвящение не только учит нас быть счастливыми в этой жизни, но и позволяет умереть с надеждой . (De Le¬gibus, II, xiv, 36.)
Платон, Павсаний, Страбон, Диодор и десятки дру¬гих авторов свидетельствуют о великой пользе посвящения; энтузиазм Цицерона разделяют все ве¬ликие, равно как и частично посвященные Адепты.
Разве воспоминания о приобретенном во время посвящения опыте не утешают Плутарха после смерти его жены? Разве не обрел он уверенность благодаря вакхическим мистериям в том, что «душа (дух) остается нетленной и что потусторонний мир действительно существует»?..
Аристофан изъясняется еще более открыто: «Все, кто участвовал в мистериях, — говорит он, — ведут безгрешную, спокойную и святую жизнь и умирают, зная, что их ждет свет Елисейских Полей (дэвакхан); тогда как другим нечего ждать, кроме вечной тьмы (невежества?) .
…Достаточно обратить внимание на то, какое большое значение все эти авторы придают в своих трактатах чистоте принципов и правильному исполнению мистерий, чтобы заметить, сколь важное место занимали эти мистерии в их мыслях — от первой до последней.
Они, безусловно, занимали ведущее место в их общественной (да и личной) жизни, что было вполне естественно, ибо, если верить Деллингеру, «Элевсинские мистерии считались вершиной всей греческой религии как средоточие всех ее концепций, представленных в наиболее чистом виде». (Judaisme et Paganisme, I, p.184.)
Туда не допускали не только злонамеренных заговорщиков, но даже тех, кто относился к ним с осуждением; равным образом доступ к мистериям был закрыт для изменников, клятвопреступников, развратников («Frag¬ments of Styg») … так что Порфирий с полным правом мог сказать, что «наши души в момент смерти должны быть такими же, как и во время мистерий, то есть свободными от страстей, зависти, ненависти и злобы». (De Mir¬ville, Des Esprits, etc., Vol. V, p. 279.)
магия считалась божественной наукой, позволяющей обрести качества самого божества.
Геродот, Фалес, Парменид, Эмпедокл, Орфей, Пи¬фагор — все они в разное время постигали мудрость великих иерофантов Египта, надеясь с ее помощью раскрыть тайны вселенной.
Филон говорит:
Считалось, что мистерии раскрывают механизм работы природы и позволяют созерцать божественные си¬лы. («De Specialibus Legibus».)
Чудеса, производимые жрецами теургической магии, настолько достоверно описаны и свидетельств о них (если человеческое свидетельство вообще чего-нибудь да стоит) оставлено так много, что сэр Дэвид Брюстер готов скорее ханжески предположить, что языческие маги превосходили христианских ученых в области физики и прочих дисциплин естественной философии, только бы не признавать, что первые просто обошли последних по части чудес. Но тем самым он ставит науку в весьма неприятное положение…
«Магия, — говорит Пселл, — сформировала послед¬ний раздел жреческой нау¬ки. Она изучала характер, силу и качество всего сущего под Луной; химические элементы и их состав, животных, различные виды растений и их плоды, камни и лекарственные травы. Короче говоря, она исследовала квинтэссенцию и мощь все¬го. Поэтому она и производит свои воздействия. Она соорудила изваяния [намаг¬ниченные], которые приносят здоровье, создала фигуры и вещи [талисманы], ко¬торые в одинаковой мере могут приносить болезнь или здоровье. Часто проявля¬ется также божественный огонь, и тогда изваяния смеются и лампы внезапно загораются». (Разоблаченная Изида, Т. I.)
Это утверждение Пселла о том, что магия «соорудила изваяния, которые приносят здоровье», ны¬не считается доказанным и общепризнанным фактом; и никому более не приходит в голову называть его пустой похвальбой галлюцинирующего мага. Как го¬ворит Рювенс, оно уже стало «историей». Ибо оно повторяется в «Магическом папирусе» Гарриса и на упомянутой ранее обетованной стеле. И Шабас, и Руже в один голос заявляют:
В восемнадцатой строке этого сильно поврежденного документа приводится заклинание, призывающее благосклонность бога (Хонсу), который выражает свое согласие, заставляя свою статую двигаться. (De Mirville, Des Esprits, etc., Vol. V, p. 248.)
Дело дошло до спора между двумя востоковедами. Месье де Руже решил перевести слово «хан» как «милость» или «благодеяние», тогда как месье Шабас настаивал на том, что «хан» означает «движение», или «знак», подаваемый статуей.
Злоупотребления силой и знанием и эгоистичные амбиции часто подталкивали своекорыстных и беспринципных посвященных к черной магии (точно те же причины впоследствии приводили ко все той же черной магии христианских пап и кардиналов). Имен¬но черная магия в конце концов привела к ликвидации мистерий, а не христианство, как ошибочно полагают многие. Прочтите «Римскую историю» (т. I) Момзена, и вы увидите, что сами язычники решили положить конец осквернению божественной науки. Еще в 560 г. до н.э. римляне обнаружили некое оккультное сообщество — школу черной магии самого отвратительного свойства; это сообщество практиковало мистерии, привнесенные из Этрурии; и вскоре моральная чума захлестнула всю Италию.
Более семи тысяч посвященных подверглись преследованию, и большинство их были казнены…
Позже Тит Ливий расскажет нам еще о трех тысячах посвященных, коих осудили в течение одного года по обвинению в отравлении . (De Mirville, Des Esprits, etc., Vol. V, p. 280—281).
И все-таки черную магию до сих пор отвергают и высмеивают!
Очень может быть, что Потье несколько увлекся, когда заявил, что Индия представляется ему «…великим и древним сердцем человеческой мысли… растворившемся впоследствии во всем древнем мире…», но сама идея абсолютно верна. Эта древняя, изначальная мысль породила оккультное знание, проявляющееся в нашей пятой расе с первых дней египетских фараонов и до нашего, нынешнего времени. Пожалуй, нет ни одного иератического папируса, найденного вместе с туго спеленатой мумией царя или верховного жреца, в котором не содержалась бы интересная и полезная информация для современных исследователей оккультизма.
И все это, конечно же, та самая осмеянная магия — следствие первоначального знания и откровения, использовавшегося отнюдь не по-божески атлантическими колдунами, что создало необходимость возведения в последующей расе плотной завесы, ограждающей людей от практики создания так называемых магических эффектов на психиче¬ском и физическом уровнях. В нашем столетии вряд ли кто-то поверит вышесказанному, за исключением разве что католиков, да и те припишут всем магическим проявлениям сатанинское происхождение. И все же магия настолько тесно переплетена с мировой историей, что если последняя и будет когда-либо исчерпывающе и всестороне описана, то только на основе достижений археологии и египтологии, с использованием иератических текстов и надписей. А если ученые по-прежнему будут настаивать на том, что историю необходимо освободить от всех «вековых предрассудков», они никогда не увидят света.
Нетрудно представить, в какой щекотливой си¬туации оказались ныне серьезные египтологи и ас¬сирологи, академики и профессора, вынужденные переводить и интерпретировать древние папирусы и надписи на стелах и вавилон¬ских цилиндрах, заполненные от начала и до конца неудобоваримой (а для них самих и вовсе отвратительной) магией с ее за-клинаниями и прочей атрибутикой. Им приходится иметь дело с серьезными и глубокомысленными текстами ученых писцов, составленными под непосредственным руководст¬вом халдейских или египетских иерофантов — наиболее образованных философов древности. Эти тексты составлялись в торжественные часы смерти или погребения фараонов, верховных жрецов и других великих людей страны Хеми ; их целью было сопровождение новорожденной, уподобившейся Озирису души к грозному престолу «Вели-кого Судии» в царстве Аменти, где ложь, по утверждению древних, оказывалась тяжелее самых тяжких преступлений.
Неужели писцы и иерофанты, фараоны и цари-жрецы все как один были дураками либо обманщиками, верившими либо заставлявшими других верить во все эти «небылицы», повторяющиеся даже в самых респектабельных папирусах? И если бы только это. Ведь и Платон, и Геродот, и Манефон, и Синцелл — словом, все величайшие и безусловно заслуживающие доверия писатели и философы, обращавшиеся к данной теме, подтверждали достоверность содержания папирусов, в которых просто и буднично, как любая другая история или факт, настолько хорошо известный и общепризнанный, что всякие дополнительные комментарии к нему совершенно излишни, перечисляются царские династии манов, то есть теней и призраков (астральных тел), и такие магические чудеса и оккультные феномены, что даже самый доверчивый оккультист наших дней наверняка усомнился бы в их подлинности.
Но востоковеды все-таки нашли для себя спасительную соломинку, позволившую им публиковать свои переводы папирусов, не опасаясь критики со стороны литературных саддукеев: они просто объявляют их «романами эпохи фараона Такого-то». Гениальная идея, пусть даже и не совсем искренняя.
ПРИМЕЧАНИЯ К «ДРЕВНЕЙ ИМПЕРИИ КИТАЯ»
[Эндрю Т.Сибболд
