автор утверждает, что розенкрейцерство почти забыто, мы можем ответить ему, что не удивляемся этому факту и добавить в скобках, что, строго говоря, розенкрейцеры теперь даже и не существуют, ибо последний из членов этого Братства исчез в лице Калиостро .
Хирафу следовало бы добавить к названию «розенкрейцерство» слова «особая секта», поскольку это все же была секта, одна из многочисленных ветвей единого древа.
Забыв указать на это особое обозначение и включив в понятие «розенкрейцеры» всех, посвятивших свои жизни оккультизму и объединившихся в различные братства, Хираф допускает ошибку, вследствие которой можно невольно подумать, что раз розенкрейцеры исчезли, то на земле уже больше нет каббалистов, практикующих оккультизм. Автор так же повинен в анахронизме , приписывая розенкрейцерам сооружение пирамид и других величественных монументов, в архитектуре которых неизгладимо запечатлены символы великих религий прошлого. И в этом он заблуждается.
Если главный предмет рассмотрения великой семьи древних и современных каббалистов остается одним и тем же, то догмы и формулы отдельных сект сильно разнятся. Возникнув, одна за другой, из великого материнского корня Востока, эти секты распространились по миру, и некоторые из них, стремясь превзойти остальных в своем проникновении в тайны, ревниво охраняемые природой, повинны в величайших ересях против изначальной восточной каббалы.
В то время как первые последователи тайных на¬ук (преподанных халдеям народами, само имя ко¬торых никогда даже не упоминалось в истории) останав¬ливались в своем продвижении, достигнув вершины, омеги знания, дозволенного человеку, многие из последующих сект отделялись от них и, в некон¬тролируемой жажде больших знаний, преступали границы истины, впадая в заблуждения. Как говорит Ямвлих, вслед за Пифагором, который лишь силою своей энергии и дерзновения проник в тайны храма Фив, получил там посвящение, а потом на протяжении двадцати двух лет изучал священные науки в Египте, многие иностранцы также были до-пущены к знаниям мудрецов Востока и впоследствии разгласили некоторые из их тайн. Со временем, не сумев сохранить эти тайны в чистоте, они так перемешали их с вымыслом и баснями греческой мифологии, что истина была полностью искажена.
Как изначальная христианская религия разде¬лилась с течением времени на множество сект, так и наука оккультизма произвела на свет различные доктрины и братства. Египетские офиты стали христианскими гностиками, от которых произошли васи¬лиды, а первоначальные розенкрейцеры дали рождение философам огня, или последователям Парацельса, европейским алхимикам и другим ответвлениям и сектам. (См. «Розенкрейцеры» Харгрейва Дженнинг¬са ). Называть всех без разбору каббалистов розенкрейцерами — значит, впадать в такую же ошибку, как если бы всех христиан называть баптистами, на том основании, что последние — тоже христиане.
Братство Розы и Креста было основано только в середине ХIII века, и, несмотря на утверждения ученого Мошейма, название его происходит не от латинского слова Ros (роса) и не от креста, символа Света. Происхождение Братства может установить любой серьезный, истинный исследователь оккультизма, оказавшийся в Малой Азии, если только он захочет повстречать одного из членов Братства и посвятить себя наитруднейшей задаче — расшифровке манускрипта розенкрейцеров, который строго хранит¬ся в архивах подлинной Ложи, основанной первым каббалистом, носившим это имя, но теперь называемой иначе. Основателем этого Братства был немецкий Reuter (рыцарь) по имени Розенкранц, который снискал себе на родине сомнительную репутацию практикой черной магии, но впоследствии был обращен через видение. Оставив свою пагубную практику, он дал торжественную клятву и отпра¬вился пешком в Палестину, дабы у Гроба Господня совершить amende honorable . Когда Розенкранц прибыл в Палестину, ему явился христианский бог — кроткий, но знающий назорей, учившийся в школе ессеев, этих целомудренных потомков халдейских ботаников, астрологов и магов; христианин бы сказал — в видении, но я полагаю — как материализованный дух. Цель этого посещения, равно как и предмет их разговора, навсегда остались тайной для многих братьев; но сразу же после того бывший колдун и Reuter исчез, и о нем ничего не было слышно до тех пор, пока к семье каббалистов не присоединилась таинственная секта розенкрейцеров, чье могущество возбуждало всеобщее внимание, даже у народов Востока, беспечно и привычно живущих среди чудес. Розенкрейцеры стремились объединить самые различные направления оккультизма и вскоре прославились чрезвычайной чистотой своей жизни, необычайными способностями, а также совершенным знанием тайны тайн.
Как алхимики и маги, они вошли в легенды. Позд¬нее (не буду сообщать Хирафу, когда именно, ибо мы пьем из двух разных источников знания) от них произошли более современные теософы, во главе которых стоял Парацельс, и алхимики, самым известным из которых был Томас Воган (XVII век), написавший наиболее практические труды по оккультизму под именем Евгения Филалета. Я знаю и могу доказать, что Воган определенно был «сделан, прежде чем стал».
Каббала розенкрейцеров представляет собой сжа¬тое суммарное изложение еврейской и восточной каббалы, причем последняя является наиболее таинст¬венной из всех. Восточная каббала, практическая, полная и существующая в единственном экземпляре, бережно хранится в обители Братства на Востоке и, могу твердо поклясться, никогда не покинет его пределов. Само существование этой рукописи ставилось под сомнение многими европейскими розенкрейцерами. Тот, кто хочет «стать», должен выискивать знания в тысячах разрозненных томов и по кусочкам собирать факты. Если он не выберет кратчайший путь и не согласится быть «сделанным», он никогда не станет практическим каббалистом и вместе со всеми своими знаниями останется на пороге «таинственных врат». Использовать каббалу и раскрывать ее истины в настоящее время можно в гораздо меньшем масштабе, чем в древности; а существование таинственной Ложи, из-за ее секретности, подвергается сомнению; но тем не менее, она существует и не утратила ни одной из первоначальных таинственных сил древних халдеев .
Ложи, а их немного, подразделяются на секции и известны только адептам. Никто не сможет обнаружить их, если только сами Мудрецы не сочтут неофита достойным посвящения. В отличие от европейских розенкрейцеров, в своем стремлении «стать, а не быть “сделанными”» всегда следовавших словам св. Иоанна, который сам бился в одиночку, силой вырывая у природы ее тайны и возглашая: «Царство Небесное силою берется, и бесстрашные покоряют его», — восточные розенкрейцеры (будучи не вправе произносить их истинное имя, назовем их именно так), в безмятежном блаженстве божественного ведения, всегда готовы помочь серьезному исследователю, пытающемуся «стать», практическим знанием, рассеивающим, подобно небесному бризу, самые черные тучи скептического сомнения.
Хираф прав, когда говорит: «Зная, что разглашение их тайн», в нынешнем хаотическом состоянии общества, «посеет лишь смятение и смерть», они не выпускают эти знания из своих рук. Являясь наследниками изначальной небесной мудрости своих праотцов, они хранят ключи от самых сокровенных тайн природы и раскрывают их лишь постепенно и с величайшей осторожностью. Но все же они иногда делают это!
Очутившись в таком cerсle vicieux, Хираф грешит подобным же образом, сравнивая Христа, Будду и Khong-foo-tse, или Конфуция. Вряд ли можно провести сравнение между двумя первыми мудрыми и духовными иллюминатами и китайским философом. Высочайшие устремления и взгляды обоих христосов не имеют ничего общего с холодной, практической философией последнего, являющегося блестящей аномалией среди скучного от природы и материалистичного народа, мирного, преданного земледелию с древнейших времен своей истории. Конфуций никогда не выдержит ни малейшего сравнения с двумя великими реформаторами. В то время как принципы и доктрины Христа и Будды охватывали все человечество, Конфуций ограничил внимание лишь родной страной, пытаясь приспособить свою глубокую мудрость и философию к нуждам соотечественников и мало утруждая себя думами об остальном человечестве. Его философские доктрины в чисто китайском патриотизме и представлениях настолько же лишены поэтического элемента, присущего учениям Христа и Будды, двух божественных лично¬стей, насколько религиозность его народа лишена той духовной экзальтации, которая свойственна, например, Индии. Конфуций не выдерживает сравнения и с глубиною чувств и тонким духовным устремлением своего соплеменника Лао-цзы. Ученый Эннемозер говорит: «Дух Христа и дух Будды оставили неиз¬гладимые, вечные следы во всем мире. О доктринах же Конфуция можно говорить лишь как о самых блестящих достижениях холодного человеческого разума». К.Ф.Хо в своей книге «Allgemeine Ge¬schichte» всего в нескольких словах прекрасно охарактеризовал китайцев: их «тяжелая, детская, холодная, чувственная натура объясняет особенности их истории». Поэтому любое сравнение первых двух реформаторов с Конфуцием в эссе о розенкрейцерстве, в котором Хираф рассуждает о Науке наук и приглашает жаждущих испить из ее неисчерпаемого источника знаний, представляется недопустимым.
Далее, когда наш ученый автор столь догматиче¬ски утверждает, что розенкрейцер узнает, хотя и никогда не применяет, секрет бессмертия в земной жизни — он утверждает лишь то, что сам, из-за своей практической неопытности, считает невозможным. Слова «никогда» и «невозможно» следовало бы вычеркнуть из словаря человечества — по крайней мере, до тех пор, пока Великая Каббала не будет полно¬стью раскрыта и либо принята, либо отвергнута. Граф «Сен-Жермен» и поныне остается неразгаданной загадкой, так же как и розен¬крейцер Томас Воган. Многочисленные свидетельства литературы и устной традиции (которая порою даже более достоверна), утверждающие, что этого удивительного графа встречали и узнавали в разные столетия — не миф.
Тот, кто признает одну из практических истин оккультных наук, преподанных каббалой — молчаливо признает их все. Здесь действует «быть или не быть» Гамлета, и если каббала — не вымысел, то и Сен-Жермен — не миф.
Но я отклоняюсь от темы своего разговора, цель которого, во-первых, выявить небольшие различия между двумя каббалами — каббалой розенкрейцеров и восточной каббалой и, во-вторых, заявить: надежда Хирафа на то, что этот предмет будет когда-нибудь понят лучше, чем сейчас, может оказаться более, нежели просто надеждой. Со временем многое станет ясно; но пока давайте сердечно поблагодарим Хирафа за этот первый меткий выстрел в сторону упрямых ученых-дезертиров, которые, стоит лишь им оказаться лицом к лицу с Истиной, избегают смотреть ей прямо в глаза, боятся даже оглянуться, чтобы, не дай бог, не увидеть чего-нибудь такого, что могло бы пошатнуть их самодовольство. Как практический последователь восточного спиритуализма, я могу уверенно ждать момента, когда, с по¬мощью тех, «кто знает», американский спиритуализм, даже в своем нынешнем состоянии оказавшийся язвой на теле материалистов, станет наукой, матема¬тически доказанным фактом, а не будет рассматриваться лишь в качестве бреда эпилептических мономаньяков.
Первая каббала, в которой простой смертный дерз¬нул объяснить величайшие тайны вселенной и указать ключи к «тем скрытым вратам в бастионах приро¬ды, чрез которые ни один смертный не может пройти, не разбудив жутких стражей, невидимых по сю сторону ее стены», была составлена неким Симоном бен Йохаи, жившим во времена второго разрушения древнеиерусалимского храма. Лишь спустя примерно тридцать лет после смерти этого извест¬ного каббалиста, его сын, раввин Елеазар и другие ученые мужи воспользовались его манускриптами и письменными разъяснениями, со¬хранявшимися им как драгоценнейшая из тайн. Собрав
