—

Пагубные страсти, — не просто обуздать.

Решительной должна быть схватка; совладавший

Приравнен будет к покорителю миров (XI, 32).

ЧЕЛА

Несмотря на то, что по означенной теме в этом журнале было опубликовано немало статей, кажется, неверное понимание и ошибочные представления все еще преобладают.

Кто такие чела и каковы их возможности? Есть ли у них недостатки и чем особенным отличаются они от тех, кто не является чела? И следует ли каждое слово, произнесенное чела, воспринимать как евангельскую истину?

Эти вопросы возникают из-за того, что многие люди в течение некоторого времени придерживались относительно чела нелепых взглядов, а ко¬гда обнаружилось, что эти представления нужно изменить, реакция в отдельных случаях была довольно бурной.

Слово «чела» означает просто ученик, оно вы¬крис¬таллизовалось в теософской литературе и в разных умах имеет столько же разнообразных определений, как и само слово «бог». Некоторые люди зашли так далеко, что считают, будто человек, являющийся чела, сразу оказывается на том уровне, когда каждое, даже неудачно произнесенное им слово, должно восприниматься как ex cathedra, и он лишен ничтож¬ного удовольствия говорить как обычный человек. Если же обнаружится, что какое-то подобное высказывание было им сделано по собственной инициативе и на свой страх и риск, то его обвинят в том, что он вводит своих слушателей в заблуждение.

Пора исправить это ложное мнение раз и навсегда. Существуют чела — и Чела, точно так же, как есть Махатмы — и Махатмы. В действительности существуют Махатмы, которые сами являются чела тех, кто еще выше. Но никто, например, не спутает чела, только что начавшего свой трудный путь, с более высоким чела, который является Махатмой.

Фактически чела — это несчастный человек, вступивший на «неизведанный путь», как говорит Кришна, «самый трудный путь».

Вместо того, чтобы быть постоянным выразителем воли своего гуру, он чувствует себя в мире более одиноким, чем те, кто не является чела, а путь его сопряжен с опасностями, которые устрашили бы многих претендентов, если их описать в истинных красках, так что взамен благосклонного приема Гуру и сдачи вступительного экзамена с перспективой стать бакалавром оккультного искусства под постоянным и дружеским руководством своего Учителя, в действительности он прокладывает себе путь на за¬крытую территорию и с этого момента должен или бороться и победить — или умереть. Вместо того, чтобы принять, он должен быть достойным принятия. И он не должен предлагать себя. Один Махатма недавно написал: «Никогда не навязывайте нам себя в чела — ждите, когда это снизойдет на вас».

И если человек принят в качестве чела, то неверно, что он является всего лишь инструментом Гуру. Он говорит как обычный человек, как и прежде, и только когда Учитель, используя магнетизм чела, посылает через него подлинное письменное известие, тогда наблюдатели могут сказать, что через него пришло сообщение.

Случается, как порою бывает с любым человеком, что они произносят верное или красивое высказывание, но это не значит, что в это время гуру говорил через чела. Если в уме есть зерно доброй мысли, влияние гуру, подобно ласковому дождю для семени, может вызвать его к внезапной жизни или необычному цветению, но это не голос Учителя. В действительности случаи, когда Учителя говорят через учеников — большая редкость.

Способности чела по мере их развития меняются; и каждому следует знать, что если чела обладает какими-то «силами», ему не дозволено пользоваться ими, за исключением редких и особых случаев, и он никогда не должен похваляться ими. Так что у тех, кто только начинает, возможности и силы не больше, чем у обычного человека. На самом деле стоящая перед чела цель — не приобретение психологической силы; его главная задача — отбросить непреодолимое чувство личности, плотной завесой скрывающее от взора нашу бессмертную часть — истинного человека. И до тех пор, пока он позволяет этому чувству оставаться, он будет стоять у самой двери оккультизма, не в состоянии продвинуться дальше.

Сентиментальность не годится для чела. Его работа тяжела, а путь каменист и долог. С сентиментальностью он просто не будет продвигаться вообще. Неужели он ждет Учителя, чтобы тот приказал ему показать свою отвагу, бросившись с обрыва или покорив ледяные кручи Гималаев? Тщетная на¬дежда: так они не зовут. И потому, коли он не склонен рядиться в сентименты, то и публика, желая посудачить о нем, не должна набрасывать ложную вуаль сентиментальности на все его действия и слова.

Давайте же отныне смотреть на чела несколько более проницательно.

МАХАТМЫ И ЧЕЛА

Махатма — это выдающаяся личность, путем специальной подготовки и образования развившая в себе высшие способности и достигшая такого духовно¬го знания, какого заурядное человечество достигнет лишь пройдя бесчисленные вереницы перевоплощений в ходе космической эволюции, если, конечно, оно тем временем не пойдет против целей природы и не вызовет тем самым свое собственное уничтожение.

Процесс саморазвития Махатмы продолжается в течение целого ряда воплощений, хотя их сравнительно и немного. Итак, что же перевоплощается? Оккультное учение, насколько оно для нас раскрыто, пока¬зывает, что первые три принципа умирают более или менее одновременно с тем, что называ¬ется физической смертью. Четвертый принцип, вместе с низшими частями пятого, которым присущи животные пристрастия, пребывают в кама-локе, где претерпевают агонию дезинтеграции пропорционально силе своих низших желаний. Высший Манас — чистый чело¬век, связанный с шестым и седьмым принципами — вступает в дэвакхан, чтобы насладиться последствиями своей доброй кармы, а затем вновь воплотиться как более высокая индивидуальность. Итак, у сущности, проходящей оккультное обучение в по¬следовательной цепи своих рождений, при каждом воплощении остается все меньше и меньше низшего манаса, пока не наступит время, когда весь его Манас, будучи всецело высшего порядка, сосредоточится в высшей индивидуальности, и тогда про такого человека можно сказать, что он стал Махатмой. В момент физической смерти все его четыре низших принципа разрушаются без страданий, ибо для него они фактически подобны предметам гардероба, которые он по желанию снимает и надевает. Следовательно подлинный Махатма — это не физическое тело, а высший Манас, который неразрывно связан с Атмой и ее проводником (шестым принципом), — союз, созданный в сравнительно короткий период благодаря прохождению через процесс саморазвития, установленный оккультной философией.

Поэтому когда люди выражают желание «увидеть Махатму», то в действительности они явно не пони¬мают, чего просят. Как могут они надеяться увидеть физическими глазами то, что превыше их зрения? И неужели они просят и охотятся именно за телом — всего лишь оболочкой и маской? А предположив, что они видят тело Махатмы, как они могут узнать, что за этой маской скрывается возвышенная сущность? По каким критериям будут они судить, отража¬ет ли майя, представшая перед ними, образ истин-ного Махатмы, или нет? И кто скажет, что физическое не есть майя? Высшие явления могут восприниматься только соответствующими высшими чувствами. И поэтому тот, кто хочет видеть подлинного Махатму, должен задействовать свой мысленный взор. Он должен так возвысить свой Манас, чтобы его восприятие сделалось чистым и все туманы, созданные майей, рассеялись. Тогда его видение станет ясным и он увидит Махатму, где бы тот ни находился, ибо, вследствие слияния с ше¬стым и седьмым принципами, которые вездесущи и повсеместны, Махатмы, можно сказать, присутствуют повсюду. Но в то же время, подобно тому, как если бы мы, стоя на вершине горы, имели бы перед глазами всю равнину и все же не различали отдельных деревьев или участков, поскольку с такой возвышенной позиции все находящееся внизу почти одинаково, а наше внимание привлекается к чему-то отличающемуся от своего окружения — точно так же, хотя все человечество находится перед мысленным взором Махатм, нельзя ожидать, что они будут обращать особое внимание на каждое человеческое существо, пока это существо своими поступками не привлечет к себе исключительное внимание.

Их особой заботой являются высшие интересы человечества, ибо они отождествились с Мировой Душой, которая пронизывает человечество, и тот, кто привлечет их внимание, должен сделать это через сию Душу, наполняющую собою все. Такое восприятие Манаса можно назвать «верой», но его не следует путать со «слепой верой». «Слепая вера» — выражение, нередко употребляющееся для обозначения веры без осознания или понимания, тогда как истинное восприятие Манаса — это такая просвещенная вера, которая и является истинным смыслом самого слова «вера». Эта вера в то же самое время должна быть связана со знанием, то есть опытом, ибо «истинное знание приносит веру». Вера есть восприятие Манаса (пятого принципа), тогда как знание, в подлинном значении этого термина, является способностью интеллекта, то есть духовным восприятием.

Короче говоря, высшая индивидуальность человека, которая складывается из его высшего Ма¬наса, шестого и седьмого принципов, должна действовать как единое целое, и только тогда возможно обретение «божественной мудрости», ибо божественное может быть воспринято только божественными способ¬ностями. Поэтому желание, побуждающее человека просить об ученичестве, — это стремление настолько постигнуть действие Закона Космической Эволюции, чтобы трудиться в гармоничном согласии с природой, вместо того чтобы по неведению идти наперекор ее целям.

«ТЕОСОФСКИЕ МАХАТМЫ»

С чувством искреннего и глубочайшего сожаления — но никак не удивления, ибо я уже не первый год с волнением ожидаю появления в печати подобных деклараций, — прочла я в рочестерском «Occult Word», издаваемом миссис Дж. Кейблс — искренней теософисткой и президентом тамошнего Теософского Общества, ее редакционную статью, написанную в соавторстве с м-ром У.Т.Брауном. Эта резкая перемена настроений, вероятно, вполне естественна для женщины, тем более что ей никогда не предоставлялись такие возможности, как, скажем, м-ру Брауну; и ее чувства, подвигнувшие ее написать, что после «огромного желания… установить контакт с теософскими Махатмами… мы [они] в конце концов пришли к выводу, что напрягать свое психическое зрение, глядя в сторону Гималаев, — занятие абсолютно безнадежное», наверняка разделяют немало тео-софов. Насколько оправданы эти жалобы, и кто более виновен в этом — «Махатмы» или сами теософы, — в этом еще предстоит разобраться. На протяжении нескольких лет этот вопрос оставался открытым, но теперь настало время заняться им всерьез. Оба жалобщика заявляют: «Вряд ли нам стоит гоняться за восточными мистиками, которые отрицают свою способность помочь нам». Последняя часть фразы, выделенная курсивом, требует самого серьезного анализа. И я прошу читателя даровать мне привилегию высказать несколько замечаний на сей счет.

Начну с того, что сам тон статьи напоминает настоящий манифест. Сжатая и избавленная от обычного изобилия библейских выражений, она подводит нас, наконец, к следующему заявлению: «Мы стучали, но нам никто не отворил; мы просили хлеба, но нам в ответ не дали даже камня». Это очень серьезное обвинение; и потому я намерена доказать, что оно не является ни справедливым, ни обоснованным.

Коль скоро я была первой, кто сделал существование