даже просто здравого смысла скептически настроенного оппонента!
Совершенно очевидно, что знаменитый парадокс Тертуллиана: «Credo quia absurdum et impossibile est» — не может иметь ничего общего с подобного рода дискуссией. Я полагала, что обращаюсь к эруди¬рованному мистику, либералу и социалисту, аббату Рока. Стала бы я беспокоиться, если бы это был обыкновенный священник, fidei defensor! Аббат пыта¬ется доказать свою непринадлежность к этой кате-гории священнослужителей следующим высказыванием: «Я достаточно хорошо знаю буддизм, чтобы без труда понимать ее [меня]; но она недостаточно знает христианство, чтобы уловить мою мысль». Мне совсем не хочется ему перечить, но все же истина всегда должна стоять на первом месте. Аббат обманы¬вает сам себя, полагая, что знает буддизм. Несложно, однако же, убедиться в том, что он не знает его толком даже экзотерически, так же как и индуизм в его популярном изложении. В противном случае, стал бы он упоминать Кришну среди Будд, как это он делает на странице 259? Или, опять же, разве спутал бы он историческое лицо, принца Гаутаму, с его мистическими титулами, перечисляя их как отдельных Будд?
Разве не пишет он об Иисусе, что чаша, которую ему пришлось испить, была «гораздо более горькой, нежели та, из которой выпил яд болиголова западный Сократ, или та, которую… [осушили] Кришна, Шакьямуни , Гаутама из Капилавасту, Сиддхартха и все прочие Будды»? Уже одно только это, включая «всех прочих Будд», ясно указывает на то, что аббат не только ничего не знает об эзотерическом буддизме, но и имеет весьма туманные представления даже о распространенной историче¬ской биографии этого великого реформатора индуизма. Это все равно, что я сказала бы об Иисусе: «Орфей, Сын Марии, Имма¬нуил, Спаситель, Назорей и все прочие Христы, которые были распяты». Впрочем, не стану более тратить время на перечисление связанных с санскритской, брахманической и буддистской терминологией lapsus linguae, встречающихся во всех статьях аббата Рока (во всем ос¬тальном вполне научных и, безусловно, весьма крас¬норечивых). Уже одного вышеприведенного примера достаточно для того, чтобы читающая публика могла судить, обладает ли мой критик достаточными познаниями о буддизме для соответствующей дискуссии. Может быть, аббат путает, подобно многим другим авторам, буддизм с теософией? Если это так, то я могу сообщить ему, что теософия — это не буддизм, не христианство, не иудаизм, не индуизм и никакой другой -изм: это эзотерический синтез известных религий и философий. И, конечно же, я должна кое-что знать о христианстве — популярном и особенно экзотерическом, чтобы позволить себе вступить в дискуссию с таким эрудированным католическим священником, как мой оппонент. Не логичнее было бы предположить (допустив, что я действительно не смогла «уловить» сути христианства аббата Рока), что мой уважаемый собеседник сам не очень хорошо разбирается в том, что проповедует? Что, бросив на ветер свою шапку ортодоксального и папистского священника, но при этом игнорируя истинный эзотеризм брахманов и буддистов, языческих и христианских гностиков, равно как и подлинной халдейской каббалы, а также не зная ничего о доктринах теософов, он выдумал собственное христианство, эзотеризм sui generis? Признаюсь, что я его не понимаю.
О его «законе Рамы», а также «Аб-Раме, потомке Рамы» (?) мне ничего не известно. Зато я хорошо знаю Вамшавали, или генеалогию рас Сурья и Чандра — от Икшваку и Будхи и до Рамы и Кришны — общий источник, из которого пураны (древние писания) — Бхагавата, Сканда, Агни и Бхавишья-пурана — заимствовали свои божественные, человеческие и династические генеалогии. Ее список хранится во дворцовой библиотеке Махараджи Удай¬пура (древ¬нейшего в Индии царствующего дома, чья семейная гене¬алогия была исследована и подтверждена англо-индийским правительством). Рама — исторический персонаж. В Индии по сей день находят руины построенных им городов, погребенные под несколькими культурными слоями, оставленными на их месте другими городами — более поздними, но такими же доисторическими; ныне они так же хорошо известны, как и древние монеты с его портретом и именем. Но кто такой этот «Аб-Рам, потомок Рамы»? А-брам или А-брахм, в переводе с санскрита значит не-брахман и, следовательно, человек, принадлежащий к более низкой касте либо изгнанный из касты браминов. Абра — это имя слона Индры, его женской ипостасью будет — Абраму. Оба эти слова санскритские; и хотя имя Абраму снова встречается у халдеев, еврейский Авраам не имеет ничего общего с индусским Рамой и никак не может быть потомком последнеего, поскольку Рама был потомком Брахмана (бесполого) — аватарой его земного аспекта, Вишну .
Это небольшое отступление аббат, возможно, назовет очередной «взбучкой» [bourrade]. По этому поводу я могла бы заметить, что он, должно быть, очень чувствительный человек, поскольку в своих «Заметках о христианском эзотеризме» я никак не могу разглядеть ничего такого, что могло бы вы¬звать столь мрачные мысли у моего уважаемого со¬беседника. Легкое дуновение, разрушающее кар¬точный домик, действительно может показаться ураганом тому, кто построил этот домик; но если аббат Рока возлагает всю ответственность на это слабое дуновение, а не на шаткость возведенной им конструкции, то это, определенно, не моя вина. Он также обвиняет меня в предубежденности, но это обвинение столь же беспочвенно, сколь и предыдущее. Поскольку я не священник и не нахожусь под жест¬ким контролем церкви, которая считает себя непо¬грешимой, я могу и готова принимать истину, откуда бы она ни исходила. Но мой критик находится в гораздо менее выгодном положении, а точнее, между молотом и наковальней, поскольку никак не может себе позволить согласиться с моими выводами и потому пытается приписать их моей «предубежденности», а также моему «незнанию» его религии. И все-таки, откуда взяться духу предубежденности в таком универсальном и демократичном Обществе, как наше, избравшем себе девиз — «Нет религии выше Истины»? Наши Учителя достаточно велики и мудры, чтобы не рядиться в павлиньи перья непо¬грешимости и не похваляться знанием абсолютной Истины, а потому и нам, их ученикам, не пристало отворачиваться от фактов, которые мо¬гут быть долж¬ным образом обоснованы. Пусть аббат Рока убедительно опровергнет наши дока-зательства несуществования воплощенного Христа (Христо-Человека, как бы его ни звали — Иисус или Кришна); пусть он сам докажет, что никогда и ни¬где на земле не было иного воплощенного Бога, кроме его «Христа-Иисуса», и что он — «единст¬венный» и «величайший» из Учителей и Врачевателей — не просто величайший из Махатманов, но сам Бог в образе человека! Пусть предоставит нам доказательства — неопровержимые или хотя бы та¬кие же логические и очевидные, как наши. Но он не должен выдвигать в качестве аргумента голос, который шепчет что-то его душе, или цитаты из Евангелия. Потому что в данной дискуссии его го¬лос, будь он даже родным братом сократовского даймония, имеет для меня и для читателей ценность не большую, чем имел бы для него или для любого третьего лица голос, звучащий в моей душе и говорящий мне совершенно обратное. Да, он полностью прав, когда говорит о том, «как трудно освободиться от всякого личностного интереса и, тем более, от приверженности школе, секте, церкви или касте», но коль скоро эта фраза явно неприменима ко мне, поскольку я не принадлежу ни к одной окончательно сформировавшей свои взгляды школе или секте, церкви или касте, ибо я — теософ, то почему бы нам не высказать данное замечание в его собственный адрес, ибо он — христианин, католик, священнослужитель и каноник?
Словом, наш уважаемый корреспондент, похоже, просто обладает чрезвычайно живым воображением. Вот и сейчас ему кажется, что редактор «Le Lo¬tus» «опьянен хмельными парами» его хвалебных речей о познаниях Махатманов, а также адресованными ему «кивками и подмигиваниями». Но если это так, то у «Le Lotus» должен быть поистине «малохольный» редактор, коль скоро он, вместо того чтобы поблагодарить автора за его льстивые (как ему самому кажется) авансы, отсылает первую статью аббата ко мне в Лондон, чтобы я высказала о ней свое мнение, а затем публикует в своем журнале сочиненную мною «взбучку». Однако мы излагаем свои факты, руководствуясь совсем не теми намерениями, которые, судя по всему, рисует в своем воображении аббат Рока. Он поступает совершенно справедливо, предупреждая своих читателей о том, что «эту даму [его покорную слугу] трудно заподозрить в желании польстить католическим священникам». И это не¬оспоримый исторический факт — по сути дела, единственный факт, который я смогла обнаружить в его длинном послании. Если я, всю свою сознательную жизнь изучавшая упомянутых выше священников, надеваю теперь колпачок на пламя розовых надежд, горевшее в его первом письме, то только потому, что не могу всерьез воспринимать комплименты, сделанные просто из вежливости христианином и французским аббатом в адрес язычников-Махатм; и даже если ему удалось ввести в заблуждение редактора французского «Le Lotus», то редактора английского «Lu¬cifer» ему ни за что не провести . И хотя я очень высоко ценю аббата Рока как писателя, я всегда смогу отличить мистического философа от священника и разглядеть сутану автора еще до того, как увижу его самого. Так что почтительное отношение, проявляемое аббатом в отношении мудрости наших Учителей, совсем не опьяняет меня своими хмельными парами, поскольку с самого начала предстает передо мной в своем истинном свете. Вся его почтительность в данном случае играет роль засаленного столба, служащего опорой для навешанных на него в изобилии заботливой апостольской и рим¬ско-католической рукою христианских безделушек, или же индуистско-теософической куклы, украшенной папистскими амулетами . И в результате вместо по-ложенного опьянения я ощущаю (говорю это со свойственной мне «откровенностью» и не менее харак¬терной для меня прямодушной грубостью) удвоенное недоверие.
Те неверные суждения, коими изобилует ответ аббата, как нельзя лучше доказывают мою правоту. Возможно, он ожидал, что редактор «Le Lotus» и тео¬софы воскликнут в один голос: Mea culpa! — и все сразу, en masse, обратятся в его веру? И вот, после первого их ответа мы видим, как аббат парирует вооб¬ражаемые удары и во втором письме придает совершенно иное звучание тем же самым комплиментам, которые он так щедро расточал в своей первой статье. У него, безусловно, есть на это право, поскольку он лучше, чем кто бы то ни было, должен понимать истинное значение своих собственных мыслей. (И это правило применимо не только к нему, но и к любому другому автору.) Ме¬ня удивляет только одно: почему он упрямо продолжает искажать мои слова и даже изобретает какие-то невозможные сцены и ситуации, в которых отводит мне весьма странные роли и приписывает мне высказывания, которых нет и в помине в моих «Заметках», написанных в ответ на его декабрьскую статью?
Основная идея моих заметок заключалась в следующем: тому, кто
