через нее в образе Богочеловека. Она зачала после того, как сорвала и съела красную ягоду (марья). Отверг¬нутая своими родителями, она родила «Сына бессмертного» в хлеву, прямо в яслях. После этого «Священный Младенец» исчез и Мариатта отправилась на его поиски. В дороге она спрашивает у звезды, «путеводной звезды Страны Полночной», где ее «священный младенец лежит сокрытый», но звезда гневно отвечает ей:
Даже знай я, не сказала б.
Это сын меня твой создал
Здесь, в холодном мраке ночи…
и более ничего не говорит Деве. Не помогла ей и златая луна, потому что младенец Мариатты сотворил и ее и подвесил посреди огромного небосвода:
Чтобы я во тьме бродила
Одиноко вечерами.
Только днем он спать велел мне
И только «Серебряное Солнце», сжалившись над Матерью-Девой, говорит ей:
Там он спит, священный мальчик,
Погружен по пояс в воду,
Скрыт густыми камышами.
Мариатта приносит священного младенца домой. Она зовет своего ребенка «Цветочком»,
Но другие называют Сыном Скорби.
Что это — постхристианская легенда? Вовсе нет, ибо, как уже было сказано, поэма является преимущественно языческой, и ее дохристианское происхождение общепризнано. При наличии такой информации в литературных источниках все ехидные замечания по поводу идолопоклонства и атеизма, язычества и безбожия должны немедленно прекра¬титься. Более того, сам термин идолопоклонство имеет христианское происхождение. Он применялся назореями на протяжении двух с половиной столетий нашей эры по отношению к тем народам, у которых существовали храмы и церкви, статуи и образы, поскольку сами ранние христиане не имели ни храмов, ни образов, ни статуй, к которым они питали стойкое отвращение. Таким образом, прозвище «идолопоклонники» гораздо более подходит нашим обвинителям, нежели нам, о чем мы еще поговорим в данной статье. С их Мадоннами на каждом перекрестке и тысячами статуй, начиная от Христа и Ангелов во всех мыслимых формах и заканчивая папами и святыми, католикам небезопасно критиковать индусов или буддистов за идолопоклонство. И мы можем это доказать.
II
Начнем с происхождения слова God. Каково пер¬воначальное, этимологическое значение этого термина? Различные варианты истолкования его происхождения и значения столь же многочисленны, сколь и разнообразны. Один из них производит это слово от древнеперсидского мистического термина goda, означающего «само», то есть нечто излучающее себя из абсолютного Принципа. Исходная форма слова — godan, откуда — Водан, Воден и Один (восточный корень практически не изменился в языках германских рас). Так, немцы переделали его в Gott, и отсюда было образовано прилагательное gut, «хороший», а также слово gotze, идол. Древнегреческие слова Zeus и Theos легли в снову латинского Deus. Эта goda, или эманация, не может быть идентичной тому, из чего она исходит, поскольку представляет собой периодическое и конечное проявление. Древний поэт Арат, написавший: «Зевсом наполнены все улицы и все торжища человеческие; Им наполнено море и гавани» , не ограничивал свое божество таким преходящим отражением, принадлежащим нашему, земному уровню, каким был классический Зевс или даже его прототип — Дьяус, но видел в нем универсальный, вездесущий Принцип. Прежде чем внимание людей привлек сияющий бог Дьяус (небо), был ведический Тад («То»), который, по убеждению посвященных и философов, не мог иметь никакого определенного имени, поскольку был той абсолютной Тьмою, которая лежит в основе всякого проявленного излучения. Люди непосвященные и невежественные стали называть мифического Юпитера (позд¬нейшее отражение Зевса) «Отцом», но то же самое произошло и с Сурьей, Солнцем — первым проявлением в мире майи и сыном Дьяуса. Так Солнце очень скоро стало единым и взаимозаменяемым с Дьяусом, теперь для одних это «Сын», а для других — «Отец» в сияющих небесах; однако об ограниченной, конечной природе Дьяус-питара можно судить хотя бы по тому, что Земля была предна¬значена ему в жены. Лишь после того как мета¬физическая философия окончательно пришла в упадок, Дьяус-притхиви, «Небо и Земля», стали восприниматься как Универсальные космические родители — не только людей, но также и богов. Пер-воначальная, абстрактная и поэтическая, конце¬п¬ция идеальной причины постепенно огрубела. Дьяус, небо, очень скоро превратился в Дьяус-Рай, обитель «Отца», а в конечном счете — и в самого Отца. Тогда Солнце, ставшее символом последнего, получило дополнительные титулы — Дина-Кара, «творец дня», и Бхаскара, «творец света»; то есть Отцу были присвоены эпитеты Сына, и наоборот. Господство ритуализма и антропоморфических культов установилось с тех пор во всем мире, что привело к духовной деградации по¬следнего, и даже в наш цивилизованный век положение не изменилось.
Итак, после того как мы установили общность их присхождения, нам остается лишь сопоставить обоих богов — бога язычников и бога евреев — на основании их собственных откровений и фрагментарных рассказов о себе и интуитивно заключить, кто из них ближе к высочайшему идеалу. Процитируем полковника Ингерсолла, который проводит параллели между Иеговой и Брахмой. Первый из них, обраща-ясь к евреям «из облака и дыма на горе Синай», говорит:
«Да не будет у тебя других богов перед лицем Моим… Не поклоняйся им и не служи им; ибо я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня». [Исх. XX, 3,5.] Сравните этот пассаж со словами, которые индусы вкладывают в уста Брахмы: «Я един для всего человечества. И те, кто искренне служит другим богам, сами того не зная, поклоняются мне. Я — тот, кто имеет долю во всяком поклонении; и я же — награда для всех поклоняющихся». Сравните эти высказывания. Если первое напоминает подземелье, где пресмыкаются скользкие порождения зависти, то второе сравнимо с инкрустированным множеством солнц небосводом…
Первое высказывание принадлежит богу, подстегивавшему фантазию Кальвина, когда он дополнял свое учение о предопределении картинами Ада, вымощенного черепами некрещеных младенцев. Идеи, заключенные в верованиях и догматах наших церквей, куда более богохульны, нежели те, коих придерживаются темные язычники. Амуры Брахмы, в образе оленя, со своей собственной дочерью, при-нявшей вид оленихи, или же Юпитера с Ледой, ставших лебедями, представляют собой величест¬венные аллегории. Они никогда не преподносились как откровение, но всегда считались продуктом поэтической фантазии Гесиода и других мифотворцев. Но можем ли мы сказать то же самое о непорочных дщерях бога римско-католической церкви — Анне и Марии? А ведь малейший намек на то, что евангельские сюжеты тоже являются аллегорическими и к тому же могут звучать откровенно богохульно, если не видеть в них ничего, кроме мертвой буквы, воспринимается урожденными христианами как непростительное святотатство.
Поистине, они могут гримировать и перекра¬шивать бога Авраама и Исаака, как им заблагорассудится, но им все равно не удастся опровергнуть Марциона, который утверждал, что Бог Ненависти никак не может быть Богом-«Отцом Иисуса». Ересь это или нет, но «Небесный Отец» христианских церк¬вей остается с тех пор гибридным существом — смесью Юпитера, бога языческих толп, с «ревнивым Богом» Моисея. Экзотерически — это Солнце, чьею обителью является рай, или, эзотерически, небо. Разве не породил он Свет, «сияющий во Тьме», День и светлого Дьяуса, Сына; и разве он не Всевышний — Deus Caelum? И, опять же, разве это не Terra, «Земля», вечно непорочная, но всегда плодовитая Дева, которая, будучи оплодотворенной в нашей, земной сфере жаркими объятиями своего «Господа» — животворящими лучами Солнца, становится матерью всего, что живет и дышит на ее необъятной груди? Отсюда и святость ее плодов — хлеба и вина — в ритуализме. Отсюда также и древний messis, великое жертвоприношение богине урожая (Церере Элевсинской, или, опять-таки, Земле): messis для посвященных, missa для профанов , ныне превращенная в христианскую мессу, или литургию. Древнее жертвоприношение плодов Земли Солнцу, «Всевышнему» Deus Altis-simus, по сей день име¬нуемому в масонстве «В[еликий] А[рхитектор] В[селенной]», легло в основу важнейшего из всех ритуалов новой религии. Озирис-Изида (Солнце и Земля) , Бел и крестоообразная Астарта вавилонян; Один или Тор и Фригга у скандинавов; Белен и Virgo Paritura у кельтов; Аполлон и Magna Mater у греков — поклонение всем этим парам имело одно и то же значение, которое целиком перешло впо¬следствии к христианам и было трансформировано ими в Господа Бога или Святого Духа, нисходящего на Деву Марию.
Отец (Deus Sol, или Solus) и Сын также стали взаимо¬заменяемыми: это «Отец» в полуденной славе, который становится «Сыном» на заре, когда по¬следний, как говорят, «был рожден». Эта идея достига¬ет апофеоза ежегодно 25 декабря, во время зимнего солнцестояния, когда, как принято считать, рождается Солнце, а значит, и солнечные бо¬ги всех народов. Natalis solis invicti. «Предтеча» возрождающегося Солнца растет и набирается сил до наступления весеннего равноденствия, когда бог-Солнце начинает свой ежегодный путь под знаком Овна, или Агнца, в первую лунную неделю месяца. День 1 марта праздновала вся языческая Греция, поскольку его neomenia была посвящена Диане. По тем же самым причинам христианские народы от¬мечают свою Пасху в первое воскресенье после первого полнолуния, следующего за весенним равноденствием. Вместе с празднествами язычников христианство скопировало также и облачения их жрецов и иерофантов. Кто сможет это отрицать? В своем «Житии Константина» Евсевий признает (и это, возможно, единственная истина, когда-либо изреченная им за всю его жизнь), что «для того, чтобы сделать христианство более привлекательным для язычников, жрецы [Христа] переняли храмовую утварь и одежды, которые использовались в языческом культе». Он мог бы еще добавить, что они переняли также «их ритуалы» и догматы.
III
Какой бы ненадежной ни была историческая наука в ее нынешнем состоянии, она все-таки под¬тверждает, основываясь на фактах, изложенных в сочинениях древних авторов, что церковный ритуализм и франкмасонство происходят из одного и того же источника и их становление шло рука об руку. Но поскольку масонство, несмотря на все свои ошибки и позднейшие нововведения, всегда было намного ближе к истине, чем церковь, по¬следняя очень скоро начала преследовать масонов. В своей основе масонство было просто архаическим гностицизмом или ранним эзотерическим христиан¬ством; тогда как церковный ритуализм представлял собою (как и представляет до сих пор) экзотериче¬ское язычество в чистом виде, только несколько переработанное (слово «реформированное» здесь не подходит). Почитайте труды Рагона — масона, который «позабыл» включить в свои сочинения больше, чем знает все современное масонство. Изучите и сравните друг с другом разрозненные, но многочисленные высказывания греческих и ла¬тинских авторов, многие из которых были посвященными, высокообразованными неофитами и участ¬никами мистерий. Ознакомьтесь, наконец, с изощренной и злобной клеветой отцов церкви в адрес гностиков, мистерий и прошедших через них посвященных, и тогда перед вами, возможно, приоткроется истина. Но несколько философов, понуж¬даемых сложившейся политической обстановкой — преследованиями и репрессиями со стороны фанатичных епископов раннего христианства, которые в то время не имели еще ни общепринятого
