литании Девы Марии подтверждают это самым убедительным образом. Папа Григорий I установил поклонение Деве Марии, а Халкедонский Собор провозгласил ее матерью Бога. Однако автор литаний даже не потрудился (или ему не хватило ума?) изме¬нить ее прежние, языческие, атрибуты и титулы. И я в состоянии это доказать. В знаменитой ли¬тании нет ни одного символа или метафоры, ко¬торые не принадлежали бы, помимо Девы Марии, какой-¬нибудь языческой богине или богиням, коих насчитывается великое множество. Это прежде всего все языческие царицы, девы и матери. Все эти три эпитета применимы к Изиде, Рее, Кибеле, Диане, Люцифере, Люцине, Луне, Теллус, Латоне triformis, Прозерпине, Гекате, Юноне, Весте, Церере, Левкотее, Астарте, небесной Венере и Урании, Alma Venus и т.д., и т.д., и т.д.
Помимо исконного значения троицы (эзотериче¬ского — Отец, Мать, Сын), разве эта западная тримурти (три лица) не обозначает в масонском пантеоне «Солнце, Луну и Достопочтенного»? По сути дела, это лишь немного видоизмененные германские и скандинавские Огонь, Солнце и Луна.
Возможно, именно ясное осознание этого факта побудило ученого масона Ж.М.Рагона сформулировать свой символ веры следующим образом:
…Сын — это тот же Гор, сын Озириса и Изиды; он — Солнце, каждый год спасающее мир от бесплодия и повсеместного вымирания рас. [с. 326.]
И тут же он, как ни в чем не бывало, про¬должает разговор о посвященных Деве Марии литаниях, храмах, празднествах, мессах и церковных бого¬служениях, а также о паломничествах, молельнях, якобинцах, францисканцах, весталках, чудесах, обе¬тованных жертвах, нишах, статуях и т.д., и т.д., и т.д.
Де Мальвиль, великий еврейский ученый и пе¬ре¬водчик раввинской литературы, отмечает, что евреи наделяли луну всеми теми эпитетами, которые используются в литаниях для прославления Девы. А в литаниях Иисуса он обнаружил все атрибуты Озириса (Вечного Солнца) и Гора (Ежегодного Солнца).
И он убедительно это доказывает.
Mater Christi — это мать Спасителя у древних масонов, являющегося также Солнцем. Египетские hoi polloi утверждали, что младенец Гор, символ великой центральной звезды, был сыном Осирета (Osi¬reth) и Осет (Oseth), души которых вошли после их смерти в Солнце и Луну. У финикийцев Изида стала Астартой, и под этим именем они обожествляли Луну, персонифицированную в образе женщины, голова которой была увенчана двумя рогами — символами первой и последней четверти луны. Астарту изображали обычно в момент осеннего равноденствия, то есть непосредственно после того, как Князь Тьмы убил ее мужа (Солнце) и последний спустился в Аид, поэтому Астарта оплакивает потерю своего супруга, который одновременно был ее сыном, точно так же, как Изида плачет над телом своего мужа, брата и сына (Озириса-Гора). При этом Астарта держит в руке крестообразный жезл, собственно говоря — крест, и стоит, рыдая, на полумесяце. Христианская Дева Мария часто изображается аналогичным образом — стоящей на новой луне в окружении звезд и оплакивающей своего сына juxta crucem lacrymosa dum pendebat filius (См.: Stabat Mater Dolorosa) . Так не является ли она законной наследницей Изиды и Астарты, спрашивает автор?
Действительно, вам достаточно лишь повторить текст литании Деве Марии, одобренный римско-ка¬толической церковью, чтобы воспроизвести древние заклинания, посвященные Адонае (Венере), матери Адониса, Солнечного бога у множества народов; Милитте (ассирийской Венере), богине природы; Алитат, которую арабы символически изображали в виде двух лунных серпов (рогов), Селене, жене и сестре Гелиоса, Солнечного бога греков; или же Magna Mater, Vas honestissime, purissime, castissime, Универсальной Матери всех Существ, ибо Она есть Мать-Природа.
Поистине, Мария (Мариам) — это Изида My¬rionymos, Богиня-Мать, у которой тысяча имен! И как Солнце было Фебом в небесах, Аполлоном на земле и Плутоном в еще более низких сферах (по¬сле заката), так и луна в небесах была Фебой, на земле — Дианой (Геей, Латоной, Церерой), а в Аиде становилась Гекатой и Прозерпиной. Так стоит ли удивляться тому, что Марию называют regina vir¬ginum — «Царица Дев», и castissima (целомудреннейшая), если даже молитвы, возносимые ей в шестом часу утра и вечера, в точности копируют песнопения «язычников» — неевреев, исполнявшиеся в то же самое время в честь Фебы и Гекаты? Стих из «Литании Девы» stella matutina в точности воспро¬изводит, как нам говорят, аналогичный стих из языческой литании, посвященной triformis. Собор, осудивший Нестория, впервые назвал Марию «Матерью Бога», mater dei.
В следующем номере мы подробнее расскажем об этой знаменитой «Литании Девы» и полностью раскроем ее происхождение. По ходу изложения будут приведены свидетельства как классических, так и современных авторов, плюс факты из религиозных анналов эзотерической Доктрины. А пока что приведем еще несколько подробностей из истории церковного ритуализма и объясним этимологию некоторых его наиболее священных терминов.
XIII
Для начала несколько слов о собраниях «Строителей верхнего Храма» в раннем христианстве. Рагон ясно указывает на происхождение следующих терминов:
а) «слово “месса” образовано от латинского Mes¬sis, “урожай”, откуда, в свою очередь, происходит существительное Messias, “тот, кто собирает урожай”, то есть Христос, Солнце»;
б) слово «ложа», используемое масонами, малообразованными наследниками посвященных, происходит от корня loga (на санскрите — лока), означающего сфера, или мир. По-гречески это logos — слово, или речь, а в полном своем значении — «мес¬то, где обсуждаются определенные вещи»;
в) празднования логоса у ранних посвященных масонов превратились в synaxes — «собрания» братьев с молитвами и ритуальным ужином (caena), где приносились только бескровные жертвы — плоды и злаки. Вскоре эти жертвы стали называть hostiae, или чистыми и священными hosties, в противоположность нечистым жертвоприношениям (например военно¬пленных, hostes, откуда происходит слово hostage, «заложник»). И поскольку в жертву приносились начатки урожая, первые плоды messis’а, то отсюда пошло и слово «месса». Ни один из отцов церкви также не упоминает, в отличие от ряда ученых, о том, что слово месса происходит от еврей-ского missah (oblatum, приношение), а это значит, что первое объяснение так же правомерно, как и второе. Более полное исследование происхождения и значения слов missa и mizda см. в книге Кинга «Гностики и их наследие» (с. 124 и далее).
Вместо слова synaxis греки использовали иногда другой термин — agyrmos, ??????? (скопление людей, собрание). Последний был связан с мистериальным посвящением. Оба слова — synaxis и agyr¬mos — были забыты христианами, но зато у них осталось и распространилось слово missa, или месса. Теологи предпочитают считать, скрывая при этом подлинную этимологию, что термин messias (Мессия) образован от латинского слова missus (посланник, посланный). Но даже если это так, он по-преж¬нему применим к Солнцу, ежегодному посланнику, несущему свет и новую жизнь земле и ее порождениям. Еврейский вариант слова Мессия — ma¬shiah (помазанник) — образован от mashah (по¬мазывать) и, следовательно, не согласуется с тем смыслом, который вкладывают в него теологи, и не соответствует ему. Так же маловероятно и происхождение латинской мессы (missa) от другого латин¬ского слова — mittere, missum — «посылать» или «прогонять». Потому что суть и основа церемонии причастия заключается в освящении и жертвоприношении гостии, или hostia (приношения), для чего используется особая облатка (тонкий хлеб, типа лепешки), символизирующая тело Христа в Евхаристии, и эта испеченная из муки облатка является прямым продолжением приношений начатков урожая или злаков. Опять же, первые мессы представляли собой caenas (полдники или ужины), превратившиеся из простого приема пищи у римлян, которые перед обедом «умывались, помазывались и надевали трапезную одежду», в священную трапезу, в память о последней Вечере Христа.
Обращенные евреи апостольских времен уст¬раи¬вали свои synaxes, чтобы читать Евангелия и писать письма (Послания). Св. Юстин (150 г. н.э.) сооб¬щает, что эти торжественные собрания устраивались в день, именуемый солнечным (Sunday dies magnus). В этот день верующие пели псалмы и уст¬раивали «крещение легким ужином с чистой водой и агапэ священного caena с хлебом и вином». Может ли это гибридное производное из языческих римских обедов, возведенных изобретателями церковных догм в ранг священной мистерии, иметь что-либо общее с еврейским Мессией — «тем, кто заставляет себя спускаться в преисподнюю» (или Аид), или с его грече¬ской транслитерацией — Messias? Как утверждает Норк, Иисус «никогда не был помазан ни как первосвященник, ни как царь», и поэтому его титул Мессия не может быть соотнесен с известным еврейским эквивалентом. Тем более что греческое слово «помазанный», или «натертый маслом», — гомеровский термин chris, ???? или chrio, ???? — действительно означает смазывать маслом тело. (См. «Lucifer» за ноябрь, декабрь 1887 и февраль 1888, «Эзотерический характер Евангелия».)
Еще один высокопоставленный масон, автор «Источника Мер», суммирует всю эту многовековую путаницу следующим образом:
…Дело в том, что Мессий было двое: один — заставляющий себя спускаться в преисподнюю ради спасения мира ; это солнце, лишенное своих золотых лучей и увенчанное черными лучами (в знак понесенной потери), имеющими вид шипов; другой — торжествующий Мессия, достигший вершины небесного свода, персонифицированный как Лев из колена Иудина. В обоих случаях с ним связан крест… [с. 256].
Во время Ambarvales, празднеств в честь Це¬реры, Arval (помощник Верховного жреца), облаченный в белые одежды, раскладывал на hostia (жертвенном возвышении) хлебную лепешку, воду и вино, первым пробовал вино для возлияний сам, а затем давал отведать его всем остальным. Дальнейшее жерт¬воприношение осуществлял сам Верховный жрец. Оно символизировало три царства Природы: растительное царство (хлебная лепешка), минеральное царство (сама жертвенная чаша, или кубок), и покров (похожее на шарф одеяние) Иерофанта, конец которого последний символически набрасывал поверх чаши с жертвенным вином. Этот покров шили из чисто белой шкуры агнца.
Современный жрец повторяет, с точностью до жеста, действия языческого жреца. Он поднимает хлеб и просит освятить его, благословляет воду, которой надлежит быть в кубке, и наливает в него вино, окуривает алтарь и т.д., и т.п., а перед тем как подойти к алтарю, омывает свои пальцы со словами: «Я умою руки свои среди младенцев и окружу алтарь твой, о Господь». А делает он это потому, что точно так же поступал древний языче¬ский жрец, только последний говорил при этом: «Я умываю (очистительной водой) руки мои среди младенцев (полностью посвященных братьев) и окружаю алтарь твой, о великая Богиня» (Церера). Верховный жрец трижды обходил при этом вокруг алтаря, на котором были расставлены приношения, держа высоко над головою кубок, прикрытый сверху краем белоснежной шкуры агнца…
Священное облачение римского папы, покров, «имеет форму шарфа, сотканного из белой шерсти и вышитого пурпурными крестами». А в греческой церкви священник покрывает переброшенным через плечо краем своего покрова потир.
Древний Верховный жрец трижды повторял за время богослужения: «O redemptor mundi» — в честь Аполлона, «Солнца»; mater Salvatoris, посвященное Церере, земле; Virgo paritura — Богине-Деве и т.д.; и произносил семь тройственных поминовений. (Прислушайтесь, о масоны!)
Число три, столь почитаемое в древности, продолжает пользоваться уважением и сейчас,
