Прометея:
«Тяжким грузом гнетут мириады страданий,
Но они же подарят мне снова свободу».
У Шеллинга есть замечательное высказывание по поводу мифов о Прометее и Пандоре.
«Здесь [в мифе о Пандоре] стремление человечества к возвышенным вещам преподносится как истинная при¬чина человеческих несчастий. По словам Гесиода, «Эпиметей, обманутый очарованием Пандоры, принял ее губитель¬ные дары, дары Бессмертных, и тем самым принес разрушения и бедствия человеческой расе». И теперь Прометей, стремящийся к возвышению этой расы, созданной им же самим по образу Богов, страдает, прикован¬ный к скале, переживая все муки человека, не желающего отказываться от стремления к высшей свобо¬де и знанию. Здесь, на скале, он представляет в своем лице всю человеческую расу. А стервятник, вы¬клевывающий его печень, которая всякий раз вырастает заново, есть образ вечного смятения и неукротимого желания приобщиться к возвышенным вещам, терзающего всех смертных». (Гесиод, «Труды и дни», 84-89; «Тео¬гония», 510-514.)
В повествовании о Распятии Христа говорится о том, что ему было нанесено пять ран. Возможно, и этот факт имеет символико-эзотерическое значение? Человек воспринимает феноменальный мир с помощью пяти чувств; так может, эти раны на кресте, приведшие к смерти лич¬ности (личины высшего человека), символизируют смерть всех низших, земных желаний, порождаемых пятью¬ человеческими чувствами, с последующим переходом к жизни в более чистой и возвышенной сфере, ныне совершенно нам недоступной, поскольку все свои представления о мире мы черпаем из тех же пяти земных чувств? Гвозди, вбитые в ступни ног, лишают человека возможности двигаться вослед объектам своего земного желания; прибитые к перекладине руки — органы приобретения (превратившегося ныне в откровенную жадность) — уже не могут дотянуться до цели нашего стяжательства; а рана в боку умерщвляет сердце — сре¬доточие всех земных желаний, после чего наступает пробуждение в буддистской нирване.
Сам крест, к которому пригвожден человек, является давно и хорошо известным фаллическим символом, представляющим наиболее сильную форму человеческой чувственности, и на этом самом символе человек предается смерти через распятие. (См. редакторское примечание № 1 в конце статьи.)
Примечательно также то, что в легенде Прометей носит на голове венок из растения Agnus-Castus (lugos), листья которого украшали корону победителя в агонии на Олимпийских играх. Христос в своей победоносной агонии был увенчан колючим аканфом. Этот Agnus-Castus использовался также во время фесмофорий, праздника посвященного Деметре — носительнице закона («no¬mos»). Жрицы этой богини спали на листьях этого растения, так как считалось, что они навевают целомудренные мысли . В христианские времена отзвуки этой традиции сохранились среди монахинь, которые пили воду, настоянную на его листьях, и среди монахов, которые делали из его древесины рукояти своих ножей, что также должно было служить очищению помыслов.
В прекрасной поэме Чосера «Цветок и лист» Королева благородных дам листа, посвятивших себя духовной любви, несет в руке ветви Agnus-Castus и при этом поет:
«Suse le foyle, devers moi —
Mon joly cuer est endormy».
«Ее сердце уснуло на земле, но возрадовалось на Небе».
Если кому-то покажется богохульством припи¬сывать божественному Существу проявление скорби, я могу напомнить об одной зафиксированной в Каб¬бале древней традиции, где Шекина (женщина — мать — порождающий элемент Бога) жалуется на распро¬странившееся в мире зло и на разделенность некогда единых двойственных элементов в человеке:
«Горе мне, изгнавшей детей своих; и горе детям, ибо нет им больше места за столом, рядом с их отцом!» (Sympneumata [L.Oliphant, p. 72].)
И разве сам Иисус — Христос, божественный Человек, воплощенный Дух и прообраз грядущей фазы человечес¬кой эволюции — не возопил в предсмертной муке: «Отче, для чего ты меня оставил?» (См. редакторское примечание № 2 в конце статьи.)
И вдохновенный м-р Джон Палсфорд в своем сочинении «Утренняя Заря», содержащем множество предсказаний относительно новой эпохи, наступающего Золотого Века, говорит:
«Бог облекся в скорби всего мира, дабы Его Творение смогло облечься в одеяние Его славы. Ни одна из нынешних аномалий Творения не устоит перед Его славой. Мало сказать, что Он страдает вместе с нами; нам надлежит скорее говорить, что “мы страдаем вместе с Ним”, приписывая ему тем самым львиную долю мучений, испытываемых Его творениями. И страдать он будет до тех пор, пока страдает хоть одно из созданных им существ. Выдержать все это Ему помогает только безграничная Любовь… Он не может освободиться от скорбей и мучений, пока от них полностью не освободятся все Его сыновья и дочери. Первопричина должна присутствовать во всех своих следствиях: и не просто как зритель, но как их непосредственный участник».
«Суетность, конфликты и страдания выведенной из равновесия природы долгое время довлели над нами; но слава совершенной Божественной Благодати скоро явит себя новому типу людей и новой природе».
«Подобно Прометею, прикованному к скале, имперсональный Дух остается прикованным к личности до тех пор, пока осознание собственной геркулесовой силы не разбудит его; и тогда он, разорвав свои цепи, вернет себе свободу». (Д-р Франц Гартманн «Магия: Черная и Белая».)
«Der aetherische Hauch der Gotter, der Funk des Pro¬metheus ist, nach den altesten Mythen, Princip des hohern Lebens im Menschen». (Шеллинг, том I, p. 78.)
То есть:
«Эфирное дыхание Богов — искра Прометеева огня, о которой говорится в самых древних мифах, принцип высшей жизни в человеке».
Примечания редактора
1. Это одна из многих полуэзотерических или мистических интерпретаций символической и аллегорической драмы, привитой к древу христианства, в котором она, увы, прижилась только в своем экзотерическом значении — в виде «мертвой буквы, убивающей все живое».
Одно из семи эзотерических значений, приданных мистерии Распятия мистическими изобретателями этой системы (первоначальная разработка и распространение которой уходят в глубину веков — в ту эпоху, когда Мистерии находились еще в стадии становления), кроется в геометрических символах, в коих заключена история человеческой эволюции. Евреи, чей пророк Моисей познал египетскую мудрость, позаимствовав у финикийцев их систему счисления, а впоследствии и у соседей-язычников большую часть своего каббалистического мистицизма, с замечательным мастерством приспособили космиче¬ские и антропологические символы этих «языче-ских» народов к своим собственным тайным писаниям. И если сегодняшнее христианское духовенство уже рас¬теряло ключи от этих символов, то первые составители христианских мистерий прекрасно разбирались в эзотерической философии и мастерски использовали ее на практике. Так, они взяли слово айш (одна из еврейских слово-форм, обозначающих человека) и соединили его со словом шана, «лунный год», мистически связанным с именем Иеговы, предполагаемого «отца» Иисуса, и выразили полученную мистическую идею в астрономических величинах и символах.
Первоначальная идея «Человека Распятого» в Пространстве принадлежит, безусловно, древним индусам, на что указывает Э.Мур в своем «Индусском пантеоне», приводя в качестве доказательства гравюру Виттобы — формы Вишну. Платон вос¬при¬нял ее и выразил в своем равноконечном про¬стран¬ственном кресте Ѕ — «втором Боге, запе¬чатлевшем себя во Вселенной в форме креста». Кришна также изображается «распятым». (См. Мо¬ну¬ментальное христианство д-ра Дж. П. Ланди, p. 173-74, рис. 72.) Опять же, в Ветхом Завете повторяется странное предписание распинать людей перед Господом, Солнцем, — что вовсе не является пророчеством, но аллегорией, имеющей недву-смы¬сленное фаллическое значение. Наиболее глубокомысленная из ныне существующих книг о каббалистической символике — «Ключ к еврейско-египетским мистериям в источнике мер» — свидетельствует:
В символическом изображении шляпки гвоздей на кресте имеют форму цельной пирамиды и квадратного в основании, заостренного кверху обелиска; сами же гвозди представляют собою фаллические символы. Если мы предположим, что человеческие конечности прибиты к кресту тремя гвоздями, то они примут в пространстве форму треугольника (где каждый гвоздь будет обозначать одну из его вершин). Но ран (или стигматов) по необходимости должно быть четыре (по числу человече¬ских конечностей), что указывает уже не на треугольник, а на квадрат… Три гвоздя и три раны дают нам число 6, обозначающее 6 граней развернутого куба [имеющего форму креста (или человеко-форму) и дающего нам число 7, если считать отдельно три грани на горизонтальной и четыре — на вертикальной ветви креста], на котором распят человек; а это, в свою очередь, указывает на квадратуру круга. Одна рана на ногах разделяется на две, если рассматривать обе ступни в отдельности. Таким образом, три раны превращаются в четыре (в разделенном состоянии), что вместе опять-таки соста¬вит 7 — еще одно, причем наиболее священное [в том числе и для евреев] основное женское число.
Так, если фаллическое или сексуальное значение «гвоздей на кресте» уже доказано геометрическими и числовыми выкладками, их мистическое значение отмечено лишь вскользь, так же как и вышеприведенные замечания о Прометее. Он (Прометей) был очередной жертвой, распятой на Кресте Любви, на скале человеческих страстей, — жертвой собственной преданности делу возвышения духовного элемента в человечестве.
2. Ныне догматически воспринимаемые слова, столь драматические в силу того, что произнесены они были в роковой час, имеют, вопреки устоявше¬муся мнению, более позднее происхождение. 46-й стих XXVII главы «Евангелия от Матфея» в его нынешней редакции представляет собой искажение, допущенное не слишком щепетильными редакторами его греческого текста. Или, Или, Лама Савахфани никогда не означало «Бог мой, Бог мой, зачем ты меня оставил?», ибо в действительности эта фраза означает совершенно обратное. Эти сакраментальные слова звучали во время финального посвящения в древнем Египте (и не только там) — в ходе Мистерии убиения Хреста в смертном теле с его животными страстями и воскресения Духовного Человека как просветленного Христа в очищенной оболочке («второе рождение» Павла, «дважды рожденные» или посвященные брахманы и т.д. и т.п.). Эти слова предназначались «Высшей Сущности» Посвященного, живущему в нем Божественному Духу (как бы мы его ни назвали — Христом, Буддой, Кришной или каким-нибудь другим именем), в тот момент, когда лучи утреннего Солн¬ца озаряли погруженное в транс тело претендента, что рассматривалось как возвращение его к жизни, или новое рождение. Таким образом, они были адресованы внутреннему Духовному Солнцу, а не Солнцу внешнему; и означают они, если не искажать их смысл в догматических целях, следующее:
Бог мой, Бог мой, как Ты меня прославляешь!
В процитированной выше работе этот факт убедительно доказан. Вот что говорит ее автор:
…Разумеется, наши версии основаны на оригинальных греческих рукописях (причина отсутствия оригинальных еврейских рукописей, освещающих эти события, кроется в том, что неточность перевода сразу же проявилась бы при сравнении фразы с ее первоисточником в Ветхом Завете). Во всех без исключения грече¬ских рукописях эти слова звучат так:
‘??? ‘??? ???? ?????????
Это еврейские слова, записанные греческими буквами; и на иврите они записывались бы следующим образом:
Писание говорит об этих словах следующее: «то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» — пре¬поднося это пояснение как точный перевод. И коль скоро эта трактовка освящена авторитетом Писания, никому даже в голову не приходит усомниться в ее истинности, хотя на самом деле она неверна и подлинный их перевод
