другие об Индии и Америке, тогда всем честным мужчинам и женщинам в Европе нужно будет объединиться в массовых митингах справедливого протеста против зверств в России, а до тех пор англичанам и американцам можно дать очень, очень древний совет: «Не судите — и не судимы будете. Ибо как скажешь брату своему, дай я выну сучок из глаза твоего, а вот, в твоем глазе бревно?»
«Люцифер», Август 1890 г.
Будь когда-либо доказан (а это не было сделано) сам факт этой порки, вне всякого сомнения, это было бы зверским и отвратительным явлением, но намного ли оно хуже того, когда полицейские пинают ногами поверженых на землю женщин, или забивают дубинками насмерть инвалидов и детей-калек? И если людям постоянно напоминают о якобы имевшей место «порке» где-то в сибирской глуши, за сотни миль от любого цивилизованного центра, сравнивая все это с официально подтвержденными «пинками и избиением дубинками» прямо в центре самого цивилизованного в мире города, а точнее, на Трафальгарской площади, приходишь к выводу, что «хрен редьки не слаще». Национал-либеральный клуб, 25.02.1890. «Выступление женщин в защиту своих прав», «Looker on». Когда развод официально не оформлен, а супруги живут раздельно, а супруг является государственным служащим, из его жалованья выплачивается определенная часть в пользу супруги.
В сравнении с убогим дикарем — Что для меня превратности погоды? По праву я наследник всех времен, Идут за нами следом все народы… Вперед! Нам светит путеводная звезда, Для нас мир полон будет перемен всегда. Сквозь тень к дню новому вершит Земля свой бег, Полвека для Европы больше, чем для Китая век…
Теннисон
Мы, принадлежащие к веку, претендующему на то, что он есть XIX век нашей эры, очень гордимся нашим прогрессом и цивилизацией, — церковь и духовенство приписывают их пришествию христианства: «Если вычеркнуть христианство со страниц человеческой истории», — говорят они, — «то чем тогда были бы его законы и его цивилизация?» Увы; «нет ни одного закона, который бы не был обязан своей правдой и мягкостью христианству, ни одной традиции, которая не восходила бы во всех своих священных и целебных свойствах к Евангелиям».
Сколь абсурдный повод для гордости, и как легко это опровергнуть!
Чтобы поставить под сомнение такое утверждение, следует лишь вспомнить, что наши законы основываются на законах Моисея — жизнь за жизнь и зуб за зуб; воскресить в памяти законы святой инквизиции, то есть, сожжение несметного числа еретиков и ведьм по малейшему поводу; вспомнить мнимое право богатейшего и сильнейшего продавать своих слуг и своих ближних в рабство не для того, чтобы достигнуть проклятия, наложенного на Хама, но чтобы просто «купить предметы азиатской роскоши, поддерживая рынок рабов у сарацинов»; и, наконец, христианские законы, которые по сей день поддерживаются в Англии и провозглашают социальную и политическую недееспособность женщин. Кроме того, как и в блаженные дни наших невежественных предков, мы встречаем сегодня такие отборные примеры самого беззастенчивого хвастовства, как этот: «Мы говорим о нашей цивилизации, наших искусствах, нашей свободе, наших законах, и совершенно забываем, в сколь значительной мере все это обязано христианству» (Роуз).
Совершенно верно! «наши законы и наши искусства», — но не «наша цивилизация» и не «наша свобода». Никто не мог бы опровергнуть утверждение о том, что они были достигнуты невзирая на ужасное сопротивление церкви в течение долгих веков, и перед лицом ее громких и многократных анафем против цивилизации, свободы и их защитников. И все же, невзирая на факты и на правду, она упорно продолжает настаивать на том, что высокое положение (?!) христианской женщины по сравнению с ее «языческой» сестрой — это целиком и полностью заслуга христианства! Если бы это было так, то это в лучшем случае было бы слабым комплиментом той религии, которая пытается вытеснить и заменить собой все остальные. Однако поскольку это не так, — Леки, наряду со многими другими серьезными и правдивыми писателями, показывает, что «во всем феодальном законодательстве (христианства) женщины были поставлены во много более низкое юридическое положение, чем в языческой империи», — то чем охотнее и чаще будет упоминаться этот факт, тем будет лучше для этой очевидной истины. Кроме того, наши церковные законы, как уже было сказано, испещрены моисеевыми заповедями. Это Левит, а не римское право, является творцом и вдохновителем законодательства, по крайней мере, в протестантских странах.
Карлейль говорит, что прогресс — это «живое движение». Это правда; но это так только при условии, что никакая мертвая сила, никакой труп не будет препятствовать свободе этого «живого движения». Ныне церковь, со своим бескомпромиссным консерватизмом и бездуховностью, — это не больше, чем мертвое тело. Поэтому она препятствовала и будет мешать истинному прогрессу. На самом деле, пока церковь — заклятый враг этики Христа — была у власти, вряд ли был возможен вообще какой-нибудь прогресс. И только после Французской революции началось благоприятное развитие действительной культуры и цивилизации. Те дамы, которые требуют день за днем и ночь за ночью с таким искренним и страстным красноречием на собраниях Лиги защиты женского избирательного права своей законной доли прав, как матерей, жен и граждан, и все же участвуют в воскресных «божественных» службах, — в лучшем случае совершают бесполезную работу по бурению отверстия сквозь толщу морской воды. То, что они должны заниматься этим, вызвано вовсе не законами этой страны, но законами церкви и, главным образом, их самих. Это карма женщин нашей эпохи. Она была порождена Марией Магдалиной, получила свое практическое выражение в руках матери Константина, и обнаруживает вечно обновляющуюся силу в каждой королеве и императрице «по милости Божьей». Иудейское христианство обязано своей жизнью женщине — une sublime hallucinee [возвышенной мечтательнице], как называет ее Ренан. Современный протестантизм и римский католицизм опять-таки обязаны своим незаконным существованием находящимся под властью священника и ходящим в церковь женщинам; матерям, которые учат своего сына его первому библейскому уроку; жене или сестре, которые заставляют своего мужа или брата сопровождать себя в церковь и капеллу; эмоциональной и истеричной старой деве, поклоннице любого популярного проповедника. И все же предшественники последнего в течение пятнадцати веков позорили женщин с каждой церковной кафедры! В октябрьском номере «Люцифера» за 1889 год, в статье «Женщины Цейлона» мы могли прочитать мнение Дональдсона, ректора университета св. Андрея, о той деградации, которую претерпели женщины благодаря христианской церкви. Вот что он откровенно говорит в «Contemporary Review»: Преобладает такое мнение, что женщины достигли своего нынешнего высокого положения благодаря христианской церкви. Я обычно верил этому мнению. Но я не могу увидеть, каким образом христианство оказало в первые три столетия какое-либо благоприятное влияние на положение женщин, но напротив, я вижу, что имело склонность принижать их качества и ограничивать пределы их деятельности. Сколь же справедливо тогда замечание Хелен Х. Гарденер о том, что в Новом Завете «слова «сестра», «мать», «дочь» и «жена» являются всего лишь именами позора и бесчестья»!
То, что все вышеизложенное является фактом, можно увидеть из различных сочинений, и даже из некоторых еженедельных изданий. В разделе «Смесь» журнала «Агностик», в его последней рубрике «Наобум» приводятся красноречивые доказательства того же самого, предлагая десятки цитат. Вот некоторые из них: Миссис Мэри A. Ливермор говорит: «Ранние отцы церкви осуждали женщин как вредных животных, обязательно злобных и представляющих опасность для дома». Леки говорит: «Неистовые ругательства, направленные против слабого пола, составляют значительную и весьма гротескную часть сочинений святых отцов». Миссис Стэнтон полагает, что святые книги и священнослужители учат тому, что «женщина является создателем греха, который [в тайном сговоре с дьяволом] вызвал падение человека». Гембл утверждает, что в четвертом веке священнослужители весьма серьезно обсуждали этот вопрос: «Следует ли называть женщину человеческим существом?» Но пускай христианские отцы говорят сами за себя. Тертуллиан обращается к женщинам в следующей, весьма лестной, манере: «Вы врата дьявола, вы открыватели запретного древа, первые нарушители божественного закона. Вы совратили того, на кого не осмеливался напасть сам дьявол. Вы разрушили образ Божий — человека». Клеминт Александрийский говорит: «Становится стыдно при размышлении о том, какова природа женщины». Григорий Чудотворец говорит: «Один человек из тысячи может быть чистым; женщина — никогда». «Женщина — это орган дьявола», — св. Бернард. «Ее голос — это шипение змеи», — св. Антоний. «Женщина — это инструмент, который дьявол использует, чтобы завладеть нашими душами», — св. Киприан. «Женщина — это скорпион», — св. Бонавентура. «Врата дьявола, путь порока», — св. Иероним. «Женщина — это дочь лжи, страж ада, враг мира», — св. Иоанн Дамасский. «Из всех диких зверей самое опасное — это женщина», — св. Иоанн Хризостом. «Женщина обладает ядом кобры и злобой дракона», — св. Григорий Великий. Разве это удивительно, при таких наставлениях отцов христианской церкви, что ее дети не должны «смотреть на женщин как на равных, и считать их равными мужчинам»? И вместе с тем, это эмоциональные женщины, даже в нашу эпоху прогресса, остаются, как и всегда, главными помощниками церкви! Более того, они являются единственной причиной того, если верить библейской аллегории, что вообще есть какое-либо христианство и церкви. Подумайте только, где они были бы, если бы наша мать Ева не отнеслась со вниманием к словам Змея-искусителя. Прежде всего, тогда не было бы греха. Во-вторых, если бы Дьявол не оказывал противодействия, не было бы необходимости вообще в каком-либо Воскресении, и никакая женщина не имела бы «потомства», чтобы оно могло «попрать своими ногами голову змея»; и, таким образом, не было бы ни церкви, ни Сатаны. Ибо, по словам нашего старого друга кардинала Вентуры де Раулика, Змей-Сатана — «это одна из фундаментальных догм церкви, и она служит основой для христианства». Уберите эту основу, и все ее усилия погрузятся в темные воды забвения. Таким образом, мы обвиняем церковь в неблагодарности по отношению к женщине, которая стала добровольной мученицей; ибо если для наделения ее избирательными правами и свободой было необходимо более чем среднее мужество сто лет назад, то сегодня для этого требуется совсем немногое — всего лишь твердая решимость. На самом деле, если древние и современные писатели могли быть уверены в действительной культуре, свободе и чувстве собственного достоинства, то женщина нашего века ставит себя намного ниже древней арийской матери, египтянки, — о которой Уилкинсон и Бакли говорят, что она имела величайшее влияние и социальную, религиозную и политическую свободу среди своих сограждан, — и даже римской матроны. Покойный Пери Чанд Митра показал, с «Законами Ману» в руках, до какого превосходства и почета были
