возвышены женщины древней Арьяварты. Автор книги «Женщина древнего Египта» рассказывает нам, что «с самых древних времен, о которых мы можем что-либо узнать, женщины Египта были наделены свободой и независимостью, о которых современные народы только начинают мечтать». Приведем еще раз цитаты из рубрики «Наобум»: Сэр Генри Мэйн говорит: «Никакое общество, которое сохранило какую-либо примесь христианских установлений, никогда, вероятно, не сможет восстановить ту личную свободу замужней женщины, которая была дарована им римским правом». За дело «женских прав» боролись в Греции за пять столетий до Христа. Хелен Х. Гарденер говорит: «Если языческий закон признавал ее [жену] равной своему мужу, то церковь отказалась от этого закона». Леки говорит: «В легендах древнего Рима мы имеем достаточные свидетельства высшего морального уважения к женщинам и их выдающегося положения в римской жизни. Трагедии о Лукреции и Виргинии показывают такую изысканную благочестивость и такое чувство высшего превосходства незапятнанной чистоты, которые не смог превзойти ни один христианский народ». Сэр Генри Мэйн говорит в своих «Древних законах», что «неравенство и угнетение в отношении женщин исчезли из языческого законодательства», и добавляет: «в результате положение римской женщины стало отличаться высокой личной и хозяйственной независимостью; но христианство с самого начала имело склонность к ограничению этой замечательной свободы». Далее он говорит, что «юристы того времени боролись за лучшие законы для жен, но во многих случаях побеждала церковь и устанавливала наиболее угнетающие и подавляющие законы». Профессор Дрэпер, в своей книге «Интеллектуальное развитие Европы», приводит такие факты возмутительного обращения с женщинами со стороны христианских мужчин (включая и представителей духовенства), что повторять их было бы с моей стороны в высшей степени нескромно. Монкур Д. Конвей говорит: «В истории нет более жестокой главы, чем та, которая свидетельствует о приостановке христианством естественного развития европейской цивилизации в том, что имеет отношение к женщинам». Церковный историк Неандр говорит: «Христианство ослабляет влияние женщины».
Таким образом, в достаточной мере доказано, что христианство (или, скорее, «приверженность к церковным обрядам») принесло женщине вместо «возвышенного» положения — положение унизительное. Не считая этого, женщине не за что благодарить его. А теперь — один добрый совет ко всем членам Лиги и других обществ, занимающихся правами женщин. В нашу эпоху культуры и прогресса все это показывает, что только в единстве заключена сила, и что тиранов можно свергнуть только их собственным оружием; и что, наконец, мы находим, что нет ничего лучшего, чем «забастовка» — пусть все борцы за права женщин забастуют и дадут себе обет, что их нога не ступит в церковь или капеллу до тех пор, пока их права не будут восстановлены и их равенство с мужчинами не будет признано законом. Мы предвидим, что не пройдет и шести месяцев, как каждый епископ будет работать в парламенте столь же ревностно, как и на своем месте, чтобы выдвинуть законопроект о преобразовании и чтобы он был принят. Тогда закон Моисея и Талмуда будет разрушен во славу — ЖЕНЩИНЫ.
Но что такое на самом деле культура и цивилизация? Идея Диккенса о том, что наши сердца столь же облагодетельствованы щебеночным покрытием, как и наши ботинки, — оригинальна скорее с литературной, чем с афористической точки зрения. Это неправильно в принципе, и это опровергается в природе самим фактом, что в грязных деревнях есть много больше добросердечных и благородных мужчин и женщин, чем в Париже или Лондоне, чьи улицы покрыты щебнем. Истинная культура духовна. Она исходит изнутри наружу, и если человек не является благородным по своей природе и не стремится к духовному прогрессу прежде, чем он начнет осуществлять его на материальном или внешнем плане, — такая культура и цивилизация будут не больше, чем побеленные гробницы, наполненные костями мертвецов и разлагающимися останками. И какая же духовная или интеллектуальная культура может быть, если догматические вероисповедания являются государственными религиями и навязываются под страхом позора огромным сообществам «верующих». Никакая догматическая секта не может быть прогрессивной. Если догма не является выражением универсального и доказанного факта в природе, то это не более чем ментальное или интеллектуальное рабство. Тот, кто признает догмы, несомненно в конце концов сам станет догматиком. И, как хорошо сказал Уотс: «Догматический дух побуждает человека к осуждению своих ближних… Он становится склонным презирать своих корреспондентов, как людей с более низким и темным уровнем понимания, потому что они не верят в то, во что верит он».
Все вышеизложенное ежедневно находит свое подтверждение в фанатичных церковниках, священниках и раввинах. Говоря о последних и о Талмуде в связи с прогрессом и культурой, мы отмечаем несколько необычных статей в «Les Archives Israelites», ведущем издании французских евреев в Париже. В них неминуемый упадок любого прогресса, вызванного фанатизмом, становится столь очевидным, что после прочтения некоторых статей, подписанных такими знаменитыми людьми культуры, как Ф. Кремье («Clericalisme et Judaisme»), А. Франк, член Научного общества («Les Juifs et l’Humanite»), и особенно статьи Илии Аристида Аструка, «Grand rabbin de Bayonne, grand rabbin honoraire de la Belgique», и т.д. («Pourquoi nous restons Juifs»), — никто не сможет обнаружить ни малейшего следа прогресса в нашем веке, или сохранить даже самую слабую надежду стать свидетелем того, что христиане предпочитают называть нравственным возрождением евреев. Эта статья (не говоря уж об остальных), написанная человеком с исключительно высокой репутацией в области учености и таланта, несет в себе свидетельства того, что такое интеллектуальная культура минус духовность. Статья адресована французским евреям, которые считаются наиболее прогрессивными представителями своего народа, и наполнена горячими и страстными апологиями талмудического иудаизма, всецело пропитанными исключительным религиозным самомнением. Ничто не может приблизиться к такому самовосхвалению. Она препятствует любому нравственному прогрессу и духовному обновлению в иудаизме; она открыто призывает этот народ развивать более чем когда-либо бескомпромиссную исключительность, и пробуждает темнейшую и наиболее нетерпимую форму невежественного фанатизма. Если таковы взгляды лидеров евреев, обосновавшихся во Франции, в очаге цивилизации и прогресса, какая же надежда остается для их единоверцев в других странах?
Любопытна статья «Почему мы остаемся евреями». В ней А. Аструк, ученый автор, торжественно уведомляет читателей, что евреи должны nolens volens [волей неволей] оставаться евреями, так как никакая из существующих религий не могла бы «соответствовать гению этого народа». «Если мы намерены отпасть от иудаизма», — убеждает он, — «где та другая вера, которая смогла бы руководить нашими жизнями?» Он говорит о той звезде, которая однажды встала на Востоке и привела магов в Вифлеем, но спрашивает: «Может ли Восток, некогда колыбель религий, дать нам сегодня истинную веру? Никогда!» Затем он переходит к анализу ислама и буддизма. Первый он считает слишком сухим по своей догматике и чересчур ритуалистическим по форме, и показывает, что он никогда не мог бы удовлетворить еврейский разум. Буддизм, с его устремленностью к нирване, рассматриваемой как величайшая реализация блаженства и «в высшей степени непонятным сознанием небытия», (?) кажется ему слишком негативным и пассивным. Мы не будем останавливаться для того, чтобы обсуждать эту новую фазу метафизики, то есть, феномен небытия, наделенного самосознанием. Лучше посмотрим на анализ автором двух форм христианства — римского католицизма и протестантизма. Первый, вместе со своим учением о Троице и догмами о Божественном воплощении и воскресении, непонятен «свободному разуму еврея»; последний слишком разобщен в своих бесчисленных сектах, чтобы стать когда-либо религией будущего. Он говорит, что ни одна из этих двух вер «не могла бы удовлетворить еврея»; таким образом, этот раввин умоляет своих единоверцев оставаться верующими в иудаизм, или закон Моисея, так как эта вера является лучшей и наиболее спасительной из всех; короче говоря, она есть, по его выражению, «наивысшее выражение религиозной мысли человека». Эта сверх-фанатичная статья привлекла внимание некоторых «христианских» газет. Одна из них резко критикует автора за то, что он боится догматов только лишь потому, что разум неспособен понять их, как если бы «любая религиозная вера всегда должна строиться на разуме»! Это хорошо сказано, и это указывало бы на по-настоящему прогрессивную мысль, появившуюся в уме данного критика, если бы его истолкование веры в догмы не было бы их bona fide [явной] защитой, которая слишком далека от того, чтобы быть отражением философского прогресса. Далее, мы рады сообщить, что русский рецензент защищает буддизм от нападок раввина. Насколько мы поняли, наш почтенный друг совершенно не прав в своей недооценке буддизма, или в том, что он считает его бесконечно более низким, чем иудаизм. Буддизм, с его духовным устремлением ввысь и аскетическими наклонностями, вне всякого сомнения,- при всех своих недостатках,- духовнее и человечнее, чем когда-либо был иудаизм; особенно современный иудаизм, с его недружелюбной исключительностью, темным и деспотичным кагалом, его мертвящим талмудическим ритуализмом, который является еврейской заменой для религии, и его определенной ненавистью ко всякому прогрессу. («Новое время»). Это правильно. Это, во всяком случае, показывает зарождение духовной культуры в журнализме страны, которая до сих пор считается полу-цивилизованной, в то время как пресса полностью цивилизованных народов, как правило, дышит религиозной нетерпимостью и предубеждением, если не ненавистью, всякий раз, когда заходит разговор об языческой философии.
И что же, в конце концов, значит наша цивилизация перед лицом грандиозных цивилизаций прошлого, ныне достаточно удаленного и забытого, чтобы дать повод нашим современникам для самоудовлетворения весьма комфортной идеей о том, что вообще никогда не было никакой настоящей цивилизации до появления христианства? Европейцы называют азиатские нации «низшими», потому что среди всего прочего они едят руками и не используют носовые платки. Но как давно мы сами, христиане, перестали есть своими пальцами и начали сморкаться в батистовые платки? С самого своего появления и до конца восемнадцатого века христиане либо оставались в неведении относительно вилки, либо презирали ее использование. И все же в Риме времен цезарей цивилизация была выше по своему развитию, и нам известно, что если на пирах Лукулла, знаменитых своей великолепной роскошью и пышностью, каждый гость брал свой сочный кусочек, погружая свои пальцы в блюдо с редкостными яствами, то гости французских королей делали то же самое до самого последнего века. Почти 2000 лет прошли между Лукуллом и языческими цезарями с одной стороны, и последними Бурбонами с другой, и все же преобладали те же самые личные привычки; мы обнаруживаем то же самое при блестящих дворах Франциска I, Генриха II, Людовика XIII и Людовика XIV. Французский историк Альфред Франклин приводит в своих интересных книгах «La Vie privee d’autrefois du XII au XVIII siecles», «Les Repas», и т. д., массу любопытной информации, в особенности об этикете и правилах
