он контактирует – поскольку они едины и идентичны.
В «Атма-Бодхе» («Знании души»), трактате, написанном великим Шанкарачарьей, прямо говорится о семи принципах в человеке (см. 14-й стих). Они называются там пятью оболочками (панча-кошами), в которые одета божественная монада – Атман и Буддхи, 7-й и 6-й принципы, или индивидуальная душа, – когда она становится отличной (посредством авидьи, майи и гун) от высшей души – от Парабрахма. Первая оболочка, названная анандамайей, «иллюзией высшего блаженства», – это манас, то есть 5-й принцип, объединенный с Буддхи, согласно оккультной системе; вторая оболочка – это Виджнана-майя-коша, футляр, или «оболочка самообмана», то есть манас, впавший в заблуждение и отождествивший себя с личностным «Я», или Эго, и его проводником. Третья оболочка – Мано-майя —
состоит из «иллюзорного ума», связанного с органами действия и воли, то есть это камарупа, порождающая совместно с лингашарирой иллюзорное «Я», или «Майяви-рупу». Четвертая оболочка названа Прана-майей, «иллюзорной жизнью», нашим вторым жизненным принципом, или дживой, в котором обитает жизнь – «дышащая» оболочка. Пятая коша называется Анна-майей, или оболочкой, поддерживаемой пищей – то есть это наше физическое тело. Все эти проводники порождают по шесть других, – меньших по размеру, – оболочек (атрибутов, или качеств); основная оболочка всегда является седьмой; а Атман, или Дух, проходящий через все эти тонкие эфирные тела наподобие нитки, называется «связующей душой», или сутратманом.
Подводя итог вышесказанному, можно констатировать, что эзотерическое учение, поистине, имеет полное право называться «Связующей доктриной», поскольку подобно «Сутратману», или Пранатману, оно пронизывает и связывает воедино все древние философские и религиозные системы, и более того – объясняет и примиряет их; ибо какими бы разными они ни казались внешне, у них единая основа, масштаб, глубина, ширина и природа которой известны тем, кто стал – подобно «мудрецам востока» – адептами оккультных наук.
РАСПОЗНАВАНИЕ ДУХОВ И СОВРЕМЕННЫЕ ТЕОРИИ
«М.А.(Оксон)»
[359]
«Вопрос о распознавании духов очень трудно увязать с некоторыми недавними теориями о природе духа и человеческой индивидуальности, претендующими также на крайне почтенный возраст. Теософы обвиняют нас в небрежном, неточном и фактически неоправданном употреблении слова «дух». Они говорят, что так называемые духи, участвующие в спиритических сеансах, вовсе не являются таковыми, в любом смысле этого неправильно используемого слова, а только оболочками, reliquiae
тех, кто раньше был индивидуумами, – с остатками памяти, оживляемыми время от времени с помощью вечного хранилища информации обо всем, что происходило, – астрального света. Эти «фрагменты» бывших людей ни в коем разе не являются духами, а скорее призраками (полагаю, так бы назвали их наши друзья), прозрачными и распадающимися. Они лишь бледное отражение духа, – внутреннего принципа, истинного я, – которое в них больше не находится, а вознеслось или, возможно, упало на подобающее ему место.
Поэтому, когда я говорю, к примеру, что дух моего друга Эпе Саржана общается со мной, то я выражаю свою мысль не совсем точно. Я должен сказать, – при условии, что вся эта история не является результатом моих галлюцинаций или розыгрышем талантливого тщеславного привидения, – что определенные внешние принципы, принадлежавшие некогда этому человеку и входившие в состав сложного существа, сообщили мне некоторые факты с помощью осколков земных воспоминаний. Эти сведения, – сказали бы они, – могут оказаться несущественными и даже недостоверными. Теософы не считают подобные общения доказательством тех потрясающих предположений, которые выдвигаются спиритуалистами; и заявляют, что при тщательном анализе подобные факты серьезнейшим образом подрывают доверие к широко распространенному поверью о возвращении духов. Они сказали бы мне, что через короткое время мой друг исчезнет из моей жизни, если только, к несчастью, не окажется, что он привязался к земле и посему превратился в крайне нежелательного собеседника. Он будет становиться все более расплывчатым, бледным и прозрачным; его интерес ко мне и моей жизни будет уменьшаться, память о земле и всех ее заботах ослабевать, пока он не умрет окончательно – то есть его внешняя часть, общавшаяся со мной, – и я напрасно буду ждать дальнейших контактов.
Это в лучшем случае. Но вероятнее всего, скажут они, мой друг никогда не приближался ко мне. Его земные привязанности и воспоминания поблекли, и он, судя по его характеру, сейчас уже отдыхает перед следующим воплощением. На это их предположение не в силах повлиять никакие доказательства, ибо на возражения рядового ученого: «Я не знаю, в чем заключается подвох, но он есть в ваших аргументах», – теософ ответит: «Вы говорите вздор. Совершенно невероятно, чтобы ваши высказывания были правильными. В действительности очень маловероятно, чтобы чистый дух сообщался с землей таким способом; не он спускается сюда, а медиум поднимается до уровня его чистого жилища». Было бы невежливо говорить, что факты свидетельствуют не в пользу таких теорий, а гипотезы, вступающие в противоречие с фактами, рано или поздно окажутся несостоятельными. Без сомнения, так скоро и произойдет в области точного человеческого знания или не совсем достоверных теорий. Но здесь мы имеем дело с чем-то выходящим за пределы земной науки и пока не располагаем безошибочными критериями и ориентирами. Когда кто-то уверяет нас, что то-то и то-то невозможно, мы вправе спросить – почему? Или даже предположить, что в этих проблемах мы все одинаково некомпетентны. Далее, мы имеем право применить в своих исследованиях обычные научные методики, а это вовсе не теоретизирование и последующий подбор фактов для подкрепления мыльных пузырей, которых мы напустили, а кропотливый сбор информации, которую затем можно будет обобщить с большей долей уверенности. Еще рано ограничивать нас теориями или, по меньшей мере, некой теорией, в которую все должны верить. Во всяком случае, я не знаю ни одной теории, которая не вступала бы в открытое противоречие с некоторыми установленными данными или не была бы развенчана при апробировании, а по своей ясности и применимости могла бы соперничать с теорией спиритуалистов или даже спиритистов. Но, возможно, это объясняется тем, что мои факты согласуются с нашей теорией и не находят объяснения в рамках любой другой доктрины, которую я до сих пор встречал. Однако, я готов и хочу выслушать чужие доводы.
Недавно у меня была возможность заново рассмотреть вопрос идентификации духов и пополнить свою коллекцию фактов. История, о которой я собираюсь рассказать, безусловно, содержит много непонятного, и я не думаю, что она внесет ясность в сложную проблему. Но она по-своему интересна, поучительна и заслуживает особого внимания. Я изменил все имена, чтобы не создавать неприятностей своим друзьям, которых не имею права беспокоить. Во всем остальном повествование абсолютно правдиво.
Начну издалека. Примерно лет 10 назад я регулярно в течение нескольких лет получал большое количество сообщений, предположительно, от духов умерших людей. Сначала я относился к этим духам – я вынужден применить этот термин, так как жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на перифразы, – и их заботе обо мне очень скептически. Я устраивал им перекрестные допросы по полной программе и изо всех сил старался уличить их во лжи. Все их сообщения носили автобиографический характер, содержали несущественные факты и даты – своего рода общий контур их земной жизни – и передавались различными способами: стуками, ударами, автоматическим письмом, разговорами в состоянии транса и т.д. Выбранные средства общения никогда не менялись, и мне не доводилось изобличать их в преднамеренной лжи или отдельных попытках ввести в заблуждение, как это случалось в практике менее удачливых исследователей. Применяя методику обычного распознания личности, я не смог выявить никакого обмана. В качестве отступления могу сказать, что исходя из этого вправе утверждать, что добился положительных результатов. Если какое-то событие подтверждается большим количеством свидетелей, каждого из которых тестируют теми способами, которые человек считает наиболее приемлемыми в своей повседневной жизни, и все они выдерживают проверку, в ходе которой не выявлено никакого обмана или недобросовестности, – то такие свидетели заручаются нашим доверием. Они могут заблуждаться или быть отвергнутыми, как это произошло с бабушкой шотландца, призрак которой ее внук прогнал со словами: «Это не моя бабушка, это мерзкая старая лгунья». Я же не обнаружил никаких признаков фальсификации.
Среди моих невидимых собеседников был один, которого я буду называть Джоном Лилли. Он общался, главным образом, с помощью стола и выбрал для себя исключительно отчетливый звук. Его нельзя было спутать ни с кем, и многие годы я легко узнавал его позывные. Постепенно он приходил все реже и реже, пока от него не остались одни воспоминания. От этого духа, также как и от других, я получал различные автобиографические сведения, – факты, даты и подробности, которые я мог легко проверить, ибо он был довольно известным человеком. Эти сведения были точны во всех деталях, насколько позволяла установить проверка. Некоторые сообщения носили личный характер и я, естественно, не мог найти им письменного подтверждения, но бывало и так, когда мне это удавалось, я лишний раз убеждался в правдивости слов Лилли.
Прошло несколько лет с тех пор, как Лилли, по всей видимости, ушел из моей жизни. Он сделал то, что должен был сделать, и удалился. В этом году один из моих друзей, которого я не видел около 10 лет, пригласил меня погостить у него несколько дней. Он поселился в новом месте неподалеку от меня, поэтому я отправился пообедать и переночевать в его доме. Был званый вечер, и мне не удалось толком поговорить с моим другом до самого отхода ко сну. Вскоре я заснул, но мой отдых часто прерывался шумом и стуками, которые я сразу же узнал, хотя прошло уже несколько лет. Когда я окончательно проснулся, то убедился, что это не сновидение. Стуки раздавались по всей комнате, но я не получил через них никакого связного сообщения. Я был в сонном состоянии и не расположен к активной работе, хотя и достаточно четко осознавал происходившее. Я нисколько не сомневался в реальности стуков, но самым примечательным в них был характерный звук, присущий только Лилли. Его ни с чем нельзя было спутать, и я слушал его, пока мной не овладела усталость и я снова не уснул, недоумевая, откуда этот звук, – столь долго отсутствовавший, – мог исходить в доме, в котором я никогда раньше не бывал, да еще в полночь. Всю ночь этот стук перемежался с моими сновидениями, но утром исчез, и я больше о нем не вспоминал.
После завтрака мой друг повел меня показать свой сад и обратил мое внимание на то, что дом, который он ныне занимает, очень старинный. «У него также есть своя история, – сказал он, – когда-то в течение нескольких лет здесь
