Из разбросанных отрывков легенд баддаг и их документов, из рассказов их браминов, падших со времен мусульманского вторжения, но все же с проблесками тайн их праотцев, браминов эпохи ришей и чудодейных адептов «белой магии», можно сшить нечто целое и последовательное. Следует только взяться за это дело умеючи, заручиться их доверием и не быть англичанином и «бара-саабом», которого баддаги часто страшатся пуще курумба. Муллу-курумба, с его злыми чарами и глазом, он еще может умиротворить подарками; а на британца он взирает как на своего заклятого врага и злодея. Поэтому баддаги, как и прочие брамины Индии, считают своим священным долгом оставлять англичанина возможно более долго в неведении истинных фактов касательно не только своего прошлого, но и настоящего, заменяя их как можно чаще вымыслами.
Одни нильгирийские баддаги сохранили воспоминания, хотя и слабые, этого прошлого. Тодды молчат и ни разу еще не проронили и полслова; быть может, кроме их старшин «священнодействующих», мало кто из них и знает о нем. Баддаги уверяют, что перед кончиною каждый тералли обязан передать все, что знает, одному из молодых кандидатов на должность.
Что же касается курумбов, то, хотя они и помнят легенду своего порабощения, но о тоддах, кроме этого, не знают ничего. А эруллары и хоты, настоящие животные, более, нежели полудикие люди.
Выходит, таким образом, что из всех нильгирийских пяти племен одни баддаги помнят и доставили доказательства о своем прошлом. Вследствие этого есть надежда, что сохраненные ими о тоддах предания не совсем основаны на вымысле. Все их показания о себе касательно того, что они пришельцы с севера, потомки канарезских колонистов, которые пришли около десяти столетий тому назад из Карнатика, страны, ныне известной под названием Южного Майсура и составлявшей в глубокой древности (исторической) часть царства Конгу, оказались верными. Так почему же им бы и не сохранить лоскутков из далекого прошлого тоддов?
Начало странных отношений между этими тремя, совершенно различными расами остается, конечно, все еще неопределимым (официально) и до сего дня. Англичане уверяют, что отношения эти установились вследствие долгого сожительства в этих пустынных горах. Отрезанные от остального человечества, тодды, баддаги и курумбы выработали себе постепенно свой особый, полный суеверных идей мир. Но сами эти племена говорят совсем другое. И то, что они рассказывают, как нечто установившееся еще в глубокой древности и не без прямого отношения к древнейшим легендам и писаниям индусов, – чрезвычайно многозначительно.
Предание этих трех столь тесно связанных судьбой племен тем более интересно, что слушая и разбирая его, как бы читаешь вырванную страницу из «мифической» поэмы Индии «Рамаяны». Ориенталисты отвергают его ради собственных, еще более невероятных, умозаключений. Но тогда как их гипотезы доказательно лишены смысла, претензия тоддов и курумбов имеет все-таки еще возможность оказаться основанною на исторических фактах. Все зависит от будущего положения «Рамаяны» в истории.
Признаюсь, я никогда не могла понять причины, заставляющей историков делать такую разницу между двумя поэмами, почти одинакового характера. Конечно, нам скажут, что все сверхъестественное выбрасывается одинаково из «Илиады» и «Одиссеи», как и из «Рамаяны». Но почему же наши ученые, принимающие почти беспрекословно за исторические лица всех этих Ахиллесов, Гекторов, Улиссов да Елен с их Парисами, – почему, спрашивается, они отвергают как пустые мифы Раму, Лакшману, Ситту, Равану, Ханумана и даже царя Айодьи? Или все поименованные лица не более как сказочные герои, или же – всем им следует воздать должное. Шлиман нашел в Троаде ощутительные доказательства существования Трои и ее действующих лиц. Нашлась бы и древняя Ланка и другие местности, помянутые в «Рамаяне», если бы только поискать их. А главное, не следовало бы отвергать с таким незаслуженным презрением и так огульно показания и легенды браминов и пандитов…
Тому, кто хоть раз читал «Рамаяну», не трудно убедиться в том, что отбросив неизбежные в эпической поэме такого религиозного характера аллегорию и символы, все-таки найдем в ней неопровержимый и очевидный исторический грунт.
Сверхъестественный элемент в рассказе не исключает элемента исторического. Так и в «Рамаяне». Присутствие в ней великанов и демонов, говорящих обезьян и мудроречивых пернатых не дает нам еще права отвергать существование в глубокой древности ни одного из ее главных героев, ни даже самих «обезьян», этой великой несметной армии четвероруких, собравшихся «со всех четырех концов земного шара». Как знать, пока мы в том не удостоверимся бесповоротно, кого именно авторы Рамаяны имели в виду под этим аллегорическим названием «обезьян» и «великанов»?[57] В главе VI книги Бытия тоже говорится о сынах Божиих, которые, увидев дщерей земных и полюбив, женились на них, от какового смешения произошла на земле раса «великанов». Гордость Нимрода, вавилонское столпотворение и «смешение языков» имеют свою параллель в гордости и деяниях Раваны, в смешении народов во время войны в «Махабхарате», в бунте даитьев (великанов) против Брамы и т. д. Но главная суть в «великанах».
Что в Ветхом Завете выражено в нескольких стихах, что рассказано так подробно в книге Еноха, то самое касательно великанов раскрыто в «Рамаяне», в продолжение все этой громадной эпической поэмы. В ней под другими именами и в больших подробностях мы находим всех падших ангелов, упоминаемых в видениях Еноха. Наги, апсары, гандхарвы, ракшасы учат смертных всему тому, чему падшие ангелы Еноха учили дщерей человеческих. Самьяса, вождь сынов неба, призывающий своих двести воинов ко взаимной клятве союза на Ардисе (верхушка горы Армон) и затем поучающий род человеческий греховным таинствам колдовства, имеет своего двойника в царе нагов, или богов-змиев. Азазель, научая мужчин ковать оружие, а Мазарака – знахарей тайным силам разных трав и корней, делает то же, что ансары и азуры на реке Ришхабе, а гандривы «Хахá и Хухý» – на вершине Гандхамаданы. Где предания того народа, в котором мы не находим богов, наставников людей, одаряющих их плодами познания добра и зла, демонов и великанов? Народный эпос есть лишь пролог в исторической драме каждого народа, имеющего свое законное место во всемирной истории; а поэтому и его эпические поэмы следует считать рассадниками последующих событий и самыми верными указаниями в этой истории. Семя дерева, искаженного, как в китайском садоводстве, искусственными прививками, которые превращают его в неестественное чудовищное растение, и семя того же дерева, выросшего на свободе, – одно и то же. Искусный ботаник узнает его под всякой внешностью. Таким точно образом долг каждого добросовестного историка докапываться до корней аллегорий такого глубоко философского рассказа, как например, «Рамаяна» Вальмики. Не останавливаясь перед ее внешнею, быть может неприятною западному реализму формой, он должен копать все глубже и глубже, до самых корней…
Этот упрек заслуживают многие ориенталисты, особенно германские. Казалось бы, прямая обязанность таких авторитетов (?) как например, профессор Бебер, беспристрастно заготовлять, очищая сырой материал для истории; а вместо этого, внося в работу сильнейший элемент лицеприятия и предвзятых идей и придвигая все ближе и ближе к нашему времени эпоху, когда были написаны «Махабхарата», «Рамаяна» и «Бхагавадгита», он только сбивает с толку будущих историков Индии,[58] древняя история которой играет такую огромную роль во всемирной истории человечества.
В книге Еноха повествуется о «великанах» в 300 локтей роста, которые, «пожрав все удобосъедаемое на земле, принялись пожирать наконец самих людей». В «Рамаяне» повествуется о «ракшасах», очевидно о тех же великанах, о которых мы знаем из историй греческих и скандинавских народов и находим их даже в легендах Южной и Северной Америки. Титаны «сыны Бура», первобытные великаны и гиганты Пополь-Вух, Икстликсохитля – родные братья, первобытные расы человечества. Очищая зерно исторических фактов от плевел фантазии и вымысла в одном случае, не обязаны ли мы делать то же и в других, не следуя нашему личному предпочтению? Говорят; «Глас народа – глас Божий». Предание, находимое на всех пунктах земного шара, должно же иметь какое-нибудь себе основание. Пусть отвергают ориенталисты «великанов» как вымысел и сказки. Мы же находим необходимость их в самих законах природы.
Вся суть заключается в разрешении вопроса: могли ли быть и были ли когда действительно такие великаны на нашей земле? Думаем, что были; и наше мнение разделяется многими из самых ученых людей, Франсуа Ленорманом, например. Антропологи пока еще не одолели и первой буквы азбуки, дающей ключ к тайне происхождения человека на земле. С одной стороны мы находим громадные скелеты людей, кольчуги и шлемы с голов настоящих великанов. С другой стороны мы не можем не видеть, как почти на наших глазах род человеческий с каждым годом мельчает и почти вырождается.
Нам кажется, что антропология никогда не обращала достаточного внимания на закон аналогии. Это тем более странно, что уже давно доказано, что природа действует всегда, во всем и всюду однообразно, и что ее законы в своих проявлениях постоянно представляют такую аналогию. Поэтому мы и смеем думать, что руководись наши ученые построже этим принципом (дающим в естествознании такие великолепные результаты и бывшим причиной стольких великих открытий), мы, быть может, имели бы возможность пополнить пробелы и в антропологии. Разве мы не видим, например, что со времен отдаленнейших геологических периодов в царствах растительном и животном, по мере приближения своего к четверичному периоду, все уменьшается, слабеет и вырождается; что гигантский папоротник каменноугольного периода превратился в зеленую травку наших лесов, а юрский плезиозавр обратился в ящерицу? Почему же, основываясь на этом, вполне логичном принципе аналогии в природе, нам нельзя верить, что, следуя в этом однородным законам, случилось то же и с человеком, то есть, что из первобытных великанов, с которыми нас знакомят откровения всех народов, мы сделались слабосильными, золотушными карликами нашего века? Кто из современных гвардейских силачей способен идти на врага, одетый в любой панцирь, шлем и доспехи, даже недавних средневековых рыцарей? А кто из рыцарей-крестоносцев был в десять футов роста – средняя величина найденных недавно в Америке человеческих скелетов?
Тодды говорят, – а говорят они вообще нехотя и очень мало, – о кернах на Холме: «Мы не знаем, чьи это могилы; мы их нашли уже здесь. Но они легко вместили бы полдюжины таких, как мы, а наши отцы были вдвое больше нас». Вследствие этого и многого другого, мы верим, что рассказываемая ими легенда не есть простой вымысел уже потому одному, что тодды не могли бы ее выдумать. Они не имеют никакого понятия ни о браминах и их религии, ни о ведах или других священных книгах индусов. А хотя при европейцах они молчат об этой легенде, но зато баддагам, по их уверению, то есть, отцам нынешних баддагов, ее рассказывали так, как теперь баддага-анахорет
