С.-Петербург

* * *

Давно хожу я под окнами,

Но видел ее лишь раз.

Я в небе слежу за волокнами

И думаю: день погас.

Давно я думу печальную

Всю отдал за милый сон.

Но песню шепчу прощальную

И думаю: где же он?

Она окно занавесила —

Не смотрит ли милый глаз?

Но сердцу, сердцу не весело:

Я видел ее лишь раз.

Погасло небо осеннее

И розовый небосклон.

А я считаю мгновения

И думаю: где же сон?

7 сентября 1902

* * *

В городе колокол бился,

Поздние славя мечты.

Я отошел и молился

Там, где провиделась Ты.

Слушая зов иноверца,

Поздними днями дыша,

Билось по-прежнему сердце,

Не изменялась душа.

Всё отошло, изменило,

Шепчет про душу мою…

Ты лишь Одна сохранила

Древнюю Тайну Свою.

15 сентября 1902

* * *

Я просыпался и всходил

К окну на темные ступени.

Морозный месяц серебрил

Мои затихнувшие сени.

Давно уж не было вестей,

Но город приносил мне звуки,

И каждый день я ждал гостей

И слушал шорохи и стуки.

И в полночь вздрагивал не раз,

И, пробуждаемый шагами,

Всходил к окну – и видел газ,

Мерцавший в улицах цепями.

Сегодня жду моих гостей

И дрогну, и сжимаю руки.

Давно мне не было вестей,

Но были шорохи и стуки.

18 сентября 1902

ЭККЛЕСИАСТ

Благословляя свет и тень

И веселясь игрою лирной,

Смотри туда – в хаос безмирный,

Куда склоняется твой день.

Цела серебряная цепь,

Твои наполнены кувшины,

Миндаль цветет на дне долины,

И влажным зноем дышит степь.

Идешь ты к дому на горах,

Полдневным солнцем залитая;

Идешь – повязка золотая

В смолистых тонет волосах.

Зачахли каперса цветы,

И вот – кузнечик тяжелеет,

И на дороге ужас веет,

И помрачились высоты.

Молоть устали жернова.

Бегут испуганные стражи,

И всех объемлет призрак вражий,

И долу гнутся дерева.

Всё диким страхом смятено.

Столпились в кучу люди, звери.

И тщетно замыкают двери

Досель смотревшие в окно.

24 сентября 1902

* * *

Она стройна и высока,

Всегда надменна и сурова.

Я каждый день издалека

Следил за ней, на всё готовый.

Я знал часы, когда сойдет

Она – и с нею отблеск шаткий.

И, как злодей, за поворот

Бежал за ней, играя в прятки.

Мелькали жолтые огни

И электрические свечи.

И он встречал ее в тени,

А я следил и пел их встречи.

Когда, внезапно смущены,

Они предчувствовали что-то,

Меня скрывали в глубины

Слепые темные ворота.

И я, невидимый для всех,

Следил мужчины профиль грубый,

Ее сребристо-черный мех

И что-то шепчущие губы.

27 сентября 1902

* * *

Был вечер поздний и багровый,

Звезда-предвестница взошла.

Над бездной плакал голос новый —

Младенца Дева родила.

На голос тонкий и протяжный,

Как долгий визг веретена,

Пошли в смятеньи старец важный,

И царь, и отрок, и жена.

И было знаменье и чудо:

В невозмутимой тишине

Среди толпы возник Иуда

В холодной маске, на коне.

Владыки, полные заботы,

Послали весть во все концы,

И на губах Искариота

Улыбку видели гонцы.

19 апреля – 28 сентября 1902

СТАРИК

А. С. Ф.

Под старость лет, забыв святое,

Сухим вниманьем я живу.

Когда-то – там – нас было двое,

Но то во сне – не наяву.

Смотрю на бледный цвет осенний,

О чем-то память шепчет мне…

Но разве можно верить тени,

Мелькнувшей в юношеском сне?

Всё это было, или мнилось?

В часы забвенья старых ран

Мне иногда подолгу снилась

Мечта, ушедшая в туман.

Но глупым сказкам я не верю,

Больной, под игом седины.

Пускай другой отыщет двери,

Какие мне не суждены.

29 сентября 1902

* * *

При жолтом свете веселились,

Всю ночь у стен сжимался круг,

Ряды танцующих двоились,

И мнился неотступный друг.

Желанье поднимало груди,

На лицах отражался зной.

Я проходил с мечтой о чуде,

Томимый похотью чужой…

Казалось, там, за дымкой пыли,

В толпе скрываясь, кто-то жил,

И очи странные следили,

И голос пел и говорил…

Сентябрь 1902

* * *

Явился он на стройном бале

В блестяще сомкнутом кругу.

Огни зловещие мигали,

И взор описывал дугу.

Всю ночь кружились в шумном танце,

Всю ночь у стен сжимался круг.

И на заре – в оконном глянце

Бесшумный появился друг.

Он встал и поднял взор совиный,

И смотрит – пристальный – один,

Куда за бледной Коломбиной

Бежал звенящий Арлекин.

А там – в углу – под образами,

В толпе, мятущейся пестро,

Вращая детскими глазами,

Дрожит обманутый Пьеро.

7 октября 1902

* * *

Свобода смотрит в синеву.

Окно открыто. Воздух резок.

За жолто-красную листву

Уходит месяца отрезок.

Он будет ночью – светлый серп,

Сверкающий на жатве ночи.

Его закат, его ущерб

В последний раз ласкает очи.

Как и тогда, звенит окно.

Но голос мой, как воздух свежий,

Пропел давно, замолк давно

Под тростником у прибережий.

Как бледен месяц в синеве,

Как золотится тонкий волос…

Как там качается в листве

Забытый, блеклый, мертвый колос…

10 октября 1902

* * *

Ушел он, скрылся в ночи,

Никто не знает, куда.

На столе остались ключи,

В столе – указанье следа.

И кто же думал тогда,

Что он не придет домой?

Стихала ночная езда —

Он был обручен с Женой.

На белом холодном снегу

Он сердце свое убил.

А думал, что с Ней в лугу

Средь белых лилий ходил.

Вот брежжит утренний свет,

Но дома его всё нет.

Невеста напрасно ждет,

Он был, но он не придет.

12 октября 1902

RELIGIO

1

Любил я нежные слова.

Искал таинственных соцветий.

И, прозревающий едва,

Еще шумел, как в играх дети.

Но, выходя под утро в луг,

Твердя невнятные напевы,

Я знал Тебя, мой вечный друг,

Тебя, Хранительница-Дева.

Я знал, задумчивый поэт,

Что ни один не ведал гений

Такой свободы, как обет

Моих невольничьих Служений.

2

Безмолвный призрак в терему,

Я – черный раб проклятой крови.

Я соблюдаю полутьму

В Ее нетронутом алькове.

Я стерегу Ее ключи

И с Ней присутствую, незримый,

Когда скрещаются мечи

За красоту Недостижимой.

Мой голос глух, мой волос сед.

Черты до ужаса недвижны.

Со мной всю жизнь – один Завет:

Завет служенья Непостижной.

18 октября 1902

* * *

Вхожу я в темные храмы,

Совершаю бедный обряд.

Там жду я Прекрасной Дамы

В мерцаньи красных лампад.

В тени у высокой колонны

Дрожу от скрипа дверей.

А в лицо мне глядит, озаренный,

Только образ, лишь сон о Ней.

О, я привык к этим ризам

Величавой Вечной Жены!

Высоко бегут по карнизам

Улыбки, сказки и сны.

О, Святая, как ласковы свечи,

Как отрадны Твои черты!

Мне не слышны ни вздохи, ни речи,

Но я верю: Милая – Ты.

25 октября 1902

* * *

Будет день, словно миг веселья.

Мы забудем все имена.

Ты сама придешь в мою келью

И разбудишь меня от сна.

По лицу, объятому дрожью,

Угадаешь думы мои.

Но всё прежнее станет ложью,

Чуть займутся Лучи Твои.

Как тогда, с безгласной улыбкой

Ты прочтешь на моем челе

О любви неверной и зыбкой,

О любви, что цвела на земле.

Но тогда – величавей и краше,

Без сомнений и дум приму.

И до дна исчерпаю чашу,

Сопричастный Дню Твоему.

31 октября 1902

* * *

Его встречали повсюду

На улицах в сонные дни.

Он шел и нес свое чудо,

Спотыкаясь в морозной тени.

Входил в свою тихую келью,

Зажигал последний свет,

Ставил лампаду веселью

И пышный лилий букет.

Ему дивились со смехом,

Говорили, что он чудак.

Он думал о шубке с мехом

И опять скрывался во мрак.

Однажды его проводили,

Он весел и счастлив был,

А утром в гроб уложили,

И священник тихо служил.

Октябрь 1902

* * *

Разгораются тайные знаки

На глухой, непробудной стене.

Золотые и красные маки

Надо мной тяготеют во сне.

Укрываюсь в ночные пещеры

И не помню суровых чудес.

На заре – голубые химеры

Смотрят в зеркале ярких небес.

Убегаю в прошедшие миги,

Закрываю от страха глаза,

На листах холодеющей книги —

Золотая девичья коса.

Надо мной небосвод уже низок,

Черный сон тяготеет в груди.

Мой конец предначертанный близок,

И война, и пожар – впереди.

Октябрь 1902

* * *

Мне страшно с Тобой встречаться.

Страшнее Тебя не встречать.

Я стал всему удивляться,

На всем уловил печать.

По улице ходят тени,

Не пойму – живут, или спят…

Прильнув к церковной ступени,

Боюсь оглянуться назад.

Кладут мне на плечи руки,

Но я не помню имен.

В ушах раздаются звуки

Недавних больших похорон.

А хмурое небо низко —

Покрыло и самый храм.

Я знаю: Ты здесь. Ты близко.

Тебя здесь нет. Ты – там.

5 ноября 1902

* * *

Дома растут, как желанья,

Но взгляни внезапно назад:

Там, где было белое зданье,

Увидишь ты черный смрад.

Так все вещи меняют место,

Неприметно уходят ввысь.

Ты, Орфей, потерял невесту, —

Кто шепнул тебе: «Оглянись…»?

Я закрою голову белым,

Закричу и кинусь в поток.

И всплывет, качнется над телом

Благовонный, речной цветок.

5 ноября 1902

РАСПУТЬЯ (1902—1904)

* * *

Я их хранил в приделе Иоанна,

Недвижный страж, – хранил огонь лампад.

И вот – Она, и к Ней – моя Осанна —

Венец трудов – превыше всех наград.

Я скрыл лицо, и проходили годы.

Я пребывал в Служеньи много лет.

И вот зажглись лучом вечерним своды,

Она дала мне Царственный Ответ.

Я здесь один хранил и теплил свечи.

Один – пророк – дрожал в дыму кадил.

И в Оный День – один участник Встречи —

Я этих Встреч ни с кем не разделил.

8 ноября 1902

СФИНКС

Шевельнулась безмолвная сказка пустынь,

Голова поднялась, высока.

Задрожали слова оскорбленных богинь

И готовы слететь с языка…

Преломилась излучиной гневная бровь,

Зарываются когти в песке…

Я услышу забытое слово Любовь

На забытом, живом языке…

Но готовые врыться в сыпучий песок

Выпрямляются лапы его…

И опять предо мной – только тайный намек —

Нераскрытой мечты торжество.

8 ноября 1902

* * *

Загляжусь ли я в ночь на метелицу,

Загорюсь – и погаснуть невмочь.

Что в очах Твоих, красная девица,

Нашептала мне синяя ночь.

Нашепталась мне сказка косматая,

Нагадал заколдованный луг

Про тебя сновиденья крылатые,

Про тебя, неугаданный друг.

Я завьюсь снеговой паутиною,

Поцелуи – что долгие сны.

Чую сердце твое лебединое,

Слышу жаркое сердце весны.

Нагадала Большая Медведица,

Да колдунья, морозная дочь,

Что в очах твоих, красная девица,

На челе твоем, синяя ночь.

12 ноября 1902

* * *

Стою у власти, душой одинок,

Владыка земной красоты.

Ты, полный страсти ночной цветок,

Полюбила мои черты.

Склоняясь низко к моей груди,

Ты печальна, мой вешний цвет.

Здесь сердце близко, но там впереди

Разгадки для жизни нет.

И, многовластный, числю, как встарь,

Ворожу и гадаю вновь,

Как с жизнью страстной я, мудрый царь,

Сочетаю Тебя, Любовь?

14 ноября 1902

* * *

Ушел я в белую страну,

Минуя берег возмущенный.

Теперь их голос отдаленный

Не потревожит тишину.

Они настойчиво твердят,

Что мне, как им, любезно братство,

И христианское богатство

Самоуверенно сулят.

Им нет числа. В своих гробах

Они замкнулись неприступно.

Я знаю: больше, чем преступно,

Будить сомненье в их сердцах.

Я кинул их на берегу.

Они ужасней опьяненных.

И в глубинах невозмущенных

Мой белый светоч берегу.

16 ноября 1902

* * *

Несбыточное грезится опять.

Фет

Еще бледные зори на небе,

Далеко запевает петух.

На полях в созревающем хлебе

Червячок засветил и потух.

Потемнели ольховые ветки,

За рекой огонек замигал.

Сквозь туман чародейный и редкий

Невидимкой табун проскакал.

Я печальными еду полями,

Повторяю печальный напев.

Невозможные сны за плечами

Исчезают, душой овладев.

Я шепчу и слагаю созвучья —

Небывалое в думах моих.

И качаются серые сучья,

Словно руки и лица у них.

17 ноября 1902

ПЕСНЯ ОФЕЛИИ

Он вчера нашептал мне много,

Нашептал мне страшное, страшное…

Он ушел печальной дорогой,

А я забыла вчерашнее —

забыла вчерашнее.

Вчера это было – давно ли?

Отчего он такой молчаливый?

Я не нашла моих лилий в поле,

Я не искала плакучей ивы —

плакучей ивы.

Ах, давно ли! Со мною, со мною

Говорили – и меня целовали…

И не помню, не помню – скрою,

О чем берега шептали —

берега шептали.

Я видела в каждой былинке

Дорогое лицо его страшное…

Он ушел по той же тропинке,

Куда уходило вчерашнее —

уходило вчерашнее…

Я одна приютилась в поле,

И не стало больше печали.

Вчера это было – давно ли?

Со мной говорили, и меня целовали —

меня целовали.

23 ноября 1902

* * *

Я, изнуренный и премудрый,

Восстав от тягостного сна,

Перед Тобою, Златокудрой,

Склоняю долу знамена.

Конец всеведущей гордыне. —

Прошедший сумрак разлюбя,

Навеки преданный Святыне,

Во всем послушаюсь Тебя.

Зима пройдет – в певучей вьюге

Уже звенит издалека.

Сомкнулись царственные дуги,

Душа блаженна, Ты близка.

30 ноября 1902

* * *

Царица смотрела заставки —

Буквы из красной позолоты.

Зажигала красные лампадки,

Молилась богородице кроткой.

Протекали над книгой Глубинной

Синие ночи царицы.

А к Царевне с вышки голубиной

Прилетали белые птицы.

Рассыпала Царевна зерна,

И плескались белые перья.

Голуби ворковали покорно

В терему – под узорчатой дверью.

Царевна румяней царицы —

Царицы, ищущей смысла.

В книге на каждой странице

Золотые да красные числа.

Отворилось облако