Приди!
Герман (в страхе и восторге)
На лице твоем — вся судьба! Ты — день беззакатный! Час пробил!
Фаина торжественно распускает алый пояс и кланяется Герману в ноги. Лебедь умолк. Только море мировых скрипок торжествует страсть. И, задыхаясь и трепеща, как земля перед солнцем, лебяжьим трубным голосом кричит Фаина.
Фаина
Старый, старый, прощай! Старый, я свободна! Старый, я невеста! — Тройку! Тройку!
Она увлекает Германа туда, где вздрагивают разбуженные ее голосом бубенцы тройки. — Через мгновение раздается окрик ямщика, свист и конский топ; голос колокольчика, побеждая бубенцы, вступает в мировой оркестр, берет в нем первенство, а потом теряется, пропадает, замирая где-то вдали на сияющей равнине.
Печальный, одинокий Спутник садится на большой камень среди пустыря. Его борода совсем опустилась на грудь, его белые руки уронили трость. Драгоценный перстень сияет на беспомощном пальце, как бриллиантовая слеза. И, словно заодно с ним, непостоянный и неверный голос ветра переходит в стон и рыдание, а в воздухе начинают кружиться прощальные тучи золотых листьев.
Шестая картина
Дом Германа. Ясный зимний день. Холмы, кусты и дороги запушены снегом.
Елена стоит в дверях на крыльце, а Друг Германа сходит со ступеней.
Прощайте.
Елена
Все кончено между нами.
Спасибо. Вы прогоняете меня из дому за то, что я люблю вас.
Елена
Нет, не за то.
Не за то ли, что я рассказал вам правду том, как вам изменил ваш муж?
Елена
В последний раз прошу, не кощунствуйте. О, я никогда больше не произнесу даже этого имени.
— Прощайте…
Елена
Постойте… Вы хоть что-нибудь еще способны понимать, все-таки? Забудьте на минуту, что вы в меня влюблены, вам, право, это не трудно. Скажите мне просто, дружески, как человек другому человеку: хороша собой Фаина?
Я затрудняюсь говорить с вами об этой женщине. Может быть, она и красива, но в ней нет ничего таинственного, ничего женственного. Я могу только удивляться…
Елена
Но ведь вы можете и не удивляться — все дело в этом. Желаю вам всякого благополучия. Мы расстаемся мирно.
Так вы не сердитесь на меня?
Елена
Я — на вас? Никогда в жизни. Хотите, я скажу правду?
Говорите. Вам ведь все равно, если от вашей холодности и презрения я сойду с ума.
Елена
О, нет!.. Вы никогда не сойдете с ума. И никогда вам не надоест ломаться, потому что вы — самый обыкновенный, самый мирный человек. Грозите ли вы, пугаете ли, говорите ли колкости, — никого вы этим не обидите. Вы, что называется, золотая середина… Вот вам и все.
Да, прощайте. Вы никогда не понимали меня, это я знаю. Что делать? — Желаю вам счастья… с вашим монахом…
Елена
Бедный, бедный… Как мне вас жалко… Господи, и такие все люди… какие несчастные.
Друг уходит. — Елена садится на крыльце и тихо плачет. — Через некоторое время из дверей выходит монах.
Много перенесла ты. Не на легкую жизнь ты родилась. Посмотри на себя: какая ты здоровая, молодая, сильная.
Елена
Как он меня любил… как он меня любил…
А долго ты будешь плакать?
Елена
Всю жизнь… всю жизнь… А ты зачем спрашиваешь?
Разве такие плачут всю жизнь?
Елена
Всю жизнь проплачу… Моего горя не выплакать…
Поплачешь — и перестанешь. Много я видел слез: это только матери слезами исходят; мать, которой ничего в мире, кроме сына, не осталось. А перед тобой — вся жизнь впереди. Вот смотри: белая дорога; ты всю эту дорогу еще пройдешь… Слушай-ка, Елена; сама знаешь, уйти мне отсюда некуда, да и жить осталось немного…
Елена
Что мне до тебя? Хоть живи, хоть помирай, мне все равно; у меня своего горя довольно.
Я не о себе, Елена, забочусь. Ты об одном подумай: вот муж твой ушел…
Елена
Жили бы мирно…
Да разве можно теперь живому человеку мирно жить, Елена? Живого человека так и ломает всего: посмотрит кругом себя, — одни человеческие слезы… посмотрит вдаль, — так и тянет его в эту даль…
Елена
Я понимаю, что ты говоришь. И Герман говорил об этом. Но ведь и я прекрасна. И моя душа как даль.
Твоя душа тиха, Елена. Ты вот слушаешь меня. А та — разве стала бы слушать? Нет ей покоя ни ночью, ни днем…
Елена
Ты говоришь, точно видишь ее…
Вижу, милая. Вижу.
Елена (в испуге)
Кого видишь?
Родину мою.
Елена
Не знают люди, не понимают… даже ты не понимаешь. В Писании сказано: пророк увидал господа не в огне и не в буре, но в гласе хлада тонка.
Сам думал, что понимаю, милая. Да нет: тайна сия велика. Где мне понять, кто поймет? Видишь, какой я: и жизни-то во мне осталось, как воску в свече после обедни; все монастыри обошел, все глаза свои проглядел; а вот — гляжу, и опять тянет, не оторваться…
Елена
Так, значит, не вернется Герман, по-твоему? — Смешной ты. Я думала, — ты умнее. — Да что, она лучше меня, что ли?
Монах (улыбается)
Сейчас тебе скажи, кто лучше, кто хуже. Да разве можно сказать, что лучше: буря или тишина?
Елена
Стыдись, монах. Посмотри на себя: тебе умирать пора, а ты — влюбился… Господи! И никто-то не утешит! Мой Герман, мой! Нам с ним ничего не надо, кроме тихого, белого дома…
Мать умерла. Белого дома больше не будет, Елена.
Елена
Как не будет? Что ты говоришь? Пойми, Герман вернется! Он все оставил здесь: войди только в дом: все книги, все вещи, даже рваные рукавицы, в которых он копался в этом цветнике, — брошены на столе! Вся душа его здесь…
Душа Германа отдана…
Елена
Да как ты смеешь говорить это мне? Мне, которую он любил и любит! Мой Герман! — Молчи, глупый, глупый монах… (Плачет горько.)
Плачь, Елена. Всю душу выплачешь, криком изойдешь, — тогда сама узнаешь…
Елена (встает)
Молчи, монах. Он сказал мне: вернусь скоро. (Вся выпрямляется; напряженно смотрит вдаль, на снежный путь.) Вот — сейчас он придет.
В эту минуту доносится с равнины какой-то звук: нежный, мягкий, музыкальный: точно ворон каркнул, или кто-то тронул натянутую струну.
Елена
Ты слышал?
Слышал.
Елена
Что же мне делать?
Оденься потеплее. Зажги венчальную свечу.
Елена послушно уходит в дом. — Монах тихо сидит на крылечке и напевает: «Идеже несть печали и воздыхания»… Выходит Елена с зажженной свечой.
Елена
Так я оделась?
Так, милая.
Елена
Что же мне теперь делать?
Прилепи свечу на крылечке…
Он становится на колени. Елена — за ним. Потом встают.
Елена
Монах тихо напевает: «Жизнь бесконечная»… — Елена, в теплой шубке, стоит перед ним.
Елена
Не пой панихидного. Сердце разрывается.
От радости пою, Елена. Моя радость оттого, что твой милый — жив.
Елена
Жив. Я знаю, знаю.
Рано ему умирать. Только заблудился он. Тут вам обоим и жить, Елена. Наклонись-ка. Вот тебе, милая, на дорогу. (Вешает ей на шею крестик.)
Елена
А вот она, твоя белая, снежная дорога. Путь длинный, путь многолетний. А в конце пути — душа Германа.
Елена
А в конце пути — душа Германа.
Ступай — и найдешь ее. Ты сильная. Иди, родная, господь с тобой.
Елена
Спасибо, братец.
И тебе, милая, за все спасибо.
Елена
Прощай, братец. (Плачет.) Тихий дом сохрани.
Сохраню, родная. Господь сохранит тебя.
Елена сходит вниз и смотрит, обернувшись, на свой тихий, запушенный снегом дом. Потом — уходит. Монах осторожно замыкает дверь и запирает ставни. Потом садится на ступеньку и смотрит вслед Елене. На крылечке горит свеча.
Седьмая картина
Хмурый морозный день. Пустая равнина, занесенная снегом. Посредине — снежный холм. Ветер свистит и грозит метелью; сквозь ветер звенят как будто далекие, удалые бубенцы.
Герман стоит на холме.
Герман
Все миновало. Прошлое — как сон.
Холодный, бледный день. Душа, как степь,
Не скованная ни единой цепью,
Свободная от краю и до краю.
Не вынесла бы жалкая душа,
Привыкшая к домашнему уюту,
К теплу и свету очагов семейных, —
Такой свободы и такого счастья.
В моей душе — какой-то новый холод,
Бодрящий и здоровый, как зима,
Пронзающий, как иглы снежных вьюг,
Сжигающий, как темный взор Фаины.
Как будто я крещен вторым крещеньем,
В иной — холодной, снеговой купели.
Не надо чахлой жизни — трех мне мало!
Не надо очага и тишины —
Мне нужен мир с поющим песни ветром!
Не надо рабской смерти мне — да будет
И жизнь, и смерть — единый снежный вихрь!
Метель запевает, становится темнее.
Голос Фаины
Эй, Герман! Где ты?
Герман
Сюда! Ко мне! На снежный холм!
Фаина является из темноты, хватает Германа за руку и любуется им. Метель проносится, становится светлее.
Фаина
Я не могла сдержать коней. Они испугались чего-то, шарахнулись в сугроб и умчались… (Смеется.) Вот, теперь мы одни. Что ты стоишь там, наверху?
Герман
Там — виднее.
Фаина
Здесь виднее! Здесь — я сама! Сядь рядом со мной. Расскажи о себе: ты еще ничего не рассказывал мне.
Герман (садится под холмом рядом с нею)
Рассказывать нечего. Ничего не было. Что мне делать, я не знаю: ты больше меня. Только у ног твоих вздыхать о славе. Ты смотришь на меня незнакомым, горящим взором: а я ничтожный, я чужой, я слабый, — и ничего не могу… и ничего не помню… ничего…
Фаина
Все — слова! Красивые слова. А детство? Родные, семья, дом, жена? А город? А бич мой — помнишь?
Герман
Вот только бич. И больше ничего. Удар твоего бича оглушил меня, убил все прошлое. Теперь на душе бело и снежно. И нечего терять — нет ничего заветного… И не о чем больше говорить, потому что душа, как земля, — в снегу.
Фаина
Вот, все вы такие… Точно мертвые… а я живая! У меня — ни дома, ни родных, ни близких никогда не было! Куда хочу, туда пойду!
Герман
Не топчи цветов души. Они — голубые, ранние. Что тебе до них? Тебя, Фаина, ношу я в сердце. Остальное — отошло. Может быть, я умру в снегу. Все равно: могу и умереть. (Ложится на снег, лицом к небу.)
Фаина
Опять — слова? Мало ты жил, чтобы умирать! Это только в сказках умирают!.. (Вдруг вскакивает и звонко кричит.)
Эй, берегись! Метель идет!
Налетает снег и с ним — темнота. Из дали слышно — дребезжащий голос поет:
Ой, полна, полна коробушка,
Пожалей, душа зазнобушка,
Молодецкого плеча…
Песня обрывается.
Фаина
Слышишь?
Герман
Фаина (низко наклонившись, смотрит на Германа в темноте)
Идет без дороги, поет песню… Никто не потревожит, все пройдут мимо. (Обвивает его шею руками.) Голубчик мой. Милый мой…
Герман
Мне страшно, Фаина.
Фаина
Не бойся, мой милый: никто не узнает… Вот такого, как ты, я видела во сне… вот такого ждала по ночам на реке…
Герман
Ты смотришь прямо в душу… черными глазами…
Фаина
Неправда. Смотри ближе: это ночью черные глаза. А днем рыжие; видишь — рыжие? Не бойся, Герман, бедный мальчик, милый мальчик, русые кудри…
Еще ближе придвигает к нему лицо. — И опять слышно ближе:
Выди, выди в рожь высокую,
Там до ночки погожу,
А завижу черноокую, —
Все товары разложу…
Песня обрывается.
Фаина
Слышишь?
Герман
Не слышу больше… Тихо… Никогда не слыхал такой тишины… Там была другая тишина…
Метель проносится, опять светлеет.
Фаина (садится по-прежнему)
Эй, Герман! Жена твоя — плачет о тебе?
Герман
Это было во сне, Фаина?
Фаина (резко)
Во сне! Слышишь, ветер плачет? Это
