при необходимости подвергнуть санкциям самую агрессивную из воюющих сторон.
В первом треугольнике борьба ведется за главенство в Азии. Китай с Индией и без того выступают крупными игроками на международной арене. Индия — самая населённая страна в мире, экономика её находится на подъёме, жизнеспособность её формальной демократии как возможной альтернативы китайской авторитарной модели представляет особый интерес для демократической Америки. Китай — вторая по величине экономика мира, недалек тот час, когда он нарастит до таких же масштабов (если уже не нарастил) свой военный потенциал, а кроме того, он стремительно поднимается на вершину мирового Олимпа. Поэтому китайско-индийские взаимоотношения проникнуты соперничеством и антагонизмом, тогда как Пакистан выступает камнем преткновения.
С индийской стороны существующие трения и взаимная неприязнь подпитываются относительно неприкрытой враждебностью по отношению к Китаю, выражаемой в нецензурируемых СМИ и стратегических дискуссиях. Китай неизменно предстает в них как угроза, в основном территориальная. Средства массовой информации часто упоминают оккупацию Китаем спорных приграничных территорий в 1962 году. Стремление Китая установить свое экономическое и политическое присутствие в Мьянме и пакистанских портах на Индийском океане подается публике как стратегический замысел по блокаде Индии. Китайские СМИ, находящиеся под государственной цензурой, отличаются большей сдержанностью в выражениях, однако об Индии отзываются снисходительно, рисуя её не слишком серьёзным соперником и тем самым только подогревая её неприязнь.
В значительной степени это высокомерие по отношению к Индии основывается на более высоких общественных показателях Китая. Его ВНП существенно выше, чем у Индии; модернизация городской среды и инфраструктурные инновации проходят на более передовом уровне; население отличается большей грамотностью, а также большей этнической и языковой однородностью (см. Таблицу 4.2).
В любом случае обе стороны находятся в стратегическом плену своих субъективных ощущений и геополитической обстановки. Индия завидует экономическим и инфраструктурным преобразованиям Китая. У Китая вызывает презрение сравнительная отсталость Индии (в социальном плане наиболее наглядно выраженная в разрыве между уровнями грамотности населения обеих стран) и отсутствие дисциплины. Индия боится китайско-пакистанских столкновений, Китай опасается, что Индия перекроет ему доступ по Индийскому океану к Ближнему Востоку и Африке. Если не считать ритуальных заявлений в дипломатических коммюнике о преданности обеих сторон делу мира, нельзя сказать, чтобы влиятельные фигуры часто призывали к полномасштабному взаимному урегулированию, поэтому обоюдная неприязнь ширится и растет.
Америке в этом соперничестве следует держаться осторожно и отстранённо. Однако разумную сдержанность, особенно в вопросе альянса с Индией, не стоит понимать как безразличие к потенциальному явлению Индии в качестве альтернативы китайской авторитарной политической модели. Индия подает большие надежды, тем более если ей удастся объединить стабильное развитие с распространением демократии. Поэтому теплота отношений Америки с Индией вполне оправдана, что не подразумевает, впрочем, поддержки в таких спорных вопросах, как Кашмир (учитывая, какой критике подвергаются действия Индии в этом отношении), и не означает, что данное сотрудничество направлено против Китая.
Принимая во внимание, что в политических кругах США начинают ратовать за официальный американо-индийский альянс, очевидно, против Китая и, по сути, также против Пакистана, необходимо открыто заявить, что подобная инициатива противоречит интересам государственной безопасности США. Она повышает вероятность вовлечения Штатов в потенциально затяжные и острые азиатские конфликты. Принятое в 2011 году на фоне неснятого эмбарго на продажу оружия Китаю решение Штатов продавать передовое оружие Индии оказалось не самым мудрым. Укрепляя, с одной стороны, ядерную программу Индии, с другой стороны, Штаты портят отношения с Китаем, создавая впечатление противоборства ещё до того, как Китай сам запишется в противники.
Кроме того, американо-индийский альянс своим появлением окажет бесплатную услугу России. Он помешает долгосрочным интересам Америки в Евразии по двум причинам: во-первых, снизит опасения России по отношению к Китаю и тем самым ослабит её заинтересованность в сближении с Западом, и во-вторых, усилит соблазн Москвы, воспользовавшись тем, что Америка отвлеклась на азиатские конфликты, посильнее утвердить свои имперские интересы в Центральной Азии и Центральной Европе. Перспективы расширенного и более энергичного Запада в этом случае становятся туманными.
И наконец, американо-индийский альянс имеет шансы повысить привлекательность идеи антиамериканского терроризма среди мусульман, которые решат, что этот союз негласно направлен против Пакистана. Тем более вероятно такое развитие событий, если к тому времени в Индии появятся очаги религиозной вражды между индусами и мусульманами. Большая часть остального исламского мира, будь то близлежащая Юго-Западная Азия, Центральная Азия или Ближний Восток, проникнется растущим сочувствием и поддержит теракты против Америки. В общем и целом, что касается первого азиатского треугольника, самым мудрым будет воздерживаться от любых альянсов, которые вынудят Штаты к вооружённому вмешательству в этой части Азии.
Во втором региональном треугольнике, включающем Китай, Японию, Южную Корею и частично Юго-Восточную Азию, картина вырисовывается менее четкая. В общих чертах ключевыми вопросами здесь выступают роль Китая как господствующей державы в материковой части Азии и позиция Америки в Тихом океане. Главным политическим и военным союзником Америки на Дальнем Востоке остается Япония, хотя её военный потенциал в настоящее время сокращен (однако положение имеет шансы измениться, учитывая растущие опасения по поводу усиления Китая). Кроме того, Япония считается третьей по величине экономикой мира, лишь недавно уступив Китаю второе место. Южная Корея — страна с растущей экономикой и давняя союзница Америки, рассчитывающая на её прикрытие в случае конфликта со своей враждебной северной родственницей. Юго-Восточная Азия обладает менее официальными связями с США и состоит в тесном региональном партнёрстве (АСЕАН), однако усиление Китая её тоже пугает. Самое главное, что Америка и Китай уже связаны экономическими отношениями, из-за которых в случае взаимного охлаждения могут пострадать обе стороны, тогда как экономический и политический рост Китая в любом случае представляет потенциальную угрозу нынешнему глобальному главенству Америки.
Учитывая недавние успехи Китая и его исторические достижения, было бы опрометчиво рассчитывать, что китайская экономика может внезапно забуксовать. Ещё в 1995 году (теперь его можно назвать серединной вехой тридцатилетнего подъёма китайской экономики) некоторые выдающиеся американские экономисты высказывали предположение, что к 2010 году Китай может оказаться в такой же финансовой яме, как и Советский Союз тридцатилетней давности после фантасмагорических обещаний руководства в 1960-х, что к 1990-м страна догонит и перегонит Америку. Сейчас даже для закоренелых скептиков очевидно, что экономический взлет Китая не фикция и имеет все шансы продолжиться, хотя, возможно, со снижением темпов годового прироста.
Из этого не следует, что на Китае никак не отразится мировой финансовый кризис или глобальный спад спроса на товары его производства. Кроме того, из-за растущего социального расслоения может усилиться напряжение в обществе, которое приведет к политическим беспорядкам, повторяющим в каком-то смысле события на площади Тяньаньмынь в 1989 году. Новый китайский средний класс, насчитывающий, по некоторым данным, около 300 миллионов человек, может потребовать расширения своих политических прав. Однако ничто из этого не похоже на системный крах Советского Союза. Растущее влияние Китая на международную обстановку — это данность, с которой Америке придётся смириться, не демонизируя и не впадая в едва завуалированные мечты о том, что она вдруг исчезнет.
Куда более серьёзная опасность грозит с совершенно другой стороны, не экономической, а скорее социополитической. Спровоцировать её может постепенное и сперва незаметное ослабление хватки китайского руководства или более ощутимое усиление китайского национализма. По отдельности или вместе оба этих фактора могут лечь в основу политики, губительной для международных амбиций Китая, и (или) помешать его спокойным внутренним преобразованиям.
До сих пор китайское руководство со времен «Культурной революции» в общем и целом отличалось благоразумием. Дэн Сяопин обладал настойчивостью и дальновидностью, строящимися на прагматическом реализме. После него Китай пережил три смены руководства, прошедшие без эксцессов благодаря отчасти негласной систематизации процедур четко расписанного графика передачи власти. Его преемники иногда вступали в разногласия друг с другом (например, Ху Яобан, какое-то время рассматривавшийся как возможный наследник Дэн Сяопина, выступал за больший политический плюрализм, чем было приемлемо для его товарищей по партии). Китайские руководители стараются предугадывать возможные проблемы и извлекать уроки из соответствующего зарубежного опыта по борьбе с неизбежными при экономическом взлете осложнениями. (Так, китайское политбюро периодически посвящает целый день разбору какой-нибудь острой внешне- или внутриполитической проблемы, проводя соответствующие исторические или зарубежные параллели. Самое первое такое заседание было, что весьма показательно, посвящено урокам взлета и падения иностранных империй, самой последней из которых называлась американская.)
Нынешнее поколение руководителей, уже не революционеров и не новаторов, выросло в устойчиво сформировавшихся политических условиях, где по основным вопросам государственной политики выработан долгосрочный курс. Другого прочного фундамента эффективного управления, кроме стабильности государственного аппарата (то есть централизованного контроля), они не признают. Однако в условиях крайней бюрократизации соглашательство, осторожность и заискивание перед вышестоящими зачастую гораздо больше способствуют политическому карьерному росту, чем личное мужество и инициативность. Маловероятно, что какое бы то ни было политическое руководство сможет в конечном итоге сохранить жизнеспособность, если в его кадровой политике почти исподволь вырабатывается отторжение таланта и предприимчивости. Так недалеко и до распада, тогда как стабильность политической системы может поставить под угрозу намечающийся разрыв между официально провозглашаемым прежним укладом и разномастными ожиданиями политически пробуждающегося народа.
Однако в случае Китая народное недовольство вряд ли выплеснется в массовые призывы к демократии — скорее оно выльется в социальные конфликты либо националистические волнения. Правительство больше готовится к первому. Государственные плановики даже сформулировали и обнародовали пять основных проблем, которые, по их мнению, могут привести к массовым волнениям, угрожающим социальной стабильности: 1) разрыв между богатыми и бедными, 2) городские беспорядки и недовольство, 3) укоренившаяся коррупция, 4) безработица и 5) утрата общественного доверия[23].
С усилением националистических настроений справиться будет сложнее. Даже из подцензурных публикаций в СМИ складывается четкая картина: национализм в Китае на подъёме. Несмотря на то что власти по-прежнему призывают к осторожности в определении статуса и исторических задач Китая, к 2009-2010 годам самые серьёзные китайские СМИ запестрели триумфальными заявлениями о растущем влиянии, экономической мощи Китая и планомерном восхождении на вершину мировой славы. Резкий прилив националистического пыла проявился и во всплесках народного негодования по поводу мелких военно-морских столкновений с Японией в районе спорных островов. Тайваньский вопрос также может в какой-то момент разжечь в народе воинственный антиамериканизм.
На самом деле парадокс китайского будущего состоит в том, что постепенное движение к частичной демократизации может оказаться более осуществимым под разумным, но властным руководством, которое осторожно перенаправит социальную энергию в нужное русло, чем при ослабленном, которое будет чрезмерно потакать требованиям народа. Ослабленный и постепенно деградирующий режим может не устоять перед искушением сохранить политическое единство (и собственную власть) в опоре на экстремальное националистическое видение будущего страны, не отличающееся терпением. Если руководство из-за боязни упустить власть и утраты дальновидности поддержит всплеск национализма, пострадает выверенное
