— политически энергичной Америки,
экономически объединяющейся Европы и коммерчески динамичной Восточной
Азии — будут согласованно использованы для совместного противодействия
угрозам безопасности, которые создаются волнениями в этом обширном регионе.
Эта угроза усугубляется наличием ядерного оружия у двух враждующих соседних
государств — Индии и Пакистана, в каждом из которых существует и серьезная
внутренняя напряженность. Америка и Европа должны вместе добиваться от
Японии и особенно от Китая их более тесного участия в совместных усилиях по
сдерживанию тенденций распада. Учитывая, что оба эти государства уже в
большой степени зависят от поступления энергоносителей из Персидского залива и
Центральной Азии — и эта зависимость постоянно растет, -они не могут стоять в
стороне от общих проблем, существующих в этом подверженном насилию регионе,
который для одной Америки может стать зыбучими песками.
Америка уже существенно расширила свои военные обязательства в Европе.
В военном отношении она постоянно присутствует в Афганистане и некоторых
новых независимых государствах Центральной Азии. Принимая во внимание рас-
ширяющуюся коммерческую активность Китая в Центральной Азии, зоне, которая
до последнего времени находилась под исключительным влиянием России,
необходимость более широкого международного сотрудничества для
противодействия местным дестабилизирующим тенденциям становится все более
актуальной. Надо добиваться от Японии и Китая конкретного участия в
политической и социальной стабилизации этого региона.
Глобальная стабильность также будет зависеть от того, как динамика
соотношения сил на Дальнем Востоке будет влиять на взаимоотношения Америки,
Японии и Китая. Соединенные Штаты должны позаботиться о том, чтобы
трансформировать складывающееся равновесие между США, Японией и Китаем в
структурированные отношения безопасности. Геополитически Азия чем-то
напоминает Европу до Первой мировой войны. Америке удалось стабилизировать
Европу, но перед ней маячит перспектива потенциального структурного кризиса в
Азии, где все еще соперничают несколько крупных держав, хотя этот процесс
сдерживается стратегическим присутствием США на периферии этого региона. В
основе такого присутствия лежат американо-японские отношения, но рост
регионального влияния
282
Китая и непредсказуемость Северной Кореи требуют более активной
политики США по развитию системы как минимум трехсторонних отношений
безопасности. Как уже отмечалось, такое трехстороннее равновесие будет
устойчивым, оно потребует более активного участия в международных делах
Японии и постепенно будет играть более значительную роль в военном плане.
Создание этого равновесия может, в свою очередь, потребовать создания
трансъевразийской многосторонней структуры безопасности для реагирования на
это новое измерение глобальной безопасности. Если не удастся хотя бы де-факто
вовлечь Китай и Японию в общую структуру обеспечения безопасности, это в
конечном счете может вызвать опасный тектонический сдвиг, возможно,
включающий одностороннюю ремилитаризацию Японии, уже обладающей
потенциалом для того, чтобы в очень короткий срок стать ядерной державой. Это
еще больше усугубит угрозу стремления Северной Кореи к созданию собственного
ядерного арсенала. Необходимость коллективной реакции на действия Северной
Кореи лишь подчеркивает общий принцип: только поддерживаемая союзниками и
партнерами американская гегемония может эффективно противодействовать все
более интенсивному распространению оружия массового поражения, идет ли речь
об отдельных государствах или об экстремистских организациях.
Америка должна решать эти дилеммы в контексте исторического по своему
значению взаимодействия между американской глобальной мощью и глобальной
взаимозависимостью в век мгновенной связи. Главной дилеммой Америки будет
нахождение правильного баланса между существующей односторонней
гегемонией и складывающимся мировым сообществом, с одной стороны, и
демократическими ценностями и обязанностями, вытекающими из глобальной
мощи, — с другой. Глобализация, за которую выступает Америка, может помочь
смягчить глобальные беспорядки — при условии, что она не ухудшит, а улучшит
положение беднейших стран и будет руководствоваться не только собственными
экономическими, но и гуманитарными интересами. Позиция США в отношении
многосторонних обязательств, особенно тех, которые не совпадают с более узкими
и односторонними американскими целями, является показателем ее готовности к
глобализации, действительно способствующей развитию равноправной
взаимозависимости, в отличие от неравной зависимости6. Позиция США в
отношении многосторонних обязательств в последние годы
283
создала широко распространенное впечатление, что создание равных
условий для всех членов мирового сообщества не относится к числу приоритетов
Америки.
Америка должна более тонко чувствовать риск того, что ее отождествление с
несправедливой моделью глобализации может вызвать мировую реакцию,
ведущую к появлению нового антиамериканского кредо. В наш век глобального
политического пробуждения социальных страстей и фанатичной ненависти
безопасность зависит не только от военной мощи. В долгосрочном плане
непосредственное влияние на нее будет оказывать и то, как Америка определит и
будет проводить в жизнь политику глобализации.
Аналогичным образом Америке следует более вдумчиво относиться к
неожиданным политическим последствиям своего уникального культурного
воздействия на мир. Глобальная привлекательность американской мощи порождает
непредвиденный эффект в виде завышенных ожиданий со стороны жителей
различных стран. Они предъявляют к Америке более высокие требования, чем к
другим странам, в том числе нередко своим собственным. На самом деле
антиамериканизм несет в себе немало признаков разочарования. В результате те,
кто разочаровался в Америке, именно в силу слишком больших ожиданий
особенно возмущаются тем, что она недостаточно делает для исправления
невыносимых условий, в которых они находятся. В итоге культурная
привлекательность Америки оборачивается политической дестабилизацией, в то
время как Америка стремится укреплять политическую стабильность, исходя из
своих долгосрочных стратегических интересов. Таким образом, Америка может
получить политические дивиденды от вызванной ею мировой культурной
революции только в том случае, если она сделает ставку на действительно общие
глобальные интересы.
Поскольку другим критически важным источником глобального образа
Америки является магнетическая привлекательность ее демократической системы,
американцы должны столь же бережно соблюдать хрупкий баланс между соблю-
дением гражданских прав и требований национальной безопасности. Это сделать
легче, когда войны идут далеко и их издержки социально приемлемы. Но острая
реакция общества на преступление 11 сентября, которую, возможно, намеренно
подогревали по политическим причинам, может привести к серьезному пересмотру
этого баланса. Менталитет осажденной крепости способен отравить любую
демократию. То, что сделала
284
с Израилем вражда в окружающем его регионе, с Америкой может сделать
страх, подогреваемый существующей в мире враждебностью.
Отсюда следует, что внутренняя безопасность Америки должна
обеспечиваться таким способом, который одновременно укреплял бы ее
суверенную мощь и глобальную легитимность этой мощи. Стоит еще раз
повторить то, о чем уже говорилось ранее. В настоящее время в Америке
развернулась третья в ее истории с момента обретения ею независимости большая
дискуссия относительно требований ее национальной обороны. По понятным
причинам в центре этой дискуссии стоит вопрос о выживании общества в новой
обстановке развития и распространения оружия массового поражения,
нарастающих глобальных волнений и усиливающегося страха перед терроризмом.
Америка оказалась в новых исторических условиях, которые
характеризуются весьма тонким взаимодействием между ее внутренней
безопасностью и общей обстановкой в мире. Принимая во внимание ее роль в
обеспечении глобальной безопасности и ее исключительную глобальную
вездесущность, Америка вправе требовать для себя большей безопасности, чем
другие страны. Ей нужна сила, которую можно с решимостью применять в
глобальном масштабе. Она должна укреплять свою разведку (а не тратить
огромные ресурсы на содержание бюрократического аппарата внутренней
безопасности) так, чтобы можно было упреждать угрозы Америке. Она должна
сохранять всеобъемлющее технологическое преимущество в отношении всех своих
соперников в стратегических и обычных вооруженных силах. Но она также должна
определять свою безопасность в таких категориях, которые отвечали бы интересам
других. Эта многоплановая задача может решаться более успешно, если мир
поймет, что траектория большой американской стратегии ведет в направлении
глобального сообщества взаимных интересов.
Крепость на вершине холма может стоять в одиночестве, бросая тень на все,
что находится ниже. В таком качестве Америка может быть только объектом
глобальной ненависти. В отличие от этого, город на вершине холма может
освещать мир надеждой на прогресс человечества, но только в такой среде, где
прогресс одновременно является точкой сосредоточения общих надежд и
реальностью, достижимой всеми. «Не может укрыться город, стоящий на верху
горы… Так да светит свет ваш перед людьми, чтобы они видели ваши добрые
дела….»7. Так пусть Америка светит.
285
1
Дополнительные сложности вызывает официальное определение
терроризма, которым руководствуются Соединенные Штаты. Подчеркивая, что
терроризм представляет собой насильственные действия, направленные против
невинного гражданского населения со стороны стоящих вне закона частных
группировок и предпринимаемые для достижения политических целей, оно
снимает ответственность за государственный терроризм, примером которого
являются массированные российские бомбардировки в Чечне и «зачистки»,
призванные запугать чеченское население, а также другие государства, которые в
целях борьбы с терроризмом произвольно используют силу против гражданского
населения.
2 Bender P. America: The New Roman Empire? // Orbis. — Winter 2003. — P. 155.
3 Масштабы вовлеченности Америки в этот процесс не очень хорошо
известны американской общественности. За первые 150 лет своего существования,
с 1789 по 1939 год, США заключили 799 формальных договоров и 1182
соглашения по линии исполнительной власти. В промежутке между 1939 и 1999
годами, то есть только за последние 60 лет, США заключили 951 договор и 14 555
соглашений на уровне исполнительной власти. См.: Treaties and Other International
Agreements: The Role of the United States Senate // Congressional Research Service. —
2001. — Jan. — S. Prt. 106-71.
4 Многие европейцы относятся к этому вполне реалистически. Например,
очень сильную аргументацию в пользу возрождения атлантического альянса
сделал Лоран Коэн-Таньюи: Les Sentinelles de la Liberte: L’Europe et L’Amerique a
seuil de XXI siecle. — Paris: Jacob, 2003.
5 Когда данная книга уже была в типографии, отсутствие глобальной
поддержки усиливающегося произраильского акцента в политике США было
наглядно продемонстрировано «сухим счетом» при голосовании 19 сентября 2003
г. резолюции Генеральной Ассамблеи ООН «О незаконной деятельности Израиля
на оккупированной палестинской территории». Поддержали резолюцию 153
делегата, «против» проголосовали 4 и 15 воздержались. Четверо голосовавших
«против» были: Соединенные Штаты, Израиль, Микронезия и Маршалловы
Острова. Все ближайшие союзники США в Европе (в том числе Великобритания) и
в Азии голосовали за эту резолюцию. Среди них были Индия, Россия, Бразилия и
многие другие.
6 Некоторые возражения США против отдельных международных
соглашений могут быть обоснованы, но список соглашений, отвергнутых США за
последние годы, символичен и вызывает тревогу: Киотский протокол о контроле
климата, Соглашение о Международном уголовном суде, Конвенция о правах
ребенка (возражения США поддержало только Сомали), проект протокола о
создании механизма по контролю за соблюдением запрета биологического оружия,
