было толковать как «отшельник из чайного дома». О последнем «мудреце-христианине», Сибаяме Кэнмоцу, неизвестно ничего, кроме его имени.
К «семи чайным мудрецам» принадлежал и Хосокава Тадаоки (1564–1645), один из самых могущественных людей того времени. Он был выходцем из семьи Мина-мото, имена отпрысков которой были вписаны в анналы японской истории. Его отец Фудзитака, который также был известен под литературным псевдонимом Юсай, прославился как поэт и воин. Наиболее ярким последователем его поэтической школы, ставшей переходным звеном между древним японским стилем стихосложения и современной стихотворной манерой, стал его ученик-христианин по имени Питер Киносита Кацутоси (1570–1650). Тадаоки был сильно привязан к Укону, обсуждая с ним догматы новой религии, к которой он испытывал неподдельный интерес. Под влиянием Укона его высокоумная жена Грация стала христианкой. Будучи образованной и талантливой женщиной, она, прежде чем решиться на принятие новой веры, задала множество вопросов, которые были продиктованы ее дзэнским прошлым. Оставаясь верным традициям своего семейства,
Тадаоки развивал в себе добродетели воина и художника. Он с симпатией относился к миссионерам, хотя и не пожелал изменить вере своих предков. После скоропостижной и трагической смерти своей отважной жены он жертвует большую сумму церкви в Осаке и заказывает заупокойную мессу, на которой присутствует.
Христианский даймьё Августин Кониси Юкинаги, который подобно своему сеньору Хидэёси самостоятельно добился дворянского звания, был человеком совершенно иного склада. Личность Юкинаги была отмечена веяниями его эпохи, то есть XVI столетия. Иными словами, в нем причудливо сочетались элементы современного гуманизма, воспитанные христианской верой, с повадками и поведением средневекового феодала. Семья Кониси принадлежала к купеческому сословию и, вероятно, проживала в Сакае, но ко времени приезда в Японию Франциска Хавьера перебралась в Киото. Его отец, Риюса, решился на принятие христианства. При дворе Хидэёси он занимал должность казначея или министра финансов и отвечал за проведение чайных церемоний своего господина. Старший сын стал купцом и также был горячим поклонником чайной церемонии.
Второй сын в молодые годы пренебрегал художественными изысками и утонченным домашним комфортом. Он решил стать моряком и со временем дослужился до адмиральского чина. В качестве одного из главных участников Корейской кампании он стал одним из ведущих политиков страны. Его имя редко появлялось в списке гостей, приглашенных Рикью на чайную церемонию. После решительной победы Ёясу при Сэкига-харе он должен был заплатить собственной жизнью за верность младшему сыну покойного Хидэёси. Как христианин, он не мог совершить харакири и поэтому отдал себя в руки палача. По-своему Юкинага был видной фигурой, как незаурядный человек и как христианин.
Симон Курода Йоситака (Дзосуй, 1546–1604) вначале стал христианином и лишь затем приобщился к искусству чайной церемонии. Он также происходил из древней аристократической семьи и был искусным воином. С христианской верой его познакомил Кониси Юкинага, а двое друзей — Накаяма Укон и Гамо Удзи-сато — подготовили его к принятию крещения. Он чувствовал глубокую духовную связь со своими компаньонами по чайной церемонии. Терпимый и мягкий характер помогал ему оказывать неназойливое влияние на окружающих, что способствовало распространению христианства. Его вера была крепка и лишь усилилась в период суровых испытаний. Несмотря на все превратности судьбы, он ни разу не изменил своим религиозным убеждениям. Слова, которые он адресует своему сыну Нагамасе, отражают внутреннюю зрелость, убежденность в правоте христианской веры и любовь к чайной церемонии:
«В этой жизни я не хочу ничего, кроме покоя. Мне — не надо ни серебра, ни злата, ибо я считаю их грязью и прахом. Я не стремлюсь к мирской славе. Я не испытываю нужды в прекрасном домашнем убранстве или модной одежде, равно как и в изысканной пище. Если бы только я сумел прожить жизнь без голода и холода и освежить свой разум!»
Согласно его завещанию Йоситака был похоронен в приделе величественной церкви в Хакате. Его сын На-гамаса отрекся от веры, разрушил церковь и стал одним из самых яростных преследователей христиан. Его прах покоится в дзэнском храме Сёфукудзи, также расположенном в Хакате.
Последним в списке любителей чайной церемонии, сочувственно относившихся к христианству, стоит имя Фуруты Орибэ (1545–1615), который был распорядителем чайной церемонии при втором сегуне, Токугаве Хи-дэтаде. Новая школа чаепития, носившая название Орибэ-рию, отличалась открытостью, уважением к личности и стремлением избавить чайный путь от буддийского влияния. Сэн-но-Рикью до конца оставался приверженцем дзэн. Несмотря на то что многие его знакомые и гости-христиане поговаривали о том, что чайный мастер втайне принял новую веру и тем самым вызвал недовольство Хидэёси, мы не располагаем ни одним очевидным доказательством в пользу такой версии. Чайный путь Рикью с его предрасположенностью к туманному мистицизму, несомненно, был порождением дзэн.
И напротив, Орибэ пытался очистить чайную церемонию от влияния традиционных японских религий. Он не придавал значения ками и буддам, так как для него они были не более чем люди, не располагавшие силой карать за зло и воздавать за добро. Превыше всего он ценил нравственные качества каждого человека. Поэтому он особо подчеркивал необходимость внутреннего очищения личности и укрепления воли. Именно за эти качества его уважали христиане. Однако весьма маловероятно, что он когда-либо помышлял о принятии крещения. Но несомненно, он испытал на себе сильное влияние христианского учения. Будучи близким другом Укона, он был связан с его семейством брачными узами. Согласно имеющимся в нашем распоряжении источникам Орибэ был самым последовательным сторонником избавления чайного пути от буддийского влияния. Его идеалы во многом совпадали с чаяниями современного человека. К несчастью, его школа так и не достигла полного расцвета. В последовавший за его смертью период Токугава чайный путь, как и интеллектуальная активность, был жестко регламентирован.
Многие благородные начинания духовного толка знаменуют первые контакты между христианством и дзэн. Прежде всего следует отметить то влияние, которое японская культура, и в частности дзэнская традиция чаепития, оказала на быт и нравы христианского сообщества. Взаимопроникновение западной и восточной традиций трудно переоценить, несмотря на то что беспокойная атмосфера отмеченного многочисленными войнами столетия была крайне неблагоприятна для подобных начинаний. В свою очередь, христианство способствовало развитию самосознания у коренного населения страны. В конце эпохи Средневековья в Японии возникли предпосылки для духовного обновления, которое произойдет в период современной эры дзэн-буддизма.[31 — О новых веяниях и настроениях в стране пишет японский историк Эбисава. В качестве примера он рассказывает о том, как личный врач и советник Хидэёси Зенсё столкнулся с отчаянным сопротивлением женщин, когда попытался выбрать наложницу для своего господина. Между тем испокон веков подобное предложение считалось великой честью. Он также упоминает тот факт, что христианская миссия распространяла в Японии современные научные знания.] Однако жестокое правления сёгуната Токугава не только подавило и уничтожило христианство, но и на долгое время задержало развитие новой эры в дзэн, к которой христианство имело непосредственное отношение.
Глава 13 СОВРЕМЕННАЯ ЭРА ЯПОНСКОГО ДЗЭН
Во времена Средневековья буддизм имел огромное влияние на простых людей благодаря культу Амиды и проникновенной силе дзэн. Великолепные произведения буддийского искусства в сочетании с существенным вкладом религиозных деятелей в образование способствовали повсеместному распространению этого учения. Однако к началу современной эры дзэн интеллектуальная и общественная жизнь страны протекала в жестких рамках правительственных ограничений. Во времена сурового правления династии Токугава источники, питавшие культуру японского народа, иссякли. Под давлением авторитарной власти религия и религиозные сообщества превратились в послушный инструмент в руках политиков.
По приказу сегуна были составлены списки всех храмов и святилищ. Буддийские школы и секты были классифицированы в соответствии с их принадлежностью к главным храмам (хондзи) и их филиалам (мацудзи). Каждая японская семья была вынуждена принадлежать к той или иной религиозной общине. Это было сделано для претворения в жизнь эдикта против христиан. Исходя из неких государственных соображений, буддизм подвергался жесткому контролю, который распространялся даже на доктринальные вопросы.[32 — В своем всеобъемлющем труде, посвященном истории японского буддизма, историк Тсудзи рассматривает многочисленные факторы, которые привели к религиозному застою в период Токугава.] Любые новшества встречались в штыки, а споры между буддийскими школами разрешались в пользу представителей главных храмов, что ущемляло интересы провинциальных монастырей. С другой стороны, насильственное примирение разных точек зрения имело и положительный эффект, так как в стране воцарилась стабильность, экономика стала постепенно возрождаться ив монастырских пределах возводились новые строения. И все же, несмотря на материальное благополучие, буддизм во многом утратил свое былое внутреннее содержание.
Общественный строй в период Токугава был основан на конфуцианской этике, которую неоконфуцианцы трактовали прагматически. Политические идеалы тоталитарного строя ставились превыше интеллектуальной жизни, и государство душило любое проявление свободомыслия. В результате такой политики с 1600-го по 1868 год многообещающие начинания христиан, привнесших в Японию идею самосознания и новые научные взгляды на мироздание, не получили дальнейшего развития. Так или иначе, дзэн, подобно другим буддийским школам, примкнул к реакционным силам.
Правительственные ограничения и правила распространялись на все без исключения буддийские школы, в том числе и на дзэн. Вспомним о том, что Догэн проклинал сектантский буддизм и сознательно отказывался признавать существование школы Сото как таковой, хотя сам являлся прямым правопреемником по этой линии. Дзэн толка Риндзай развивался вне строгой организационной структуры вокруг «Гор» Киото и Камакуры, равно как и в основных провинциальных храмах. Тем не менее в начале периода Токугава дзэнская школа со всеми ее ответвлениями впервые была обозначена в общебуддийской классификации. Перепись всех храмов и монахов, принадлежавших разным течениям в буддизме, была осуществлена дзэнским бонзой Сёдэном (умер в 1633 году) из киотского храма Нандзэндзи, облеченным большой властью и принимавшим активное участие в гонениях на христиан. Так же как и монах Тэнкай (умер в 1643 году), принадлежавший к школе Тэндай, он был одним из наиболее влиятельных буддийских лидеров своего времени. Человек железной воли и неистощимой энергии, он не только подчинил авторитарному режиму жизнь религиозных сообществ, но и активно участвовал в международных и торговых делах, за что был щедро вознагражден сегуном.
Другим дзэнским наставником, связанным с политическими кругами, был Такуан (1573–1645). Он также состоял на службе у сёгуната, выполнял важные политические поручения и был в близких отношениях с правителем Йемицу. Такуан был воспитанником храма Дайтокудзи в Киото, но позднее по просьбе сегуна перебрался в Эдо — новую столицу династии Токугава. Он жил, работал и умер в храме Тёкайдзи в Синагаве и там же был погребен. В начале периода Токугава он был наиболее видным дзэнским деятелем. Высокообразованный и одаренный, Такуан прекрасно владел как китайским, так и японским письмом и легко находил общий язык с представителями всех сословий. Его сердце принадлежало простому люду, представители которого отличались простодушием и детской непосредственностью в почитании Будды. Превратности судьбы
