нас не может найти какой-нибудь причины поправить этой формулировке. Саунтрантики же заявляли: «Нет, мы видим с помощью глаза». Саунтраптики начали критику Вайбханников подобным образом.
В конце концов, они хотели узнать точно, что означает то, что они сами сказали. Это привело их к тщательному анализу восприятия. Они целиком включились в то, что отличает якобы достоверную действительность от иллюзорной ситуации восприятия. Что могло бы быть критерием? Они установили, что вопрос может быть сдвинут с одного абсолютно-относительного уровня на другой, и что то, что якобы соответствовало действительности на одном уровне, могло бы стать иллюзорным на другом. Таким образом эпистемологическое исследование было значительно расширено. Саунтраптики пытались сохранить свой критерий, исходя из здравого смысла, по в анализе восприятия здравый смысл не является достаточно надежным пробным камнем. Таким образом, для прихода Йогачар было готово место, чтобы дать свою критику и сделать выводы.
Но точка зрения Йогачаров, при всей ее сложности, для ранних школ осталось наивной. Рассматривая ум, они конкретизировали и утверждали его как особое явление. Странным является то, что когда мы делаем положительное утверждение, мы исключаем все остальное. Если мы хотим быть всеобъемлющими, мы должны делать отрицательные заявления, мы должны постоянно произносить: «не это, не то». Если я говорю «лошадь» – я тем самым исключаю все, что не есть лошадь. Но, определенно, есть еще и коровы. Таким образом, утверждая в качестве окончательного отдельное существование, мы попадаем в эту лопушку. Именно здесь приходит идея шуньяты как открытости. Шуньята является абсолютно положительным термином в отрицательной форме.
Вопрос: Не могли бы вы дать идею значения Дакини?
Ответ: Тибетский эквивалент – это хайдама. что может буквально означать «хождение через пространство». И здесь пространство, акаша, относится не к математическому или местоопределяющему пространству, а к жизненному пространству. «Хождение через» – обозначает вид правильного понимания. Это понимание пространства есть вдохновение, которое символически изображается в женской форме. Эта инспирация есть дакини; она – инспирация открытости пространства. Богатая символика т а н ц a Дакини указывает, что вдохновение открытости приходит не в одной, а во многих формах. Этот танец, ряд грациозных движений, также выражает тот факт, что каждое движение является новой ситуацией. Паттерн постоянно изменяется, и каждый момент предоставляет новый случаи для правильного понимания, нового чувствования значения.
Вопрос: Что такое лалита?
Ответ: Лалита – это грациозное движение танца. В нем нет состояния покоя. Лалита обладает также сильным дополнительным оттенком прекрасного. Прекрасное здесь не отличается от ценности, и ценность не отличается от того, что есть. Когда мы пытаемся схватить или удержать се, она разрушается.
Вопрос: Говорилось, что индуистская и буддистская тантры возникли одновременно, что никакая из них не предшествовала другой. Как вы думаете, это точно?
Ответ: Да, я думаю, что это верно. Они совершенно различны. Вероятно, одна не может быть выведена из другой. В индуистской тантре акцепт делается на способе действия, созидания. Буддистская тантра со своей теорией праджни, целостного различения, обладая равным статусом с упайей, действием, имеет совсем другой акцент.
Для примера, индуистский термин шакти никогда не встречается в буддистских текстах. Но само понятие шакти чрезвычайно важно в индуистской тантре.
Индуистская тантра наследует систему философии Санкхья, основанную на дуализме пуруши, мужского фактора, и пракрити, женского или шакти-фактора. Это не следует понимать в терминах западного разделения между умом и материей. Ум и материя в смысле, понимаемом на Западе, Оба находятся в пракрити. Пуруша – довольно бесполезный термин; концепция, соответствующая ему, хорошо подходит мужской доминирующей психологии. Пуруша, согласно системе Санкхья, бросает свет на пракрити, и это начинает процесс эволюции.
В этой концепции есть некоторые, трудности. Пуруша определяется как ‘ вездесущий». Если бы это было так, освобождение не могло бы иметь места: вездесущность пуруши означает то, что он бросает свой свет на пракрити, непрерывно раздражая ее. Так как существует доминирование мужского над женским и в то же самое время все происходит в пракрити – все мышление, все действие, что угодно – система логически несостоятельна.
Однако в ней есть некоторые положительные моменты. Анализ пракрити в трех аспектах, или гунах: саттве, тамасе, раджасе – может хорошо объяснить психологические различия индивидуумов. Некоторые более смышленны, ленивы или темпераментны, нежели другие. Это хорошо объясняется метафизически, однако, система абсолютно бессмысленна. Она не может делать того, на что претендует, чтобы обеспечить возможность освобождения. Она утверждает, что если имеет место разделение между пурушей и пракрита, существует освобождение; но это невозможно, если пуруша вездесущ. В дальнейшем это было понятно последователями системы йоги Патанджали. Они пытались преодолеть трудности постулированием сверхпуруши, Ишвары. Бога. Но это только открывает путь бесконечному регрессу. Если недостаточно одного и нужен второй, почему бы не быть третьему, четвертому, пятому?
Такой набор искусственно подобранных принципов был обречен на появление подобных трудностей. Считает, что пракрити неразумна, по все разумные процессы возникают в ней. Считают, что пуруша – чистый разум, но он не познает. Это подобно фразе: «Взгляни, у меня необыкновенная книга; в этой книге нет страниц, нет печати, нет переплета – но это книга!». Вопрос: Каким видится развитие отношений между пурушей и пракрити и как, предположительно, оно завершается?
Ответ: Пуруша использует пракрити, или шакти. Это подобно тому, как если бы он просил ее танцевать и совершать различные шалости. Затем он кричит: «Я сыт этим, прекрати». И наконец, он говорит: «Теперь мы свободны». Это несколько примитивно.
Вопрос: Верно ли то, что настоящие слова Будды никогда не были записаны?
Ответ: Да.
Вопрос: Можете ли Вы сказать тогда что-нибудь о том, как возникли сутры?
Ответ: После смерти Будды были предприняты попытки собрать сказанное Буддой. Но все сутры начинаются с оборота: ‘ Таким образом, я слышал…» Конечно же, должны быть отдельные места, приведенные верно, но нет никаких средств проверки того, где текст представляет точные слова, так как никакой материал не оговаривается как прямое цитирование.
Вопрос: Тогда выходит, что они никогда не могли быть его точными словами.
Ответ: Колоссальные возможности памяти, существовавшие в восточной культуре, противодействовали бы вероятности такой утраты всех точных слов. Время, когда было классифицировано и записано учение Будды, не обязательно являлось началом его сохранения. Это могло быть решено с того момента, когда возникла неплохая идея записать все это, потому что устная традиция могла бы нарушиться. Но до этого момента, можно сказать, вся устная традиция была весьма точной. Поскольку эти слова были пересказаны после смерти Будды, это не вызывает больших сомнений. С этого момента слова стали драгоценными, так как самого Будды больше не было. Верно и то, что в то время как в некоторых отрывках цитирующий мог дать точные слова, в других частях он мог бы цитировать так, как он понял. Да, это можно допустить.
Согласно другой точке зрения, сутры Пали не содержат всего сохраненного в традиции. Санскритская версия, сохраненная в так называемых агамах, имеет разделы, которые упущены в Пали (каноне). Канон Тхеравады определенно вызывает законный интерес.
Вопрос: Можете ли вы сказать, что является отправной точкой буддистского мировоззрения?
Ответ: Основным предметом, который нужно изучить, является то, что подразумевается под «я» или эго. Мы должны понять это, так как это – это великий камень преткновения, своего рода замороженность в нашем бытии, которая является помехой на пути к любому подлинному бытию. По традиции буддисты спрашивают, из чего состоит такая сущность. То ли это, что мы смогли бы назвать нашим физическим аспектом? Наши чувствования, мотивации, наши мыслительные процессы? Это те вещи, которые мы пытаемся идентифицировать как самих себя, как «я». Но существуют много вещей, которые можно указать относительно каждой из этих идентификаций для демонстрации того, что это ложно.
Слово «я» весьма специфично. Мы обычно предполагаем, что это слово подобно другому любому слову; но в действительности оно уникально в том, что звук я исходит только таким образам, который приобретает смысл от личности, использующей его для обозначения себя. Ему присваивается необоснованное качество. «Я» нельзя применять к чему-либо, кроме этого акта обозначения. Не существует никакого соответствующего ему онтологического объекта. Тем не менее философии, как восточные, так и западные, неопределенно попадают в ловушку, предполагая, что существует что-либо, соответствующее «я» – так же, как слову «стол». Но слово «я» совершенно отлично от других существительных и местоимений. Оно никогда не может относиться к чему-либо, кроме субъекта. Оно, в действительности, является сокращенным термином, относящимся к сложной системе взаимозамкнутых сил, которые могут быть идентифицированы и разделены, по с которыми нам не следует отождествляться.
Подрыв ложного аспекта понятия эго – один из первых шагов буддизма, предпосылка для всего дальнейшего обучения. Более того, мы должны видеть, что различные аспекты личности, с которыми мы склонны отождествляться поступательно начиная с «я» – ум, сердце, тело, – является лишь абстракциями унитарного процесса. Вернуться к такому видению –тоже является основным шагом. Когда эти шаги сделаны – основание заложено, хотя фактически на протяжении очень долгого времени мы вынуждены продолжать впадать в ложное отождествление.
Эта идентификация имеет также объективный полюс. При восприятии чего-либо мы автоматически полагаем, что существует нечто реальное, соответствующее восприятию. Но если мы проанализируем то, что происходит, когда мы воспринимаем нечто, мы узнаем, что действительность совсем иная. То, что действительно дается в перцептуальной ситуации, представляет объединенные элементы объекта.
Например, мы воспринимаем некоторый раскрашенный лоскут, и мы говорим, что это – скатерть. Эта скатерть есть то, что называют эпистемологическим объектом. Но автоматически мы считаем, что у нас есть не только эпистемологический объект, объект для нашего знания, по также и онтологический объект, соответствующий ему, который, как мы полагаем, есть действительный составляющий элемент бытия. Но тогда, с другой стороны, у нас есть некоторые другие восприятия, и мы говорим: О, это явно ни на что не похоже». Если у кого-то белая горячка и он видит розовых крыс, мы, конечно, говорим, что нет никаких розовых крыс, но он совершает какое-то движение, пытаясь поймать их – он ведет себя с ними так, как мы – с обычными объектами. В некотором смысле, с точки зрения буддизма, мы постоянно бежим, стараясь поймать розовых крыс.
Итак, здесь возникает Вопрос: если одно восприятие признается обманчивым, а другое якобы правильным – то каковы критерии различия? Все, что можно сказать, это то, что любой объект, возникший перед умом, есть объект ума. Любая вера в онтологически подлинные объекты основана на допущении, которое не может противостоять критическому анализу.
Тогда то, что мы имеем, есть феномен, который так представляется, опираясь на нечто за пределами самого себя. Но наш анализ показал, что эта ссылка (опора) – лишь кажущаяся и на нее мы не
