причине правила монастырской жизни суровы. Они рассчитаны на искоренение гордости сердца, когда чаша унижения испивается до последней капли. Когда Сюко, живший во времена династии Мин, стал писать книгу о десяти похвальных поступках монаха, один из тех бойких, самоуверенных парней подошел к нему и сказал: «Какая польза от такой книги, если в дзэне нет ни атома того, что можно назвать похвальным или непохвальным?» Писатель ответил: «Пять оболочек (скандх) спутываются, и четыре элементарные стихии (махабхуты) неистовствуют, и разве можно сказать, что зла не существует?» Монах продолжал все-таки настаивать: «Четыре элементарные стихии, в конечном счете, пусты, а пять оболочек не имеют никакой реальности». Сюко, ударив его по лицу, сказал: «Многие просто учены, ты еще нереален, дай мне другой ответ». Но монах ничего не ответил и ушел, воспылав гневом. «Ну, — сказал учитель, — почему ты не вытираешь грязь на своем собственном лице?» При изучении дзэна глубокое прозрение должно тесно сочетаться с глубоким чувством смирения и мягкостью сердца.
Позвольте мне привести в качестве примера выработки смирения опыт, через который заставляют пройти неофита, когда он впервые подходит к залу для медитации. Новичок может иметь самые хорошие рекомендации и весь монашеский скарб, состоящий из предметов, о которых уже говорилось, но начальство дзэндо не сразу принимает его к себе. Обычно он слышит какую-нибудь формальную отговорку типа их учреждение не настолько богато, чтобы принять еще одного монаха, или что зал уже и так слишком переполнен. Если неофит спокойно уйдет после этого, то он нигде не найдет себе приюта не только в выбранном им дзэндо, но и в любом другом месте, так как везде он встретит подобный отказ. Если он вообще хочет изучать дзэн, ему не следует отчаиваться, слыша такие отговорки. Упорный неофит садится после этого на крыльцо. Оперев голову о ящик, который он носит перед собой, он сидит на крыльце под палящими лучами солнца и продолжает оставаться в той же позе, даже не шевелится. Когда наступает время обедать, он просит, чтобы его впустили и накормили. Это ему предоставляется, потому что ни один буддийский монастырь не откажет путешественнику-монаху в пище и крове. Однако после обеда он снова вдет на крыльцо и продолжает там сидеть. На него не обращают никакого внимания до вечера, когда он просится переночевать. Эта его просьба также удовлетворяется. Он снимает свои дорожные сандалии, моет ноги, и его отводят в комнату, специально предназначенную для посторонних. Но зачастую там не оказывается никакой кровати, так как монаху дзэн-буддисту полагается провести ночь в глубоком размышлении. Всю ночь он сидит не разгибая спины, очевидно, размышляя над каким-нибудь коаном. На следующее утро он снова идет, как и в предыдущий день, на крыльцо и принимает ту же самую позу, что свидетельствует о его сильном желании быть принятым. Это может продолжаться три, пять и даже семь дней. Терпение и смирение новичка подвергаются таким образом испытанию, пока его в конце концов не примет начальство, которое, по всей вероятности, видя его искренние намерения и упорство, постарается найти для него место. Эта процедура начинает сейчас приобретать некоторый формальный оттенок, но в старые времена, когда еще не было твердо установленных правил приема, неофитам приходилось трудно, так как их иногда просто-напросто силой выгоняли из монастыря. Читая биографии древних учителей, мы видим, что с ними порой обходились еще безжалостней. Зал для медитации подчинен правилам армейской строгости и точности с целью выработки таких положительных качеств, как смирение, послушание, простота и честность у монахов, которые всегда склонны без разбора следовать великим примерам древних учителей или в грубой форме осуществлять на практике высокие доктрины философии шуньяты в том виде, как они излагается в махаянистской литературе класса Праджняпарамита. Частично с их суровой жизнью вы уже познакомились выше.
VI
В монашеской жизни существует период, который полностью предназначается для умственной дисциплины и не прерывается физическим трудом, за исключением самого необходимого. Он известен как «великий сэссин» (цзянь синь; на каком историческом этапе развития дзэндо появился этот сэссин, неизвестно. В «Правилах» Хякудзе о нем не упоминается. Скорее всего он возник не в Китае, а в Японии во времена Хакуина. Поскольку существует период, называемый обычно «домашним» сезоном, монахи прекращают путешествовать и практикуют сэссин, а также усердно изучают дзэн, но в течение недели, специально отведенной для этого, изучение носит особенно упорный характер) и длится неделю каждый месяц во время сезонов, называемых «летним домашним периодом» и «зимним домашним периодом». Летний домашний период начинается в апреле и заканчивается в августе, а зимний домашний период начинается в октябре и заканчивается в феврале. «Сэссин» означает «собирание или сосредоточение ума». Пока длится этот период, монахи не покидают дзэндо, встают раньше обычного и ложатся спать позже. В это время каждый день им читают своего рода лекции. Используются учебные пособия, самыми популярными из которых являются «Хэкиган-сю» и «Риндзай-року», считающиеся самыми глубокими книгами школы Риндзая. «Риндзай-року» — это собрание проповедей и высказываний основоположника дзэн-буддийской секты Риндзая. «Хэкиган-сю», как уже раньше упоминалось, есть собрание сотни примеров из дзэн-буддийской практики с критическими аннотациями и стихотворными комментариями. Само собой разумеется, для этой цели также используется множество других книг. Для обыкновенного читателя такие книги, как правило, совершенно непонятны. После целого ряда лекций он также остается в неведении, понимая, что еще не достиг глубокого понимания истин дзэна.
Лекция — это торжественное событие. О ее начале оповещает удар в колокол. Когда учитель появляется в зале, происходит то, что известно как «тэйсе» (ти-чан). «Тэй» означает «нести в руках», «высказывать» или «проявлять», а «се» — читать, декламировать. Таким образом, «тэйсе» означает воскресить память о старом учителе перед всем собранием и достаточно ярко осветить его изречения. Это не простой комментарий или объяснение к тексту. Пока учитель отдает дань Будде и умершему предшественнику, монахи читают короткую дхаранисутру, называемую Дайхисю, что означает «Дхарани великого сострадания». («Дхарани» — это санскритский термин, образованный от корня «дхри», что значит «держать». В буддийской терминологии — это коллекция восклицательных предложений, которые невозможно перевести на другие языки. Поэтому они совершенно непонятны монахам китайских и японских монастырей, в которых их читают. Однако полагают, что в них содержится нечто такое, что каким-то удивительным и таинственным образом укрощает злых духов. Позднее «дхарани» и «мантру» стали путать между собой). Будучи китайской транслитерацией санскритского оригинала, эта сутра при простом чтении не передает никакого смысла.
Вероятно, смысл в этом случае не имеет существенного значения: достаточно того, что она содержит нечто, покровительствующее и способствующее духовному благосостоянию. Гораздо важнее то, как ее читают. Ее монотонность, подчеркиваемая деревянным метрономом, называемым «мокуге» (деревянная рыба), соответственно психически настраивает аудиторию, подготавливая ее к предстоящему событию. После дхарани, которая читается три раза, монахи, как правило, хором читают какуюнибудь назидательную проповедь, составленную основателем монастыря. В некоторых местах поют песню Хакуина, называемую «Песней дзадзэн». Ниже следует перевод песни Хакуина и последней назидательной проповеди Мусо Кокуси (основателя Тэнрюдзи в Киото. Он известен как «учитель семи императоров», 1274-1361), которая пользуется особой популярностью.
Назидательная проповедь Мусо Кокуси
У меня есть три типа учеников. Те, кто идут наперекор самым сложным обстоятельствам и сосредоточенно занимаются изучением своей собственной духовной сущности, составляют первый класс. Те, кто не очень сосредоточен на учении, с распыленным вниманием к чтению книг, относятся ко второму классу. Те, кто, позабыв о своем духовном величии, боготворят Будд и патриархов, принадлежат к низшей категории. А что касается тех, чьи умы отравлены светской литературой, кто жаждет стать великим ученым, то они представляют собой обыкновенных мирян с бритыми головами. Они не могут быть отнесены даже к низшей категории. А те, кто думает о пище и сне и предается безделью, могут ли они вообще быть названы членами братства «Черной рясы»? Они в действительности являются, как сказал один древний учитель, вешалками для одежды и мешками для риса! Поскольку они не монахи, им нельзя позволять называть себя моими последователями. Их не нужно впускать в монастыри или храмы: даже временное пребывание там им должно быть запрещено, не говоря уже о возможности принятия их в монашескую общину. Когда подобные слова вы слышите от такого старика, как я, вы можете подумать, что ему недостает всеобъемлющей любви. Но самое главное — указать им на их собственные недостатки. Исправив их, вы станете могучими деревьями в садах патриархов.
Песня Хакуина о медитации
С самого начала все живые существа являются Буддами;
то может сравниться со льдом и водой:
Без воды лед существовать не может,
Вне живых существ где мы найдем Будд?
Не зная, что истина близко,
Люди ищут ее далеко. Как жаль.
Они уподобляются тому, кто, стоя в воде,
Умоляет, чтобы ему дали напиться;
Они походят на сыновей богатых родителей,
блуждающих среди бедняков.
Причиной наших странностей через шесть миров
Есть то, что мы заблудились во тьме неведения:
Если мы уходим все дальше и дальше в темные дебри,
Как мы можем избавиться от рождения и смерти?
Говоря о медитации, практикуемой в махаяне,
Мы не можем подобрать слов, чтобы выразить свое восхищение ею.
Добродетели совершенства такие, как щедрость и добрый нрав,
Произнесение имени Будды, покаяние и аскетическая дисциплина
И многие другие добродетельные поступки
Все это следствие практики медитации.
Даже те, кто практиковал ее хоть раз,
Увидят, как исчезает их дурная карма:
Нигде их не будет преследовать зло,
И Чистая Земля откроется им.
С трепетом в сердце пусть постигнут они эту истину
Хоть раз,
И пусть они восхваляют ее, и радуются ей
И радость их не будет знать предела,
Так как внутреннее созерцание
Свидетельствует о глубоком самосознании,
В котором открывается, что внутренняя
природа — это вовсе не природа.
В связи с тем, что они действительно пошли
за пределы логики,
Ворота единства причины и следствия
открываются перед ними,
И они входят на прямую дорогу, на которой
отсутствует двойственность и тройственность.
Пребывая в абсолютном и находясь в мире частного,
Они всегда остаются непоколебимы в любой жизненной ситуации.
Научившись мыслить без мыслей,
На каждом шагу они слышат голос истины.
Как необъятно небо высшего самадхи.
Как лучезарен свет Мудрости.
Чего им не хватает в этот момент?
Когда вечная истина открывается им,
Эта самая земля становится им раем,
А тело — телом Будды.
Лекция длится около часа. Она совершенно отличается от обыкновенной лекции на религиозные темы. Ничего не объясняется, не выдвигается никаких аргументов, никаких оправданий, никакого рассуждения. Учитель, как правило, просто выражает словами то, что написано в книге, которая находится перед ним. В конце три раза повторяется «Четыре великие клятвы», и монахи расходятся. Вот эти клятвы:
Как бы много ни было живых существ,
я клянусь спасти их всех;
Какими бы неистовыми ни были дурные страсти,
я клянусь искоренить их;
Какими бы непостижимыми ни были священные доктрины,
я
