без посредства (иначе

263

миру, особенно при отвлеченном Его понимании, как монады, единоипостасного Божества, не выду­маны, они действительно существуют, и они велики. Философ­ский гений эллинства выявил здесь естественную диалектику вопроса. Действительно, если мы допускаем, что Бог и мир непо­средственно относятся между собою, между ними утрачивается коренное различие. Бог в уединенности Своей в таком случае ну­ждается в мире как Своем другом (если не как в друге), стремится выйти из этого уединения и преодолеть его творением. Он Сам не­полон, неосуществлен для Себя без творения, ибо единоличное, эгоистическое ведение Себя или самооткровение не насыщает, не дает абсолютности и самодовлеемости. Единоипостасный Бог для Себя нуждается в Мире, а потому мир входит необходимым эле­ментом в божественную жизнь. Бог до творения не Тот, что послетворения, а с другой стороны — мир становится Богом, посколь­ку он входит во внутреннюю жизнь Божества. Таким образом, на учении моноипостасного теизма появляются зловещие краски пантеизма, теокосмизма. Вместе с тем мир, поставленный в пря­мое и непосредственное отношение с Богом, не в силах вынести этого отношения, не теряя своей самобытности. Бога никто не видел нигде же, человек не может видеть Бога, чтобы не умереть, и Моисею, другу

ведь подобными же аргументами можно было отрицать всемогущество Божие тем, что Ему несвойственны все черты, связанные с тварностью и ограниченностью).

264

Божию, явлены были лишь «задняя Божия», «Слава Божия». Между тем здесь неизбежно лицом к лицу стоят без всякого посредства Бог и мир, попаляющий огнь, ничем не умеряемый, и сухая солома мира, ничем не защищенная, Абсо­лютное, теряющее свою абсолютность вследствие отсутствия со­бственной внутренней жизни, и относительное, изнемогающее в объятиях Абсолютного. Моноипостасный абсолютный субъект есть мощь, которая в себе не имеет проявления и нуждается в со­здании мира, это — раскрытые объятия, которые пусты и нужда­ются в творении, а мир — это жертва голода Абсолютного, обреченная на сгорание в Его огне. До тех пор, пока речь идет еще не о личном Боге, не об абсолютном Субъекте, безликое божест­во, как божественная совокупность сил мира, просто-напросто растворяется в мире в сумерках пантеизма (или, что то же, атеиз­ма). Но раз мыслится абсолютный Субъект, живой Бог, премирный и трансцендентный, то в пределах моноипостасности и положение становится безысходно, и космологическая проблема не разрешима. Отсюда естественно проистекает стремление ис­кать посредства, попытка поставить между Богом и миром некую сверхтварь, заслоняющую собою мир от Бога и сгорания в огне попаляющем. Эта сверхтварь, которая есть и не бог и не мир, но что-то посредствующее — μεταξύ — и есть демиург, посредством которого Бог создал мир. Отсюда — совершенно логически у Ария развивается учение о посреднике между Богом и миром, которое, соединяясь с церковным учением об Иисусе Христе, развивается и в своеобразную еретическую

265

христологию. Однако арианское учение о Боге и мире и о необходимости особого посредничества и его возможности внутренно противоречиво, и это было показа­но св. Афанасием Вел. Посредство между Богом и миром, как не­которое серединное положение, немыслимо и невозможно. Посредник сам для себя требует нового посредника и так ad infi­nitum , — сколько бы мы ни умножали число ступеней лествицы, она все равно не может достигнуть неба, при­вести тварь в непосредственное соприкосновение с Божеством. Мысль о посреднике невозможна, это в некотором роде √-1 или круглый квадрат. Однако проблема почувствована пра­вильно, и раскрытие истинного христианского учения по этому вопросу сделалось необходимо.

Но все же прямого ответа на вопрос об истинной природе от­ношений между Богом и миром, Творцом и творением так и не было дано. На Никейском Соборе вопрос этот, по-видимому, с этой стороны и не обсуждался, по крайней мере, в его постанов­лениях нет следов такого обсуждения. Все силы были сосредото­чены около решающего вопроса о Св. Троице, с правильным разрешением которого предрешался и этот вопрос. Мало того, вполне отчетливой его постановки мы не находим и у св. Афана­сия, вынесшего на своих плечах эту титаническую борьбу за православие. Здесь мы встречаем у него незаконченность, неточ­ности, незавершенные учения, хотя общее направление его мыс­ли определилось в достаточной степени. Победой православия, омоусианства, веры в триипостасного Бога, над учением, о монад-

266

ной единоипостасности Божества изменяется вся постановка во­проса об отношении Бога к миру. О триипостасном Боге нельзя уже сказать того, что неизбежно приходится сказать об единоипостасной монаде, которая нуждается в мире: жизнь триипо­стасного Божества, как Любовь, как предвечная взаимность и самооткровение, абсолютно самодовлеюща и завершена, она ни в ком и ни в чем и не нуждается и не может иметь никакого вос­полнения. Триипостасный Бог живет в Себе, т. е. во Св. Троице, и эта Жизнь есть предвечно осуществляемая Полнота. Посему мир не нужен для Самого Бога, и он не силен придать никакого восполнения в Полноту. Мир всецело есть создание щедротной и щедродательной любви Божией, любви дающей и ничего не приемлющей. Бог нужен для мира, как его основание и цель, но не наоборот. Триипостасностью преодолеваетсяуединенность Абсолютного субъекта, то его одиночество, ради победы над ко­торым моноипостасный Бог, якобы, вынужден творить мир. Триипостасный Бог един в триединстве Своем, но не одинок…

Творение мира ради человека, созданного по образу Божию, есть лишь щедростью любви положенное повторение, разумеет­ся, в тварной жизни Первообраза, Его как бысамоповторение, для Него не содержащее и не могущее содержать ничего нового. Если можно так выразиться, божественная потребность самооткровения вполне удовлетворена триипостасностью, и творение мира есть лишь излияние из полноты боже-

267

ственного океана любви. Лю­бовь ненасытна по существу, а потому и божественная триипостасная любовь жаждет расшириться в творение, изливаясь в небытие, творя мир, — и в этой ненасытимости любви заключает­ся основание миротворения. Однако в своей божественной жизни любовь эта совершенно насыщена, ибо Бог имеет Кого любить и Кому открываться в Себе Самом, Он абсолютно самовозлюблен и самооткрыт, и эта вечность не знает никакого изменения или пре­вращения. Бог имеет Себя Самого абсолютным образом, как Ли­цо, в силу Своей Триипостасности, как существо, в силу Своей божественной сущности, как единосущная Троица — в нераз­дельности Своей Личности и сущности. Жизнь Бога есть предвеч­ное самооткровение, безусловное по триипостасному образу — как Слово Отца, печатлеемое Духом Св., и по содержанию, как еди­ная вечная Премудрость Отца, испытуемая Духом Св., как единая жизнь Св. Троицы, как Слава Божия.

Таково отношение Бога к миру: он не необходим для Бога, но возможность его дана в Нем. Остается еще вопрос об отношении мира к Богу. Вполне ли устраняется этот вопрос учением о триипостасном Боге как Творце мира? Или же все-таки требуют разъ­яснения недоумения и вопрошания арианствующих, хотя и в другой постановке: возможно ли прямое, непосредственное от­ношение Бога к миру, Творца к твари, Абсолютного к относи­тельному? Есть ли и может ли быть некоторое посредство между Богом и миром, μεταξύ, потребность в котором не устра-

268

няется и при триипостасности Божества? Действительно, если только мы поймем сотворение Богом мира как непосредственное действие Бога как бы за пределами Своего собственного бытия, как созда­ние чего-то нового, доселе не бывшего и в Боге не сущего, мы не­избежно этим стираем грань между Творцом и тварью: значит, ранее творения, когда Бог еще не сотворил мира, Он и не имел его у Себя, значит, и Он получил в некотороевосполнение, зна­чит, мир есть в каком-то смысле особая область раскрытия Боже­ства, для Него Самого необходимая, значит, Бог не есть абсолют­ная полнота, значит, Бог и Сам не знал мира до Его сотворения, и оно для Него Самого явилось самооткровением. Вот все эти не­доумения должны были получить посильное разъяснение, и они его и находят в творениях св. Афанасия, хотя, соответственно прямым его заданиям, еще не окончательное.

Здесь-то и возникает вопрос о Премудрости, как предвечном основании мира в Боге, как предвечном мире, тварным образом которого, проекцией во времени, является мир сотворенный. Мир сотворен Богом чрез Слово *) — эту мысль неустанно развивает св. Афанасий (участие Духа Св. в творении, как завершительное, жи­вотворящее, им также подразумевает-

*) «Отец, как рукою, соделал все Словом и ничего не творит без Него» (Contra аг. 11,31). «Божие Слово есть зиждительное и творческое, Оно есть Отчая воля» (ib.).«Угодное Богу и помышляемое Им немедленно приведено в бытие и совершено Словом» (Ibid).

269

ся, но остается вне его дог­матического внимания, поглощенного вопросом о Логосе).

Но, конечно, роль Логоса при этом не есть инструментальная, как мыслил Арий, Логос не есть орудие творения, но его истина, содержание, его всё. В Св. Троице Логосоткрывает Отца, есть вы­сказанное Слово Божественной Жизни, ее содержание, и оно при­емлется почивающим на Слове Духом Св. Слово сказует Себя, открывает Себя не в создании мира, но Оно сказует Себя предвеч­но и, как говорит Афанасий, «не ради Него получило бытие Божие Слово, напротив, мы ради Него» (сл. пр. ар. II: 31), ибо «для Бога созидать второе, первое же — рождать» (II: 2), посему Логос и есть Сын, а не тварь и не посредник. Так. обр., в порядке раскрытия проблем перед св. Афанасием, а вместе с ним и перед всем догма­тическим сознанием Церкви, неизбежно и закономерно возникла следующая проблема, которая не была видна Арию, вследствие ог­раниченности и извращенности его общей точки зрения: как надо понимать отношение между предвечным Логосом, Сыном Божиим, и творением? Творения могло бы и вовсе не быть, «если бы Бо­гу угодно было не созидать тварей» (11: 31), и вместе с тем «тварям невозможно было бы получать бытие без Слова» (ib). Очевидно, надо установить прямое соотношение между Словом, рождаемым Отцом, и Словом при творении. О Нем говорится: «Отец как ру­кой соделал все Словом и ничего не творит без Него», «Божеское Слово есть творческое и зиждительное, Оно есть Божия воля» (ib.), «все творит-

270

ся Словом и Премудростью, в Которой заключена От­чая воля» (ib.). Св. Афанасий с одинаковою энергией отстаивает оба ряда истин: с одной стороны, Слово есть предвечно рождае­мый Сын Божий, а вовсе не тварь, созданная быть посредником в творении, а с другой — Бог все творит Словом Своим, Которое есть Премудрость Божия. Обе эти мысли, конечно, легко и естественно согласуются друг с другом в общем учении о Боге: понятно, что Ло­гос предвечный есть и раскрытие Божества в творении. Но они не так понимаются в учении о мире и его отношении к Богу. Есть ли мир некий тварный Логос, существующий по образу и подобию предвечного Логоса? Надо еще припомнить, что поглощенный христологическими темами, св. Афанасий оставляет вне внимания участие Духа Св. в миротворении, которое, согласно общему свя­тоотеческому