боящийся Его и поступающий по правде приятен Ему» (Деян. 10,34-5), иначе говоря, остается место для подвига и свобо­ды. Но это сейчас не лежит на пути нашего рассмотрения.

Подведем итоги сказанному. В падшем человеке первородный грех проявляет свою силу, как немощь естества, связанная с повре­ждением всего мира в человеке и страданием всей стенающей тва­ри, болезненность и смертность, и как греховность, сила греха, сковывающая, парализующая человеческую свободу, плененность и служение «князю мира сего». Первая, немощь, как общий удел всего мира и человека не доступна преодолению индивидуальной человеческой силой и есть в этом смысле постоянная величина. Она побеждается только силой Христова вочеловечения, боговоплощения славного Его воскресения. И даже самые изъятия из это­го

67

общего закона, освобождение от немощи смертного естества, как случаи взятия живыми на небо Еноха и пророка Илии, лишь его подтверждают. Ибо он не преодолевается здесь, а только отме­няется нарочитым действием всемогущества Божия, и притом, как надо думать, лишь до времени, не окончательно: по верованию Церкви, оба они явятся в мире перед вторым пришествием, чтобы вкусить смерть по общему уделу (Откр. 2,3-12). Вторая же сила гре­ховности есть переменная величина, она может быть меньше или больше, то сгущаясь до предпотопного растления и мерзости со­домской, то просветляясь до праведности друга Божия Моисея и чистоты Иоанна Предтечи, и здесь чрезвычайная благодать Божия восполняет оскудевающая и врачует немощная, возводит человека в выше-естественное состояние, действительно приближая его к justitia originalis(однако кроме вины первородного греха, грехопадения в самом рождении и при рож­дении, в выше разъясненном смысле). Является вопрос: до какого предела, при вспомоществующей благодати Божией, может быть доведено это ослабление силы личной греховности в человеке и может ли вообще быть указан этот предел? Он может быть указан только снизу: первородный грех, как немощь естества, не победим и не устраним никакой человеческойсвятостью. И это же сохра­няет полную силу и относительно Девы Марии, насколько Она есть в полноте и воистину человек, а только в силу этого Она и мог­ла послужить истинному и неложному воче-

68

ловечению Христа. На­сколько же грех чрез паралич человеческой свободы порождаетличную греховность, эта последняя может быть ослаблена до ми­нимума и даже низведена к состоянию полной потенциальности: posse non рессаrе (хотя до искупления и до крещения не может быть достигнуто состояние non posse рес­саrе). Разумеется, такое предельное достижение немыслимо для падшего человека без помощи благо­дати Божией, однако лишь вспомоществующей свободе, но ее не насилующей. Иначе говоря, при сохранении в силе первородного греха как немощи, благодатью Божией может быть осуществлена личная свобода от грехов или личная безгрешность. К таковой лич­ной безгрешности, согласно твердому и ясному сознанию Церкви, уже приближается Иоанн Предтеча.Таковою безгрешностью обла­дает Пресв. Дева Мария, Пречистая и Пренепорочная. Только силою этой безгрешности Она и могла рещи: се раба Господня — всей Своей волей, всем нераздельным Своим существом, рещи так, что в ответ на это полное самоотдание Богу было нисхождение Духа Святого и бессемейное зачатие Господа Иисуса Христа. Малейший грех в прошлом или настоящем нарушил бы цельность этого самоотдания и силу этого речения. Решающее для всего человеческого рода и всего мира слово это было речением не данного только мгновения, но шло из глубины непорочного существа Марии, оно было делом и итогом Ее жизни. Недопустимость личного греха у Девы Марии при этом становится аксиоматически достоверной, если только мы уразу-

69

меем, какой ответ требовался здесь от Марии. То не было частное согласие воли на частное действие, относя­щееся лишь к данному моменту жизни, нет, это было самоопреде­ление всего Ее существа. Дева Мария часто называется новой Евой. Как и всякое сравнение, и это имеет силу лишь в определенных границах, при соблюдении tertium comparationis. Но им именно и является личная безгрешность Евы (до грехопадения) и Девы Марии, во всех же остальных отноше­ниях ветхая и новая Ева между собою различаются. В частности, первозданная Ева не знала тяготы первородного греха, которую не­сет на Себе Дева Мария. Поэтому и личная безгрешность Евы ос­тавалась еще неиспытанной, неоправданной, даровой; напротив, свобода от личного греха Девы Марии явилась не только Ее лич­ным подвигом, но и подвигом всей Ветхозаветной Церкви, всех праотцев и богоотцев, это есть вершина восхождения всего чело­веческого рода, райский крин, расцветший на человеческом древе. Т. о. природно Ева имеет преимущество положения, в смысле сво­боды от первородного греха; личная же ее праведность решитель­но отступает пред личной непорочностью Приснодевы, победившей в Себе греховность. Остается, однако, недоуменный вопрос: возможно ли допустить такую личную безгрешность, понимаемую не в смысле преодоления греховности природы, а только ее проявления — личных грехов, так сказать, не субстанци­альную, но функциональную, при наличности порчи человеческой природы первородным грехом? Не свидетельствует ли здесь против

70

этого мнения ап. Павел (Рим. 7,15-25), говорящий о живу­щем в нас грехе, побуждающем делать злое даже вопреки воле? Од­нако и это свидетельство не может быть использовано против личной безгрешности Девы Марии, хотя бы по одному тому, что оно для данного случая доказывает слишком много, а потому и ни­чего не доказывает. В самом деле, разве применимы к Пресв. Деве эти слова: «не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю… доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю» (7,15,19)? Если кто дерзнет коснуться Божьего Кивота этими сло­вами, пусть отдает полный отчет в своем дерзновении и укажет, где, когда и в чем Пречистая совершила злое, что Сама ненавиде­ла? Достаточно только поставить этот вопрос, чтобы его ужаснуть­ся. Как бы ни был велик, свят и дивен ап. Павел, но то, что он говорил здесь о себе в праведном самобичевании своем, а в своем лице и о всем греховном человеческом роде, не может быть приме­нимо к Пренепорочной. Здесь, кроме личной святости, связанной с наследственно накоплявшейся святостью праотцев и богоотцев, надо дать полную силу Ее единственной и исключительной облагодатствованности. Хотя и неправильна мысль католического до­гмата о свободе Богоматери от первородного греха в силу особого акта благодати Божией, но будет совершенно правильно принять здесь действие благодати Божией, в совершенно исключительной степени, единственной и непревосходимой для человека. Ведь ес­ли пр. Иеремия, а затем и Предтеча Иоанн были освящены Духом Св. еще в утробе матери

71

своей, разве осталось это без последствия во всей жизни их, и разве не облегчена была через это борьба с си­лою греха? А в отношении к Благодатной, которая была облагодатствована уже при самом зачатии Своем, как и при рождении, разве не действовала все время охраняющая, предваряющая и ос­вящающая благодать Св. Духа, чтобы обессилить «иной закон, действующий в членах» и увенчать полной победой Ее подвиг, Ее борение? Само собой разумеется, что эта личная безгрешность и не осуществима только человеческими силами без благодати Бо­жией. Однако и эта последняя осуществляет ее не механически, но при участии, усилиями, подвигом самого человека, и во грехе сохранившего софийность своего существа, и благородство сво­его происхождения, и высокое свое предназначение. В этом и только в этом смысле можно и должно говорить, что Пречистая особою благодатью Божиею была охранена от всякого греха, при­том совершаемого не только делом, но и помышлением: никакое греховное приражение, никакая греховная похоть, по благодати Божией, восполняющей Ее собственный подвиг, не коснулись Ее пренепорочной души. Она доступна была искушениям лишь как испытаниям по немощи Ее человеческого естества, но не как со­блазнам, входящим внутрь и своим ядом отравляющим сердце и пятнающим его. Ее отношение к искушениям совершенно подоб­но таковому же Ее Божественного Сына, в Котором «мы имеем не такого первосвященника, который не может сострадать нам в не­мощах наших, но Который, подобно нам, искушен во всем, кроме греха»

72

(Евр. 4,15), Который «Сам претерпел, быв искушен, может и искушаемым помочь» (3,18). Посему Господь в пустыне, в силу этой немощи, человеческого естества, принятой Им из любви к человеческому роду, после сорокадневного поста «последок взал­кал» (Мф. 4,2). Однако попытка диавола, воспользовавшись этой немощью обратить ее в греховность, вселить в нее приражение греха, сначала хотя бы в виде греховных помыслов, была посрам­лена, и ему было сказано: «отойди от Меня, сатана: писано бо есть: Господу Богу твоему поклоняйся и тому единому послужиши» (4,10). Здесь совершенно ясно различаются и противопоставля­ются немощь поврежденного, ослабленного человеческого ес­тества, которое воспринято было Господом, именно чтобы возвратить ему силу, и греховность, которая, имея основание в не­мощи, была, однако, Им навсегда преодолена и отвергнута. Это именно разделение немощи от греховности мы имеем и в Деве Ма­рии с той разницей, что в Богочеловеке это преодоление достига­ется не только благодатным освящением человеческого естества, но и силою воплотившегося Бога, в человеке же Марии оно яви­лось всецело следствием всепомоществуемого благодатию очище­ния человеческого естества, человеческим восхождением к богоматеринству *).

*) В этом заключается ответ на то соображение католических богословов в защиту догмата непорочного зачатия, которое нередко высказывается: если Дева Мария не была охранена при самом зачатии от всякою приражения первородного греха, то Она должна была оказаться, хотя на краткое мгновение, под властью «князя мира

73

К этому сопоставлению можно прибавить еще и некоторые дальнейшие соображения. Первородный грех как немощь есть общая судьба всех, однако эту судьбу можно принимать разно. И если верно, что души при самом возникновении своем определя­ются в свободе, то вполне необходимо признать, что и вхождение в этот мир, приятие первородного греха совершается различно и в разном смысле. Господь, оставаясь свободным от первородно­го греха, принял, однако, вместе с «подобием плоти греха» его по­следствие — немощь, принял из любви к человечеству, для того, чтобы изнутри ее преодолеть, искупив грех. Конечно, отношение самого Богочеловека к плоти греха и немощи его остается совер­шенно единственным, как жертва любви, всецелая и безусловная. Но некотораяжертвенность при рождении в этот мир с приняти­ем уже не «подобия» только, но и самой плоти греха, должна

сего», что очевидно недопустимо. На это следует ответить, что власть «князя мира сего» осуществляется лишь через личную греховность, имеющую основание в немощи естества. Если Богоматерь никогда не имелаличного греха, тем самым Она пребыла свободной и от «князя мира сего». Смертность же человека вместе с болезнями и немощами тела была определена самим Богом, как последствие греха, и повинность смерти еще не означает подчинения «князю мира сего». Искупленный и усвояющий силу искупления в крещении человек освобождается от пленения «князя мира сего», который изгоняется из «ново-запечатлеваемого воина Христова» (запрет, мол.), и, однако, остается повинен смерти по общему приговору Божию: «земля еси и в землю отыдеши».

74

быть допущена и