духа, хотя в то же время она и причастна универсальной мировой душе. Она-то и создает себе во всеобщем воскресении силою Божией собственное индивидуальное тело, свойственное ей по сотворению. В связи с этим возникает вопрос, немало обсуждавшийся в патристической литературе (Ориген, св. Григорий Нисский, св. Ефрем, бл. Августин и другие), в каком состоянии телесном, в каком возрасте и образе восстает тело воскресающего человека? в какой мере сохраняет оно отдельные черты, присущие ему в земной жизни? Главная трудность здесь состоит, прежде сего, в том, что тело воскресения должно иметь полноту, совершенство и неизменную устойчивость, между тем, как земное тело этими чертами не обладает. Если стремиться к полноте, то не окажется ли для каждого при воскресении (спрашивал себя св. Григорий Нисский) целая толпа тел, принадлежащих к разным возрастам и несущих черты каждого из них? Если стремиться к точному повторению здешних тел, то, спрашивается, с каким же телом воскреснут дети, больные, уроды и т п.? Не будем останавливаться на частностях, — все они приводятся к одному общему вопросу: будет ли воскресшее тело возможно точным воспроизведением всех эмпирических его состояний, свойственных ему в этом мире греха и смерти, или же оно будет общим их адекватным образом,  полноте и совершенстве выражающим идеальный, умопостигаемый образ человека, как личности, следовательно, независимо от точного фиэического соответствия его отдельным ликам? Очевидно, последнее. Вопрошание же относительно отдельных сторон этого совершенства является праздномыслием, как за отсутствием для этого данных, так и по некоторой нескромности такого любопытства. Из всего этого ряда вопросов,

467

пожалуй, можно выделить только один, как наиболее существенный, именно о поле. Некоторые из святых отцов (в частности, св. Григорий Нисский) учат, что в воскресении вообще упраздняется пол, — не только в телесных половых отличиях, но и духовно, поскольку самое возникновение пола связано с грехопадением и утратой изначального андрогинизма (Я. Бёме). Можно удивляться такому мнению, особенно у писателей церковных: разве не очевидно, что в боговоплощении одинаково увековечен и засвидетельствован в своей изначальности как мужской пол, воспринятый Господом в Его человеческом естестве, так и женский, прославленный и освященный в лице Богоматери, воскрешенной и вознесенной на небо с плотью? Вообще отрицание изначальной двуполости человека, чрез которую печатлеется в нем и полнота образа Божия (Б. 1, 27), означало бы повреждение целого ряда догматов в системе христианского вероучения (об этом достаточно было сказано в предыдущих томах). Есть только одна сторона в этом утверждении, которая находит для себя известное подтверждение и в Слове Божием, где говорится: «пища для чрева, и чрево для пищи, но Бог уничтожит и то, и другое» (1 Kop. VI, 13). Сюда же могут быть отнесены и слова Господни, что «сподобившиеся достигнуть того века и воскресения из мертвых ни женятся, ни замуж не выходят» (Лк. XX, 30). Под упразднением чрева и того, что ниже чрева, разумеется, очевидно, прежде всего упразднение самой функции, — поддержания жизни чрез пищу и размножение, которые теряют уже в будущем веке значение для бессмертной жизни человека. Но и здесь является ненужным праздномыслием спрашивать, как далеко пойдет такое изменение тела и в чем именно выразится, поскольку для нас остается неведомо все общее его состояние в воскресении. Мы должны здесь твердо держаться лишь одного начала, именно, что воскресшее тело сохраняет эквивалентную тожественность своему зерну, т. е. погребенному телу усопшего, который поэтому может быть индивидуально узнаваем в своем телесном образе (по аналогии с тем, как один и тот же человек узнается в разных возрастах и состояниях). Иначе сказать, в воскресении сохраняется индивидуальность тела, соответствующая всей индивидуальности человека в ее единственности.

Следует ли это понимать в смысле прямой физической тожественности частиц тела погребенного и воскресшего? Не сохраняется ли прямая связь между телом человека в его земной жизни, трупном истлении и воскресении? Св. Григорий Нисский, который в одном из вариантов своего учения о воскресении, был близок и

468

к такому именно решению этого вопроса, утверждал, что душа налагает свой отпечатокἐκμαγεῖον на частицы своего тела, и при всеобщем воскресении она именно их и избирает для восстановления. Очевидно, в такой прямолинейной форме это учение не может быть поддерживаемо уже потому, что тело наше в земной жизни и не представляет чего-то устойчивого и неизменного, но скорее подобно потоку частиц, входящих и исходящих, непрестанно обновляющихся и в этом обновлении усвояемых из общего мирового вещества. Одни и те же частицы при этом мировом круговороте могут войти в состав и разных тел, человеческих, животных и растительных (как это имеет место и при вкушении пищи), и вселенная в этом отношении более подобна запасу разных материалов телесности, нежели складу определенных тел. блюдомых к последнему дню. Поэтому общая мысль об индивидуальных частицах тела, особо отмеченных печатью σφαγις живущего в нем духа, должна быть уточнена и ограничена. Она относится не столько к текучей материи тела, сколько к индивидуальной форме, к связи души с мировым телесным веществом, телом тел (1). Эту связь можно мыслить и более конкретно, как существование во вселенной нарочитого семенного «атома», принадлежащего именно данному телу и образующего его зерно или телесный кристалл, около которого происходит кристаллизация телесности. При этом вовсе нет необходимости в понимании этого атома непременно в смысле материальной частицы; скорее это есть определенная энергия, так сказать, энергетический центр, находящий себе место во вселенной и образующий посредство между душой и телом, как мировым веществом. Постольку этот центр, как принадлежащий душе, остается неразрушим и в смерти, бессмертен, как и она. И именно к этому центру применяется действие души, в воскресении обретающей в себе новую силу к воссозданию тела и к восстановлению связи души, а через нее и духа с миром, в чем собственно и состоит воскресение.

Этот же вопрос получает своеобразное освещение при свете догмата о св. мощах (2), которые представляют собой особое состояние телесных останков. Эти останки сохраняют связь с духом «почивающего в мощах», как особом месте присутствия его. Хотя св. мощи и именуются нетленными, однако признак физического нетления в буквальном смысле не является здесь суще-

(1)       В этом смысле вселенная и вообще представляет собой периферическое тело человека в силу своего единства и всеобщей связи. См. об этом в Философии Хозяйства, ч. I, М. 1910.

(2)       См. наш этюд: «О св. мощах» (рукописно).

469

ственным, «почивание в мощах» выражается в особой связи останков с духом человека. В этом качестве Св. мощи предваряют собой как бы тело воскресения, в них дано душе святых в особом смысле пребывание на земле. (В известной мере аналогичное чувство привязывает нас и к родным могилам и к родному праху). Именно эта связь духа с плотью установляет характер св. мощей, почему последним свойственна и делимость, при сохранении их характера в каждой частице. Пребывание святых в своих мощах есть поэтому явление столько же телесного, сколь и духовного порядка, во всяком случае оно не может быть понимаемо, как связь каждого духа с каждой из частиц, возвращающихся во вселенную. Полнота нетления свойственна лишь пребыванию тела Господня во гробе, как и Его Пречистой Матери, телесам Воскресения. Состояние же св. мощей соответствует состоянию перехода через смерть к воскресению.

Следующий вопрос, возникающий в связи со сказанным, будет таков: если воскресшее тело не представляет собой прямого восстановления усопшего тела, но есть в этом смысле нечто новое, то в каком же отношении воскресшее тело находится к прежнему? В частности, какое тело получают воскресающие младенцы, больные и искаженные болезнью, каковыми являются, впрочем, все умирающие? Этот вопрос ныне также принадлежит к числу безответных. Однако, если мы освободимся от мысли о воскресении, как буквальном воспроизведении тела умершего, и станем в нем усматривать возвращение душе силы воссоздать себе соответствующее тело, то это соответствие именно и должно состоять в осуществлении собственного телесного образа для данного человека во всей его полноте и целости. В отеческой письменности мы встречаем рассуждения на тему об упразднении в воскресении различий возраста и даже о приведении всех тел в соответствие земному возрасту Спасителя. Мы не видим основания идти так далеко и отрицать возможность различия возрастов, как известных духовных типов возрастания даже и в воскресении (ибо не являет ли всякое мгновение в жизни Спасителя такую полноту, по крайней мере, в пределах Его земного бытия?) Является неким самоочевидным постулатом учения о воскресении восстановление всех тел в полноте и адекватности их умопостигаемого образа, их индивидуальности в воскресшем теле. Последнее является тем самым совершенно прозрачным художественным образом или формой для живущего в нем духа. Тело и есть именно такая форма, лишь не абстрактная, но конкретная, не чертеж или схема, но живой образ. И поскольку каждый чело-

470

век осуществляет свою идею, или свое «слово», он имеет и свою собственную форму. Образ этот еще никогда не осуществляется вполне адекватно в раздельных мгновениях и состояниях его жизни (к тому же искаженной грехом, болезнью и смертностью) и является впервые лишь в воскресении. И, однако, для видящего взора никакое состояние тела в земной жизни не чуждо этого своего идеального образа, не пусто от него (иначе это и не было бы его собственное тело). Божественный художник, замысливший весь этот мир форм человеческого многоединства, властен и премудр явить его в творении, раскрыть загадку каждого человека в его внешности и внутренности. При такой постановке теряет смысл и значение вопрос о тожественности отдельных частиц тела мертвого и воскресшего. Вещество воскресшего тела берется прямо из «земли», из которой человек создан и в которую отходит, причем, конечно, это есть уже «новая земля» под новым небом, чем еще раз упраздняется вопрос о тожественности частиц. Скорее надо постулировать всеобщую человеческую телесность, которой является весь природный мир. Взаимная непроницаемость и отталкивание разных тел, которые свойственны им в теперешнем природном мире, не суть их последнее и единственное свойство, сопровождающее их и в мире преображенном. Напротив, ему свойственно состояние обратное, как можно заключить из вхождения и удаления воскресшего Господа «дверем затворенным». (Не об этом ли свидетельствует и евхаристическое преложение св. даров, которое выражается в телесном присутствии Господа — praesenria realis — в евхаристических элементах хлеба и вина, причем именно в этом-то соприсутствии и состоит таинственное «преложение»?). Не правильнее ли поэтому думать о соотношении воскресших тел не как о взаимно разделенной множественности, но как о единой общей телесности, свойственной целокупному Адаму и воспринятой в свою человечность и Новым Адамом? Разумеется, при таком разумении совершенно отпадают тревожившие патристическую мысль вопросы к том, как воскресающее тело найдет и включит в