Было или не было. Либретто. М. А. Булгаков, А. Градский, П. М. Грушко

ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ

ПЕРВАЯ КАРТИНА

ИНСТИТУТ СТРАВИНСКОГО — КЛИНИКА ДЛЯ ДУШЕВНОБОЛЬНЫХ

Мастер у окна… Издалека, кажется с Патриарших прудов, доносится вальс духового оркестра… Мастер садится к столу, берет лист бумаги и карандаш…

МАСТЕР:

Когда душа и разум

устанут от разлук,

одной случайной фразы

достаточно, мой друг…

Одной небрежной темы

и двух удачных нот…

И вот уже не те мы…

И мир уже не тот.

И мир уже не тот…

Приди о, луч, к монете,

упавшей в полынью.

Тебя ничем на свете

я не обременю.

Я лишь сверкну и этим

утешусь хоть на час…

Подобно малым детям,

всегда живущим в нас…

Всегда живущим в нас…

БЕГЕМОТ:

(с Патриарших).

Патриаршие пруды

от любой спасут беды.

Посидишь часок-другой —

и горе снимет как рукой…

Посидишь часок-другой —

и горе снимет как рукой!

МАСТЕР:

(фантазируя)

Однажды весной, в час жаркого заката,

на Патриарших прудах…

Два гражданина, два литератора

спорили о пустяках.

В будке у пруда нету нарзана…

Страшно безлюдно.

ПРОДАВЩИЦА И МАСТЕР:

Пиво лишь к вечеру…

МАСТЕР:

Бросить все к черту!

БЕРЛИОЗ:

(про себя)

И в Кисловодск…

МАСТЕР:

Страшно и странно…

БЕРЛИОЗ:

А что есть?

МАСТЕР:

Но надо спорить…

ПРОДАВЩИЦА:

Есть абрикосовая…

МАСТЕР:

…когда делать нечего.

Вечное зло или вечное благо…

ПРОДАВЩИЦА:

Только теплая…

МАСТЕР:

Кто ваш создатель, творенья венец?

Солнце заходит (тоже от страха).

ИВАН:

Ну давайте, давайте…

МАСТЕР:

Так кто же ты, наконец?

ИВАН И БЕРЛИОЗ НА ПАТРИАРШИХ ПРУДАХ

ИВАН:

(с пафосом).

Тут схватили Иисуса

по фамилии Христос.

«Отрекись!» —

«Не отрекуся!» —

он надменно произнес.

Возмутились фарисеи,

обозлилися опять,

за порочные идеи,

порешив его распять.

И тогда стопы направил

к рукомойнику Пилат,

сполоснувшись, прогнусавил:

«А я ни в чем не виноват!..»

БЕРЛИОЗ:

Приемлемо, и все-таки, любезный мой Иван,

Христа на свете не было, религия — обман!

Античные историки, и Флавий, и Филон,

свидетельств не оставили, что был на свете он…

Нет ни одной восточной сказки,

где б чудо-дева, недотрога

не родила б кого-нибудь… от бога…

И христиане, не придумав ничего иного,

чем непорочное зачатье,

точно так же, как другие,

своего создали бога —

Иисуса, которого не было на свете никогда!!

Не было на свете.

ИВАН:

Не было на свете…

БЕРЛИОЗ:

Не было Христа!

ИВАН:

Не было Христа…

БЕРЛИОЗ:

Не было на свете…

Не было Христа… Никогда!

ЯВЛЕНИЕ ВОЛАНДА

ВОЛАНД:

Я вас прошу меня простить.

И разрешите мне присесть.

Позвольте поблагодарить

за то, что вы сказали здесь,

что будто не было Христа.

БЕРЛИОЗ:

Конечно, не было Христа!

ИВАН:

Вот так!

ВОЛАНД:

Вы атеисты?

БЕРЛИОЗ:

(про себя).

Вот чудак! Француз, поляк…

ИВАН:

(про себя).

Британец, швед…

ВОЛАНД:

Выходит, бога тоже нет?

БЕРЛИОЗ:

Конечно, бога тоже нет.

Мы атеисты! Бога нет!

Вот наш и всей

ИВАН:

…почти…

БЕРЛИОЗ:

…страны ответ!

ВОЛАНД:

Какая прелесть,

что почти во всей стране

проблема эта решена в… полне!

Пять доказательств говорят,

что это непреложный факт!

БЕРЛИОЗ:

Они не стоят ничего!

ВОЛАНД:

Шестым был Кант.

ИВАН:

Да ну его!

Вот взять бы Канта за грудки,

да года на три в Соловки!

ВОЛАНД:

Именно, именно,

ему там самое место!

Ведь говорил я ему тогда за завтраком:

«Вы, профессор, воля ваша,

что-то нескладное придумали.

Оно, может, и умно, но больно непонятно.

Над вами потешаться будут».

БЕРЛИОЗ:

За завтраком… Канту?..

Что это он плетет?..

ВОЛАНД:

Коль бога нет, то кто же, кто же

жизнью земною управляет, кто же?

И вообще распорядком на земле?

ИВАН:

Сам человек и управляет!

ВОЛАНД:

Виноват, для того, чтобы управлять,

нужно как-никак иметь точный план на некото —

рый, хоть сколько-нибудь приличный срок!

Позвольте же вас спросить, как же может

управлять человек, если он не только лишен

возможности составить какой-нибудь план

хотя бы на смехотворно короткий срок, ну лет,

скажем, в тысячу, но не может ручаться даже

за свой собственный завтрашний день?

И, в самом деле, вообразите, что вы, например,

начнете управлять, распоряжаться

и другими, и собою. Вообще, так сказать,

входить во вкус. И вдруг у вас…кхе…кхе…

саркома легкого — да, саркома. И вот ваше

управление закончилось! Ничья судьба, кроме

своей собственной, вас более не интересует.

Родные начинают вам лгать. Вы, чуя неладное,

бросаетесь к ученым врачам, затем

к шарлатанам, а бывает, и к гадалкам. Как

первое и второе, так и третье — совершенно

бессмысленно, вы сами понимаете. И все это

кончается трагически. Тот, кто еще недавно

полагал, что он чем-то управляет, оказывает —

ся вдруг лежащим неподвижно в деревянном

ящике. И окружающие, понимая, что толку от

лежащего нет более никакого, сжигают его в

печи. А бывает еще хуже: только что человек

соберется съездить в Кисловодск — пустяко —

вое, казалось бы, дело, но и этого совершить

не может, потому что неизвестно почему

вдруг возьмет поскользнется и попадет под

трамвай! Неужели вы скажете, что это он сам

собою управил так? Не правильнее ли думать,

что управился с ним кто-то совсем другой?

БЕРЛИОЗ:

(нервно).

Сказать по правде, я как раз

хочу поехать на Кавказ…

Само собою, если вдруг

на Бронной свалится кирпич мне на голову…

ВОЛАНД:

Кирпич, вас уверяю,

вам никак не угрожает.

Просто так кирпич на голову не свалится,

не свалится, конечно, никогда!

Вы умрете другою смертью…

БЕРЛИОЗ:

Может, знаете какой?

Конечно, смертен человек!

ВОЛАНД:

(задумчиво).

Внезапно смертен… Смерть, как снег…

Раз, два… Меркурий… во втором доме…

луна ушла…

шестерка — несчастье…

семерка — вечер…

восьмерка — мгла…

(Берлиозу.)

Вам голову отрежут!

ИВАН:

Как?!

БЕРЛИОЗ:

И кто же — интервент? Кулак?

ВОЛАНД:

Нет, комсомолка.

БЕРЛИОЗ:

Что за вздор!

ИВАН:

Вы какой-то… фантазер!

ВОЛАНД:

(вкрадчиво).

Что ж, простите за ответ.

Кстати, если не секрет,

что сегодня вечером вы заняты, иль нет?

БЕРЛИОЗ:

Весь вечер у меня забит,

сперва отправлюсь в Массолит…

ВОЛАНД:

Вам не бывать сегодня там!

БЕРЛИОЗ:

Я голову на отсеченье дам!..

ТЕРЦЕТ

ВОЛАНД:

Аннушка уже купила

масло подсолнечное и разлила…

И, позвольте извиниться,

ваш поход не состоится

ИВАН:

(с вызовом).

В клинику вас!

ВОЛАНД:

(холодно).

Был не раз,

И там уже заждались вас…

ИВАН:

Ну и кто ж вы будете?

БЕРЛИОЗ:

Вы немец?

ВОЛАНД:

В общем, так…

ВОЛАНД:

Аннушка ужа купила

масло подсолнечное и разлила…

И, позвольте извиниться,

ваш поход не состоится…

ИВАН:

В клинику вас!

ВОЛАНД:

Был не раз… и там уже заждались вас…

ИВАН:

Ну и кто ж вы будете?

БЕРЛИОЗ:

Вы немец?

ВОЛАНД:

В общем… так.

Меня пригласили в государственную

библиотеку, как единственного в мире

специалиста, разобрать рукописи

чернокнижника Герберта.

БЕРЛИОЗ:

(радостно).

Так вы историк!

ВОЛАНД:

Я историк!..

Сегодня на Патриарших будет интересная

история. Имейте в виду, что Иисус

существовал. И никаких доказательств

не требуется, все просто…

Шаркающей кавалерийской походкой,

в белом плаще с кровавым подбоем,

в городе Ершалаиме,

четырнадцатого нисана

вышел из дворцовых палат

пятый прокуратор Иудеи

всадник Понтий Пилат…

РОМАН О ПИЛАТЕ

ДОПРОС ИЕШУА, ГА-НОЦРИ

Всадники, солдаты и внутренний голос Пилата

ВСАДНИКИ:

Над холмами, словно пламя,

наши алые плащи!

Перед римскими орлами,

Иудея, трепещи!..

ПИЛАТ:

Будь проклят град Ершалаим!

Зачем меня заставил Рим

быть прокуратором твоим?!

Проклятье!..

Будь проклят жирный запах роз

и головная боль до слез!..

Куда запропастился пес?!

Проклятье!..

Зажата голова в тиски!

Воспламеняются виски!

И нет спасенья от тоски!

Проклятье!..

ИЕШУА ПЕРЕД ПИЛАТОМ

ПИЛАТ:

Подследственный из Галилеи?

К тетрарху дело посылали?

АФРАНИЙ:

Да, прокуратор.

Он отказался дать заключение

и смертный приговор направил

на ваше утверждение…

ИЕШУА:

Добрый человек, поверь мне!..

ПИЛАТ:

Что? Кентуриона Крысобоя ко мне!..

Преступник называет меня «добрый человек».

Объясните ему, как со мной разговаривать!

Но не калечить.

КРЫСОБОЙ:

Римского прокуратора

называть игемон.

Других слов не говорить!

Смирно стоять!

Ты понял меня, или ударить тебя?

ИЕШУА:

Я понял тебя. Не бей меня.

ПИЛАТ:

Имя?

ИЕШУА:

Мое?

ПИЛАТ:

Мое мне известно. Твое.

ИЕШУА:

Иешуа по прозвищу Га-Ноцри.

ПИЛАТ:

Кто ты по крови?

ИЕШУА:

Я не помню родителей…

ПИЛАТ:

Где ты живешь?

ИЕШУА:

Я путешествую…

ПИЛАТ:

(Ах, как болит голова…)

Ты, бродяга, собирался храма здание

разрушить… и призывал к атому народ…

ИЕШУА:

Нет, нет, игемон!..

Я лишь твердил, что рухнет храм старой веры

и создастся новый храм истины!

Сказал так, чтобы было понятней.

ПИЛАТ:

Что такое истина?!

ИЕШУА:

Истина прежде всего в том, что у

тебя болит голова, и болит так сильно, что ты

малодушно помышляешь о смерти. Ты не

только не в силах говорить со мной, но тебе

трудно даже глядеть на меня. Я невольно

являюсь твоим палачом, что меня огорчает…

Но мучения твои сейчас кончатся…

Человек творит слова,

а потом пошла молва —

вот и получается:

слово истины святой

обернется клеветой —

как тут не отчаяться!

Я твержу себе: молчи,

всюду бродят слухач и,

вроде бы приятели.

Я скажу: «Господь со мной!»

А они: «Господь — срамной!» —

вот и на распятие!

Мое слово — разве я?..

В каждом слове спит змея!

Снизойди, молчание!

Да святится тишина!

В ней вся речь заключена,

радость и отчаянье!..

Беда лишь в том, что замкнут ты

и веру потерял в людей…

Жизнь твоя скудна, игемон!

Смолкнут слова

и пройдет голова.

И тогда мы с тобой пойдем гулять по саду.

Верь не верь —

но откроется дверь.

Ты поймешь — было все так, как надо…

ПИЛАТ:

Развяжите ему руки…

Сознайся, ты великий врач?

ИЕШУА:

Нет, прокуратор, я не врач… я не врач…

ПИЛАТ:

Значит так, ты утверждаешь,

что не призывал разрушить

храм на площади соборной.

Поклянись, что это так.

ИЕШУА:

Чем ты хочешь, чтоб я клялся?

Пилат. Ну, хотя б твоею жизнью. Ею клясться

время, так как жизнь висит на волоске…

ИЕШУА:

Уж не ты ль ее подвесил?

ПИЛАТ:

Волосок я перережу!

ИЕШУА:

Ошибаешься ты в этом,

разве ум твой не высок?

Согласись, что перерезать

волосок, наверно, может

только тот же, только тот же,

кто подвесил волосок?

ПИЛАТ:

Вот теперь не сомневаюсь,

что все праздные гуляки

в Ершалаиме ходили за тобою по пятам.

Гестас, Дисмас, Вар-равван ли…

Вместе с ними воровал ты?

Ты болтаешь — они тащат, а добычу пополам?!

ИЕШУА:

Этих добрых людей я не знаю!

ПИЛАТ:

Ты всех называешь добрыми людьми?

ИЕШУА:

Злых людей нет на свете!

ПИЛАТ:

Впервые слышу об этом!

МАСТЕР:

(внутренний голос Пилата).

А голова прошла… Ты рад…

Решай по совести, Пилат.

Ведь он ни в чем не виноват.

ПИЛАТ:

Так что же…

МАСТЕР:

(внутренний голос Пилата).

Ты отменяешь приговор.

Га-Ноцри — просто фантазер.

Но дерзкий ум его остер!

ПИЛАТ:

Так что же…

МАСТЕР:

(внутренний голос Пилата).

Дабы пророк умом своим

не взбунтовал Ершалаим,

его мы в ссылку удалим.

ПИЛАТ:

И что же?..

МАСТЕР:

(внутренний голос Пилата).

Пусть в резиденции твоей

живет блаженный книгочей…

Он — величайший из врачей!

ПИЛАТ:

Так что же… Все о нем?

СЕКРЕТАРЬ:

Нет, к сожалению…

ПИЛАТ:

(просматривая бумаги).

Слушай, ты когда-нибудь говорил

с Иудой из Кириафа о великом кесаре?

Или не говорил?

ИЕШУА:

Я сказал ему: «Пойми,

власть — насилье над людьми!»

Он зажег светильники…

Я сказал: «Любая власть —

это пагубная страсть,

кесари — насильники!»

Он поддакивал: «Вот-вот…»

Я сказал: «Пора придет

общего доверия…

И не станет на земле

властелинов, в том числе

кесаря Тиверия…»

СОЛДАТЫ:

Славься, Кесарь, мы на страже,

наши острые мечи

перережут глотки вражьи!

Иудея, трепещи!..

ПИЛАТ:

На свете не было, нет и не будет

никогда более великой и прекрасной для

людей власти, чем власть императора Тиверия!

И не тебе, безумный преступник,

рассуждать о ней!

СОЛДАТЫ:

И во сне нам нет покоя,

на чужбине мы ничьи,

даже солнце здесь другое…

Иудея, трепещи!..

Иешуа уводят солдаты, после входит Каифа…

ПИЛАТ И ПЕРВОСВЯЩЕННИК КАИФА

ПИЛАТ:

Итак, к смертной казни, которая долж —

на совершиться сегодня, приговорены трое

разбойников: Дисмас, Гестас, Вар-равван и,

кроме того, этот… Иешуа Га-Ноцри…

Первые двое римской властью взяты с боем,

и, значит, эти двое числятся за мной.

О них здесь речь идти не будет, я с тобою

поговорить хотел о мелочи иной!

Согласно закону и обычаю,

в честь праздника Пасхи одному дать свободу…

Кто Синедриону не безразличен?

Вар-равван иль Га-Ноцри вам в угоду?

КАИФА:

Синедрион просит за Вар-раввана!

ПИЛАТ:

Как за Вар-раввана?

Выбор твой дик.

Нет ли здесь подвоха иль обмана?

Ведь он убийца и разбойник!

ПИЛАТ:

Каифа, постыдись людей!

Га-Ноцри — смирный иудей,

а Вар-равван — он лиходей!

Подумай!..

КАИФА:

Ответ Синедрионом дан:

отпущен будет Вар-равван!

Зачем Га-Ноцри нужен вам,

признайтесь?..

ПИЛАТ:

Но Вар грозился мятежом!

Он стражника убил ножом!

Простить его? Я поражен!

Подумай!

КАИФА:

Отпущен будет Вар-равван!

Га-Ноцри больше, чем смутьян.

Не мир, не мир принес он нам!

Я знаю…

ПИЛАТ:

Но это я прошу — Пилат.

КАИФА:

Ответ Синедрионом дан!

ПИЛАТ:

Опять виски мои трещат…

КАИФА:

Отпущен будет Вар-равван!

ПИЛАТ:

Но в чем Га-Ноцри виноват?

КАИФА:

Он веру новую несет!

ПИЛАТ:

А разве ваша умерла?!

КАИФА:

Ты ненавидишь мой народ!

ПИЛАТ:

Опять пронзила мозг игла!..

КАИФА:

Он виноват, он виноват!

ПИЛАТ:

Гроза в Ершалаим пришла…

КАИФА:

Га-Ноцри на кресте умрет, Пилат!

ДЕТИ, ТОЛПА:

Распни его! Распни его!

Распни его! Распни его!

ПИЛАТ:

Вот они перед вами!.. Но казнены из них

будут только трое… Ибо одному из осужденных,

по выбору Синедриона и по утверждению Рим —

ской власти, великодушный кесарь император

возвращает его презренную жизнь!..

Имя того, кого сейчас при вас отпустят

на свободу… Вар-равван!!

СНОВА НА ПАТРИАРШИХ ДИСКУССИЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

БЕРЛИОЗ:

Профессор, дивный ваш рассказ

ни в чем не убеждает нас.

ИВАН:

И кто же подтвердит тогда,

что это все не ерунда…

НЕВЕРОЯТНЫЕ СВЕДЕНИЯ

ВОЛАНД:

(с акцентом).

О нет!

Это может кто подтвердить.

Дело в том, что когда-то

я лично присутствовал на балконе

у Понтия Пилата.

(Без акцента.)

Конечно, инкогнито,

под видом его собаки, но… тет-а-тет…

Я вас прошу — никому ни слова

и полнейший секрет!

Даже в саду у Пилата я был

при беседе с Каифой.

И на помосте, где он от злости

еле держался…

Конечно, был тайно,

под видом оливы, но… тет-а-тет…

Я вас прошу — никому ни слова

и полнейший секрет!

БЕРЛИОЗ:

(озабоченно).

А вы в Москве у нас давно?

ВОЛАНД:

Минут пятнадцать.

БЕРЛИОЗ:

Не смешно.

ИВАН:

(Берлиозу).

Наверно, псих!

БЕРЛИОЗ:

(Ивану).

Или шпион!

ИВАН:

Что делать?

БЕРЛИОЗ:

Не сбежал бы он!

А вы