после 100 г.) — иудейско-римский историк, автор сочинений «Иудейская война», «Иудейские древности», «Жизнь», содержащих сведения об условиях возникновения христианства.

171

Публий Корнелий Тацит (ок. 58 г. — ок. 117 г.) — римский историк, автор сочинений «Анналы», «История» и др. В одной из тетрадей Булгакова записано: «„Auctor nomiais Iesus Christos, Tiberio imperante, per procuratoren Pontium Pilatum supplicio affectus erat…“ (Корнелий Тацит. Анналы. Кн. 15. Гл. 44)» (НИОР РГБ. Ф. 562. К. 8. Ед. хр. 1. Л. 9). В переводе с латинского: «Виновник этого названия (речь идет о секте христиан.— В. Л.) Христос в царствование Тиберия прокуратором Понтием Пилатом был предан казни». Эту цитату из сочинения Тацита Булгаков почти дословно использовал в первой редакции «романа о дьяволе» («Черный маг»), изменив лишь время глагола («erat» — был предан казни, «erit» — будет казнен) и употребив иное смысловое значение слова «imperante» (в царствование Тиберия — по приказанию Тиберия): Понтий Пилат, выйдя к иудейской толпе, произносит страшный приговор: «Iesus Nazarenus, Tiberio imperante, per procuratorem Pontium Pilatum supplicio affectus erit!» («Иисус Назарей, по приказанию Тиберия, прокуратором Понтием Пилатом будет казнен!»)

172

…вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат…— Пилат, или Понтийский Пилат,— римский прокуратор («правитель», «игемон»), управлявший Палестиной как частью римской провинции Сирии во время земной жизни Иисуса Христа. Прокуратором был около десяти лет (26—36). Изучая огромный материал о Понтиии Пилате, Булгаков делал многочисленные записи, выписки, пометки, подробно указывая использованные источники. В его рабочих тетрадях разного времени есть, например, такие записи: «Понтий Пилат вступил в должность прокуратора Иудеи в 26 г. нашей эры, сменив Валерия Грата (Лука, гл. III; Иосиф Флавий, иудейский историк, кн. 18, гл. 2); прокуратор был подчинен наместнику (легату) Сирии; Атус — король и дочь мельника Пила. Pila-Atus… Понт Пятый! Прокуратор!.. Гора Пилата. Гора Pilatus…» «Он был преемником Валерия Грата и 6-м! прокуратором Иудеи» (Брок[гауз] 46, 595); «Пятый! прокуратор Иудеи не составлял исключения в этом отношении…» (Маккавейский Н. К. Археология истории страданий Господа Иисуса Христа // Тр. Киевской Духовной Академии. 1891. № 2. С. 211); «…он сделался шестым (?!) прокуратором Иудеи…» (Ф а р р а р Ф. В. С. 734); мог ли Пилат есть устрицы? В какой Кесарии жил Прокуратор? Отнюдь не в Кесарии Филипповой, а в Кесарии Палестинской или Кесарии со Стратоновой башней… на берегу Средиземного моря» (НИОР РГБ. Ф. 562. К. 8. Ед. хр. 1).

173

— В третий раз прошу за Варравана,— отозвал…— В этом месте два листа в рукописи вырваны. Сохранились лишь узкие полоски бумаги с обрывками слов.

174

…поверьте хоть в то, что дьявол существует! — Не будучи человеком воцерковленным, но воспитанный в семье профессора Духовной академии, в атмосфере истинной интеллигентности и глубокой образованности, Булгаков остро реагировал на захлестнувшую в 20-е гг. страну антирелигиозную пропаганду, на кощунственное разрушение храмов. Подобное проявление духовного невежества, пренебрежение многовековыми нравственными устоями оценивались Булгаковым однозначно как преступление.

И наверное, не случайно в черновике «романа о дьяволе» редактор «Безбожника» Владимир Миронович Берлиоз предлагает Воланду напечатать в журнале главы из его евангелия. На это предложение Воланд отвечает: «Сотрудничать у вас я счел бы счастьем». Тем самым Булгаков относит «безбожную» литературу к разряду «сатанинской».

175

…и Мирцев оказался лежащим на рельсах.— Булгаков несколько раз переписывал сцену гибели Берлиоза, во всех вариантах она показана натуралистически и без тени сочувствия к гибнущему редактору-атеисту.

176

— Не путай ты меня,— зарычал на него поэт…— В черновике: «— Застрелю! — завыл Иванушка.— С дороги, арамей!»

177

…Иван оказался на громадном гранитном амфитеатре, спускающемся к воде.— В черновике: «…Иванушка скаканул и выскочил на набережной храма Христа Спасителя…» В 1929 г., когда был закончен черновой вариант романа, храм Христа Спасителя еще не был уничтожен.

178

…по поводу сплетни, пущенной Храмкиной и Избердеем…— В черновике далее: «…впал в правый уклон. Прямо и точно сообщаю, что все это вранье… Насчет правого уклона категорически заявляю — неправда. Если уж и впал бы Антон Антонович (имеется в виду Берлиоз.— В. Л.), то ни в коем случае не в правый уклон, а скорее в левый загиб. Но он никуда не впал».

179

…решила поправить свои нервы и для этого съездить на два месяца в Париж к сестре.— В этом эпизоде просматриваются реальные события из жизни Булгакова, происшедшие в мае—июне 1934 г., когда писателем было подано «прошение о двухмесячной заграничной поездке» вместе с Е. С. Булгаковой. Но в данном тексте есть, на наш взгляд, одно немаловажное место, которое раскрывает главную причину стремления Булгакова побывать в Париже: «Ежедневно много звонила по телефону, много ездила по Москве, в естественном и радостном волнении, что вскоре увидит и обнимет сестру, с которой не виделась 14 лет» (выделено нами.— В. Л.). В 1934 г. исполнилось 14 лет, как Булгаков последний раз видел своих младших братьев — Николая и Ивана, совсем еще юнцами попавших в Добровольческую армию и вместе с ее частями прошедших весь путь отступления и эвакуации. После труднейших испытаний они обосновались в Париже, не имея ни малейшей возможности для встречи с родными. Мысли об их судьбе, пока не были получены известия от них, наверное, были тревожны и мучительны для Булгакова, а желание увидеть их — огромно. Многократные же попытки его «прорвать блокаду» и добиться разрешения на поездку за границу кончались отказами, все более утверждавшими чувство «узника» в душе писателя. И не случайно в дневнике Е. С. Булгаковой появилась такая запись 12 февраля 1937 г.: «Больное место М. А.: „Я узник… меня никогда не выпустят отсюда… Я никогда не увижу света“». Так же горько звучат слова мастера, сказанные им во время ночного полета с Воландом над землей: «Я никогда ничего не видел. Я провел всю жизнь заключенным. Я слеп и нищ».

180

Явление героя.— Ранее глава называлась более скромно: «Полночное явление».

181

…человек, лет 38-ми примерно, худой и бритый, с висящим темным клоком волос и длинным острым носом.— Булгаков нарочито наделяет героя внешними гоголевскими чертами. Ранее в «Полночном явлении» герой — «человек лет 35 примерно, худой и бритый блондин…».

182

…всматриваясь в живые карие глаза…— В «Полночном явлении»: «…всматриваясь в живые зеленые глаза…» Так менялись портретные черты героя: сначала — блондин с зелеными глазами, затем — темноволосый с карими глазами. Сохранилась лишь живость взгляда.

183

…не люблю драк, шума и всяких таких вещей.— В окончательной редакции Булгаков эту мысль развивает: «…не выношу шума, возни, насилий и всяких вещей в этом роде… Ненавистен мне людской крик…» И хотя некоторые исследователи увязывают это высказывание героя со словами профессора Вагнера из «Фауста»: «Но от забав простонародья // Держусь я, доктор, в стороне…» — думается, подобные сравнения в данном случае неуместны. Для Булгакова, страдавшего после контузии мучительными головными болями, всякого рода суета, резкие, раздражающие звуки были настоящим бедствием. Еще в автобиографической «Красной короне» (1922) он писал: «Больше всего я ненавижу… громкие человеческие голоса… и стук». И в «Самогонном озере» (1923): «В блаженной тишине родилась у меня жгучая мысль о том, что исполнилось мое мечтанье и бабка Павловна, торгующая папиросами, умерла. Решил я это потому, что из комнаты Павловны не доносилось криков истязуемого ее сына Шурки… О, миг блаженный, светлый час!..» Из повести «Был май» (1934): «…машины отчаянно кричали разными голосами, и каждый раз, как они кричали, сердце падало и подгибались ноги.

— Вот когда-нибудь крикнет так машина, а я возьму и умру…»

И одна из многих записей Е. С. Булгаковой на эту тему (1938): «М. А. ненавидит всякую суету в квартире».

Более Булгакова ненавидел суету, крики и резкие звуки, видимо, только Иван Васильевич, вычеркнувший из текста пьесы так необходимый там выстрел. Но это — в «Театральном романе»…

184

— О, как я угадал! — Нечто подобное писал Булгаков Елене Сергеевне 6—7 августа 1938 г.: «Я случайно напал на статью о фантастике Гофмана. Я берегу ее для тебя, зная, что она поразит тебя так же, как и меня. Я прав в „Мастере и Маргарите“! Ты понимаешь, чего стоит это сознание — я прав!»

Речь шла о статье И. В. Миримского «Социальная фантастика Гофмана» (Литературная учеба. 1938. № 5). Приведем лишь два небольших отрывка из статьи, подчеркнутых Булгаковым (таких подчеркиваний было много):

«…цитируются с научной серьезностью подлинные сочинения знаменитых магов и демонолатров, которых сам Гофман знал только понаслышке. В результате к имени Гофмана прикрепляются и получают широкое хождение прозвания вроде спирит, теософ, экстатик… Сам Гофман, обладавший, как известно, необыкновенно трезвым и практическим умом, предвидел кривотолки своих будущих критиков…»

«Он превращает искусство в боевую вышку, с которой как художник творит сатирическую расправу над действительностью».

185

— Эх, жаль, что на месте Мирцева не было критика Латунского! — Критиков, громивших Булгакова в прессе, было много. Но среди них было несколько, кто сыграл особую роль в травле писателя. К ним, несомненно, относится О. С. Литовский (1892—1971), председатель Главреперткома, театральный критик и драматург. Приведем несколько отрывков из его «критических» статей и выступлений разных лет против Булгакова.

Из выступления на диспуте в Доме печати под названием «Суд над „Белой гвардией“» 19 октября 1926 г.: «Пьеса лжива и тенденциозна в сторону симпатий к белым. Это попытка задним числом оправдать белое движение» (НИОР РГБ. Ф. 562. К. 27. Ед. хр. 2. Л. 76).

Из статьи «Тридцать лет Художественного театра» (Комсомольская правда. 1928. 27 октября):

«Булгаковщина всех видов или полнокровная советская тематика — так станет вопрос перед МХТ сегодня, в день его тридцатилетней годовщины.

От того, как театр решит этот вопрос, зависит — сумеет ли он стать равноправным участником в общей семье строителей новой культуры».

Этот фрагмент текста Булгаков подчеркнул жирно красным карандашом, а фамилию О. Литовского — синим.

Из статьи «На переломе» (Известия. 1929. 20 июня):

«Общее обострение классовой борьбы нашло свое отражение и в театре… Разве борьба за постановку „Бега“ не есть отражение мелкобуржуазного натиска на театр? И не есть ли попытка протащить на сцену «Карамазовых» явление реакционного порядка?

Наконец, в этом году мы имели одну постановку, представляющую собою злостный пасквиль на Октябрьскую революцию, целиком сыгравшую на руку враждебным нам силам: речь идет о „Багровом острове“».

Из статьи «Советская драматургия к Всесоюзному съезду писателей» (Театр и драматургия. 1934. № 6):

«За три с лишним года, прошедших со времени XVI съезда нашей партии, советская драматургия прошла путь, измеряемый десятилетиями. Для того чтобы понять значительность этого пути, достаточно вспомнить состояние нашего репертуара к концу 1929 года… Советская драматургия имела в своем пассиве такие пьесы, как троцкистский „Партбилет“ Завалишина, как клеветнически изображающий Октябрьскую