возникла мысль написать пьесу «Александр Пушкин».
Но в литературе о Пушкине было много противоречивого материала, много неясностей, сложностей, «белых пятен» в биографии поэта. И Булгаков предложил В. В. Вересаеву, автору популярной книги «Пушкин в жизни», написать пьесу в соавторстве: Вересаев поставляет материал, а Булгаков «обрабатывает» его, создавая пьесу. Но из этого творческого союза ничего не получилось: о сложностях и противоречиях этой творческой работы можно прочитать в переписке двух писателей, опубликованной Е. С. Булгаковой в журнале «Вопросы литературы» (1965, э 3), а также: Булгаков М. А. Письма. М., 1989.
Тщательно изучая материалы о Пушкине, в том числе и представляемые В. В. Вересаевым, М. А. Булгаков писал ему 20 мая 1935 года, когда работа над пьесой подходила к концу: «Вы говорите, что Вы, как пушкинист, не можете согласиться с моим образом Дантеса. Вся беда в том, что пушкиноведение, как я горько убедился, не есть точная наука» («Письма», с. 340).
Булгаков перечитал прежде всего самого Пушкина, его письма, дневниковые записи, воспоминания о нем и его времени, о его современниках. Особенно тщательно он изучил все материалы о гибели поэта. И здесь он нашел много противоречивых материалов, которые нуждались в критическом использовании. Прежде всего он поставил себе цель — «воскресить минувший век во всей его истине» (А. С. Пушкин).
Ведь пушкиноведение — «не есть точная наука». Сам В. В. Вересаев высказывал неверные суждения. В частности, в статье «В двух планах» он отделял Пушкина-поэта от Пушкина-человека: «В жизни — суетный, раздражительный, легкомысленный, циничный, до безумия ослепляемый страстью. В поэзии — серьезный, несравненно-мудрый и ослепительно-светлый, — «весь выше мира и страстей» (Вересаев В. В. В двух планах: статьи о Пушкине. М., 1929. с. 140). Многие не соглашались с такой огрубленной трактовкой личности Пушкина. В. Шкловский, по воспоминаниям В. Каверина, сказал, что книга В. Вересаева «Пушкин в жизни» — «это Пушкин, от которого отняли перо и чернила». Критически отнеслись к этой книге такие известные ученые, как Н. Пиксанов, Д. Щеголев, М. Цявловский, Г. Винокур и др. М. Цявловский обращал внимание на то, что В. Вересаев упорно в своих статьях и книге «Пушкин в жизни» развивал мысль «о полной разобщенности Пушкина-человека и Пушкинапоэта». И эти мысли В. Вересаева совершенно неприемлемы.
«Однако мысль В. Вересаева о «двух планах» пушкинской личности оказалась очень живучей, — писал А. Г. Рабинянц. — В 1930-х г.г. в статьях других авторов она доводилась до крайности. С поэтом вообще не считались как с человеком, и он лишался каких бы то ни было личных мотивов, взглядов, желаний. О нем сочиняли самые разные, подчас странные книги и пьесы. В 1935 году самому Вересаеву пришлось защищать от таких авторов Пушкина, ибо, как он писал, «даже при жизни Пушкина никакие Булгарины не печатали о нем подобных гнусностей», как некоторые ученые и критики в 1930-х г.г. Именно к пушкинистам обращался со словами «пощадите классика!» В. Стенич, в борьбе за «пристойное обращение с пушкинским наследием» нужны были очень серьезные меры». (А. Г. Рабинянц. Из творческой истории пьесы М. Булгакова «Александр Пушкин». Булгаков и пушкинистика 19201930 г.г. — сб. «Проблемы театрального наследия М. А. Булгакова», Л. 1987. с.79-80 и др.)
По письмам к В. Вересаеву и другим источникам установлено, что М. А. Булгаков тщательно изучил и сделал выписки из следующих книг: Щеголев П. Е. «Дуэль и смерть Пушкина», Лемке М. К. «Николаевские жандармы и литература 1826-1855 г.г.», «Воспоминания» В. А. Сологуба, «Литературные воспоминания» И. И. Панаева, «Приключения Лифляндца в Петербурге», «Петербургские очерки П. В. Долгорукова, «Записки» А. В. Никитенко, Н. И. Греча и др.
А. Г. Рабинянц совершенно правильно отмечает: «Булгаков создавал свое произведение в полемике с критиками, поэтами, пушкинистами. Взявшись за самую трудную, мало исследованную тогда историю дуэли и гибели, он самостоятельно изучал материалы, не принимая на веру ни одного пушкинистского утверждения». Вместе с тем не лишено основания и другое утверждение: «О роли Николая I в событиях пушкинской смерти Булгаков почти полностью согласился с А. Поляковым, П. Щеголевым, М. Лемке, Г. Чулковым, М. Цявловским, Б. Казанским», В этом вопросе Булгаков оказался не выше пушкиноведения 1930-х г.г. Сегодня, на основе новых материалов, автор книги «Пушкин в 1836 году» С. Г. Абрамович пишет, что «поведение Николая I в деле Пушкина не было, конечно, ни единственной, ни тем более определяющей причиной январской трагедии… Никакого «адского» злодейства царь не совершил: наивно приписывать ему некие тайные козни и заранее разработанные планы, направленцые на то, чтобы погубить Пушкина. Николай I не давал себе труда быть интриганом, он был слишком самодержцем, чтобы испытывать в этом потребность» (Там же, с. 85 и 84).
А между тем А. Гозенпуд приводит многочисленные свидетельства в пользу именно роковой роли Николая I в гибели Пушкина: «В пьесах В. Каменского «Пушкин и Дантес» (1924) и Н. Лернера «Пушкин и Николай I» (1927) трагедия затравленного светской чернью гения подменялась темой обманутого мужа, узнающего об измене жены. Пасквиль не только оказывался единственной причиной гибели поэта, но, что неизмеримо страшнее, в нем, как считали авторы, заключалась истина. В пьесе Н. Лернера герой произносил, обращаясь к жене: «Какое у тебя лживое и бесчестное лицо. Ты все время мне лгала, лгала. Я все больше узнаю правду о тебе. Так вот перед кем я много раз унижал свой гордый ум».
Император в пьесе Лернера вместе с Бенкендорфом сочиняет текст оскорбительного «диплома» на звание коадьютора ордена рогоносцев, провоцируя дуэль. Николай I занят только тем, что борется с Пушкиным, радуется его гибели (он присутствует в комнате, примыкающей к той, где умирает поэт) и цинично ухаживает за его женой. Он прямой убийца поэта.
Герой пьесы В. Каменского также осыпает упреками жену, увидев, как ее обнимает и целует Дантес. Вызвав Дантеса на дуэль и осушив три бутылки шампанского, он восклицает патетически: «Я поднимаю меч …чтобы отныне не одним только словом бороться с этой мещанской сволочью, но и оружием. Я хочу проучить этого негодяя Дантеса, в котором одном сосредоточены все мерзости общества, весь гной света, весь ужас и зло нашей царской дворни».
В начале драмы, в селе Михайловском, где уже в 1825 году Дантес преследует изгнанника, поэт заявляет Пущину: «Я сам головою против царя, против нашей жандармской власти… я за народ, за республику. За революцию… за немедленную…»
Пьеса В. Каменского первоначально заканчивалась смертью Дантеса — его убивал на дуэли Пушкин. А затем, перед занавесом должен был появиться автор и пояснить изумленным зрителям, что у него не поднялась рука. Об этом автору статьи рассказывал постановщик спектакля К. П. Хохлов (Ленинград, Театр драмы). Этот оптимистический финал, однако, не увидел света рампы.
В кинофильме «Поэт и царь» (1927) в то мгновенье, когда Дантес собирался выстрелить, Николай I в кадре нажимал курок пистолета. Так буквально была реализована метафора Э. Багрицкого:
Наемника безжалостную руку
Наводит на поэта Николай.
А. Гозенпуд, ссылаясь на свою беседу с Е. С. Булгаковой в 1949 году, на даче К. Г. Паустовского, утверждает, что Булгаков с некоторыми пьесами о Пушкине был знаком, хотя они и не были опубликованы, «возмущался дерзостью авторов». (См.: А. Гозенпуд. «Последние дни («Пушкин») (Из творческой истории пьесы) в сборнике «М. А. Булгаков-драматург и художественная культура его времени». М.,1988, с.155)
Машинописные экземпляры пьес И. Лернера и В. Каменского, на которые ссылается А. Гозенпуд, хранятся в Театральной библиотеке им. А. В. Луначарского. Пожалуй, над пьесой «Александр Пушкин» Булгаков работал больше и тщательнее, чем над некоторыми другими своими произведениями. И тому несколько причин: В. В. Вересаев, суровый оппонент чуть ли не всего того, что создавал Булгаков; писал о любимом, писателе, судьба которого была столь же тягостна, как и его собственная; светила малюсенькая надежда поставить эту пьесу к 100-летию со дня гибели Пушкина в 1937 году.
О ходе работы над пьесой узнаем из переписки с В. Вересаевым, П. С. Поповым, из документов и «Дневника» Е. С. Булгаковой.
25 августа 1934 года Е. С. записывает: «У М. А. возник план пьесы о Пушкине. Только он считает необходимым пригласить Вересаева для разработки материала, М. А. испытывает к нему благодарность за то, что тот в тяжелое время сам приехал к М. А. и предложил в долг денег. М. А. хочет этим как бы отблагодарить его, а я чувствую, что ничего хорошего не получится. Нет ничего хуже, когда двое работают».
18 октября 1934 года: «Днем были у В. В. Вересаева. М. А. пошел туда с предложением писать вместе с В. В. пьесу о Пушкине, то есть чтобы В. В., подбирал материал, а М. А. писал.
Мария Гермогеновна встретила это сразу восторженно. Старик был очень тронут, несколько раз пробежался по своему уютному кабинету, потом обнял М. А.
В. В. зажегся, начал говорить о Пушкине, о двойственности его, о том, что Наталья Николаевна была вовсе не пустышка, а несчастная женщина.
Сначала В. В. был ошеломлен — что М. А. решил пьесу писать без Пушкина (иначе будет вульгарной) — но, подумав, согласился».
18 декабря: «У Вересаева. М. А. рассказывал свой план пьесы. Больше всего запомнилось: Наталья, ночью, облитая светом улицы. Улыбается, вспоминает. И там же — тайный приход Дантеса. Обед у Салтыкова. В конце приход Данзаса с известием о ранении Пушкина».
28 декабря: «…В девять часов вечера Вересаевы. М. А. рассказывал свои мысли о пьесе. Она уже ясно вырисовывается».
12 февраля 1935 года: «Вечером — к Вересаевым. М. А. читал четвертую, пятую, шестую, седьмую и восьмую картины. Старику больше всего понравилась четвертая картина — в жандармском отделении.
Вообще они все время говорят, что пьеса будет замечательная, несмотря на то, что после читки яростно критиковали некоторые места. Старик не принимает выстрела Дантеса в картину.
А Мария Гермогеновна оспаривает трактовку Натальи. Но она не права, это признал и В. В.».
28 мая 1935 года: «М. А. диктует все эти дни «Пушкина». 2 июня — чтение в Вахтанговском театре, а 31 мая он хочет нескольким знакомым дома прочесть».
29 мая: «Сегодня М. А. закончил первый вариант «Пушкина». Пишу вариант, так как М. А. сам находит, что не совсем готово.
Пришел Вересаев и взял экземпляр с тем, чтобы завтра вечером придти обсуждать».
30 мая: «Был Вересаев. Начал с того, что говорил о незначительных изменениях в ремарках и репликах (Никита не в ту дверь выходит, прибавить Богомазову слова «на театре»).
Потом пришел Гр. Конский, и мы с ним сидели в кабинете, а М. А. и Вересаев разговаривали в столовой. Со слов М.
