требуется для жизни (если только жизнью можно назвать мое существование за последние два года) с Тасей. Она, конечно, нигде не служит и готовит на маленькой железной печке. (Кроме жалования у меня плебейский паек. Но боюсь, что в дальнейшем он все больше будет хромать.)
* * *
Жизнь московскую описывать не стану. Это нечто столь феерическое, что нужно страниц 8 специально посвященных ей. Иначе понять ее нельзя. Да и не знаю, интересна ли она тебе? На всякий случай упомяну две-три детали, дернув их наобум.
Самое характерное, что мне бросилось в глаза: 1) человек плохо одетый — пропал; 2) увеличивается количество трамваев и, по слухам, прогорают магазины, театры (кроме «гротесков») прогорают, частн[ые] худ[ожественные] издания лопаются. Цены сообщить невозможно, потому что процесс падения валюты принял головокружительный характер, и иногда создается разница при покупке днем и к вечеру. Например: утром постное масло — 600, вечер[ом] — 650 и т. д. Сегодня купил себе англ[ийские] ботинки желтые на рынке за 4 1/4 миллиона. Страшно спешил, п[отому] ч[то] через неделю они будут стоить 10.
Прочее, повторяю, неописуемо. Замечателен квартирный вопрос. По счастью для меня, тот кошмар в 5-м этаже, среди которого я 1/2 года бился за жизнь, стоит дешево (за март около 700 тыс.).
Кстати: дом уже «жил[ищного] раб[очего] кооператива» и во главе фирмы вся теплая компания, от 4—7 по-прежнему заседания в комнате налево от ворот.
Топить перестали неделю назад.
Работой я буквально задавлен. Не имею времени писать и заниматься, как следует, франц[узским] язык[ом]. Составляю себе библиотеку (у букинистов — наглой и невежеств[енной] сволочи — книги дороже, чем в магазинах).
* * *
Большая просьба: попроси всех, если кто-нибудь будет писать обо мне Саше Гд[ешинскому] [99 — Александр Петрович Гдешинский — друг детства Булгакова.], мой адрес дать на д[ядю] Колю и в точном начертании, как пишете Вы, чтобы не было путаницы и вздора. И немедленно напиши мне его адрес.
* * *
Сейчас 2 часа ночи. Настолько устал, что даже не отдаю себе отчета: что я, собственно, написал! Пустяки какие-то написал, а важное, кажется, забыл…
Пиши. Целую.
Михаил.
* Сейчас, собравшись запечатывать письмо, узнал: ботинки не английск[ие], а америк[анские] и на картонной подошве. Господи, Боже мой! До чего мне все это надоело! [100 — Писатель Юрий Львович Слезкин описывает жизнь Булгакова в то время таким образом: «Жил тогда Миша бедно, в темноватой, сырой комнате большого дома на Садовой, со своей первой женой Татьяной Николаевной. По стенкам висели старые афиши, вырезки из газет, чудаческие надписи. Был Булгаков стеснен в средствах, сутулился, поднимал глаза к небу, воздевал руки, говорил: „когда же это кончится?..“ припрятывал „золотые“, рекомендовал делать то же. Работал в „Гудке“ и проклинал редактора. Читал свой роман о каком-то наркомане и повесть о докторе — что-то очень скучное и растянутое. Ходил ко мне и к Стонову : #c_19 чуть не каждый день. Любили мы его слушать — рассказывал он мастерски, зло, остроумно. Тогда же написал и свои „Записки на манжетах“ — это было лучше. Вспоминал Кавказ со скрежетом зубовным… Его манера говорить схвачена у меня довольно верно в образе писателя в „Столовой горе“. Когда я писал эту „Столовую гору“ — она не была такая куцая, какой вышла из-под руки цензуры. Булгаков хвалил роман и, очевидно, вполне искренне относился с симпатией ко мне как писателю и человеку. Написал даже большую статью для берлинского журнала „Сполохи“, где и была она помещена…» : #c_20]
М.А. Булгаков ― В.А. Булгаковой [101 — Вопросы литературы, 1984. № 11. Письма. Печатается и датируется по машинописной копии (ОР РГБ, ф. 562, к. 19, ед. хр. З, л. З)]
24-го марта 1922. Москва
Дорогая Вера,
много раз пытался присесть, написать тебе, но веришь ли, — я так устаю от своей каторжной работы, что вечером иногда не в силах выжать из себя ни одной строки. От тебя я получил одно письмо осенью пришлого года. И ответил на него тотчас же. Очевидно, оно до тебя не дошло. Молодой человек, что приезжал сюда (он видел только Тасю, меня не застал), говорил, что ты сердишься на меня за молчание. Теперь хочу взяться за переписку со своими и думаю, что ты будешь писать мне.
* * *
Во-первых: получила ли ты известие о смерти мамы: (Она скончалась от сыпного тифа.) Варя из Киева дала тебе телеграмму.
* * *
Я очень много работаю; служу в большой газете «Рабочий» и зав. издат. в Научн. Техн. Комит. у Бориса Михайловича 3[емского]. Устроился только недавно. Самый ужасный вопрос в Москве — квартирный. Живу в комнате, оставленной мне по отъезде Андреем 3[емским]. Комната скверная, соседство тоже. Больш. Садовая 10, кв. 50. Оседлым себя не чувствую, устроиться в нее стоило больших хлопот. О ценах московских и писать не буду, они невероятны. Я получаю жалованье около 45 миллионов в месяц (по мартовскому курсу). Этого мало. Нужно напрягаться, чтобы заработать еще. Знакомых у меня в Москве очень много (журнальный и артист, мир), но редко кого вижу, потому что горю в работе и мечусь по Москве исключительно по газетным делам.
* * *
Дядю Колю «уплотнили», но живет он сравнительно с другими хорошо.
* * *
Меня очень беспокоит, как ты поживаешь. Не голодно ли?
* * *
У Ивана Павловича скопилась вся компания (Леля, Костя, Варя, Лена), а Андрей с Надей у Василия [Павлов]ича.
Скучаю по своим.
Ваня и Коля [102 — Булгаков Николай Афанасьевич (1898—1966) — брат писателя, вел обширную переписку с родственниками. Сохранилось письмо Николая Афанасьевича к матери (от 16 января 1922 г.) из Загреба, которое она получила незадолго до смерти. На наш взгляд, это письмо представляет большой интерес. Приводим письмо с некоторыми сокращениями:«Милая моя, дорогая мамочка, и все близкие моему сердцу братья и сестры!Вчера я пережил незабываемые драгоценные минуты: нежданно-негаданно пришло твое письмо, когда я только что вернулся из университета. Слезы клубком подошли к горлу и руки тряслись, когда я вскрывал это драгоценное письмо. Я рыдал, в полном смысле этого слова, до того я истосковался и наволновался: столько времени ни о ком ни полслова!Боже милосердный, неужели это правда! […]Сколько бодрости и радости принесло мне известие, что вы все живы и здоровы. Теперь расскажу кое-что о себе: я, слава Богу, здоров и, вероятно, страшно переменился за эти годы: ведь мне уже 24-ый год. Посылаю вам одну из последних карточек.После довольно бедственного года, проведенного мною в борьбе за существование, я окончательно поправил свои легкие и решил снова начать учебную жизнь. Но не так легко это было сделать: понадобился целый год службы в одном из госпиталей, чтобы окончательно стать на ноги… Это была очень тяжелая и упорная работа: так, например, я просидел взаперти 22 суток один-одинешенек с оспенными больными крестьянами, доставленными из пораженного эпидемией уезда. Работал в тифозном отделении с 50 больными, и Бог вынес меня целым и невредимым. Все это смягчалось сознанием, что близка намеченная цель…Теперь я освобожден от платы за право учения, получаю от университета : #c_21 стипендию, равную 20—25 рублям мирного времени. Половину этого отнимает квартира, отопление и освещение, а остальное на прочие потребности жизни: еду и остальное! Жить приходится более чем скромно, но меня спасает то, что за время службы в госпитале я купил себе теплое пальто, 2 пары ботинок, кой-какой костюмчик […] Есть даже какая-то посуда. Живу я на окраине города, в комнате с самой необходимой студенту обстановкой… Воду дают хозяева, которые очень хорошо ко мне относятся; ведь я не пью, не курю, не скандалю — тихий квартирант и платит аккуратно! Готовлю обычно сам, но иногда обедаю в столовках, что подешевле […] Конечно не приходится думать о покупке нужных и дорогих пособий […] А больше всего работаю в университетской библиотеке, в которой очень много хороших книг на немецком языке, который я изучил еще до поступления в университет, живя в госпитале […]Теперь буду писать очень часто и побольше, а вы все с своей стороны обязаны писать мне (можно коллективные письма, а то это удовольствие не по карманам) […] Может быть, прислать бумаги и конвертов: у меня есть. Может быть, Михаилу это понадобится. Если будешь писать ему, напиши обо мне, пожелай от меня здоровья и благополучия, передай поцелуй ему с Тасей и обязательно сообщи его адрес […]Ну пора кончать (только что кончил варить обед на завтра и послезавтра; пока писал — он кипел, а теперь готов).Целую всех крепко, крепко. Боже благослови вас — милых.Да скажи О[тцу] Николаю, что я его помню и очень люблю, пусть помолится за меня.Пишите, если будет возможно, почаще. Даст Бог увидимся.Коля.Не забывайте, что я совершенно один и не могу переносить одиночества, а бывать не у кого; кругом все чужие».] здоровы, о них мне писали.
Я жду от тебя письма с описанием твоей жизни и планов.
Целую. Твой Михаил.
М.А. Булгаков ― Н.А. Булгаковой-Земской [103 — Вопросы литературы, 1984, № 11. Письма. Публикуется и датируется (ОР РГБ, ф. 562, к. 19, ед. хр. 23, л. 9-10).]
18 апреля 1922 Москва
Дорогая Надя,
извини, что не успел поздравить со Светлым праздником. Я веду такой каторжный образ жизни, что не имею буквально минуты. Только два дня вздохнул на праздники. А теперь опять начинается мой кошмар.
Отвечаю на запросы в твоем письме, переданном Вас. Павл.
Бориса, конечно, выписали. Вас тоже. Думаю, что обратно не впишут. Дом «жил. раб. товарищ.» Плата прогрессирует. Апрель 1 1/2 милл. Топить перестали в марте. Все переплеты покрылись плесенью. Вероятно (а может быть и нет), на днях сделают попытку выселить меня, но встретят с моей стороны сопротивление на законн. основании (должность: у Боба старшим инженером служу с марта).
Прилагаю старания найти комнату. Но это безнадежно. За указание комнаты берут бешеные деньги.
* * *
Всюду огромное сокращение штатов. Пайки гражданск. отменены. Народное образов[ание] оплачивается хуже всего и неаккуратно.
* * *
Цены. Нет смысла сообщать: меняются каждый день на сотни тысяч. Перед праздником: белая мука пуд — 18 милл. Хлеб белый 375 т[ысяч] фунт, масло слив. 1 милл. 200 т. фунт.
* * *
Боб: о Вашем приезде знает. Живет очень хорошо. Много зарабатывает. Гостит отец Марии Д. [104 — Мария Даниловна — жена Бориса Михайловича Земского.]
* * *
Д[адя] Коля живет прекрасно. Уплотнен.
* * *
Я: 1) служу сотрудником больш. офф. газеты, 2) у Боба [105 — Боб — Борис Михайлович Земский писал в письме от 9 апреля 1922 г. в Киев брату и Надежде Афанасьевне: «Булгаковых
