князь Николай Николаевич. В случае успеха — новое мощное давление на советскую Россию (вплоть до интервенции) становилось неизбежным. Но, как и предсказывали скептики, ничего путного из этой затеи не вышло — съезд не смог объединить вокруг себя сколько-нибудь сильные группировки. Радость врагов возрождения Российской империи была безмерной, причем провалу русского объединения больше радовались милюковцы, керенцы и прочие демократы, нежели большевики. Ибо Сталин понимал, что для его власти большую опасность представляют не монархисты, а именно «демократы» всех мастей, которые поддерживались «демократическими» правительствами западных стран и многими функционерами-коммунистами в России, которым не по душе были некоторые меры Сталина по укреплению государственности в самой советской России. Сменовеховцы в этом политическом раскладе занимали особое положение, и ярлыки к ним приклеивались самые разнообразные. В Политбюро к этому явлению также относились по-разному, несмотря на то, что оно было его детищем. Сталин, например, терпеливо выжидал, а вот Бухарин буквально бесновался, настаивая на немедленном уничтожении сменовеховства. Так, в ноябре 1925 года он выступил с большой публикацией в газете «Правда» (№ 259, 260, 261) под названием «Цесаризм под маской революции», в которой камня на камне не оставил от рецензируемой им книги И. Устрялова «Под знаком революции». Примечательна заключительная часть этой статьи: «Г-н Устрялов совсем не понял мировой войны и „исторического зла“ самодержавия. (Г-н Устрялов совсем не понял смысла гражданской войны и только post factum он начал соображать, что дело белых — гиблое дело.) Г-н Устрялов не понимает теперь хозяйственной „войны“, которую мы ведем, и здесь открыто стоит в стане наших врагов. А по существу дела, он защищает, как это ни странно, реформированное самодержавие, самодержавие нового образца. Фашистский цесаризм это и есть не что иное, как форма самодержавия».Казалось бы, после таких выступлений одного из руководителей партии и государства (были, кстати, и другие выступления) должны последовать оргвыводы с соответствующими мерами. Но Сталин и в этой ситуации не спешил, считая свои варианты развития событий. Видимо, окончательное решение он принял в апреле — в момент высокого политического напряжения, связанного с РЗС (кстати, ненавидимый Булгаковым Михаил Кольцов поместил в «Правде» несколько глумливых статей по поводу провала съезда, одна из которых заканчивалась так: «И зарубежные белогвардейцы после новой, сотой попытки соорганизоваться, — опять у разбитого корыта, без царя на троне, без царя в голове»). 16 апреля в «Правде» появляется погромная статья против И.Г. Лежнева (рассматривалась его статья о нэ-пе, которую он поместил во втором номере своего журнала «Новая Россия») с рязвязной концовкой:«Г-н Лежнев, вы плохой политик!Злой рок заставляет всех оборачиваться к вам не тем, чем надо…»В начале мая на заседании Политбюро было принято решение о закрытии журнала «Новая Россия» и высылке И.Г. Лежнева за границу. Тем же решением Политбюро было поручено ОГПУ в трехдневный срок представить предложения в развитие принятого решения (заметим, что и само решение Политбюро было принято на основании докладной записки ОГПУ).И тут-то для Булгакова наступила тяжелая пора: составляя перечень мер, вытекающих из постановления Политбюро, ОГПУ «подверстало» сюда и ненавистного ему Булгакова. Вот полный текст документа, подготовленного в ОГПУ.7 мая 1926 г.Строго секретноВ ЦК ВКП/Б/ ТОВ. МОЛОТОВУВ развитие нашей докладной записки от 5 сего мая за № 3446 и во исполнение постановления Политбюро от 5 мая, считаем необходимым произвести следующие мероприятия:1. Экономический зажим Сменовеховского объединения путем закрытия издательства «Новая Россия» и конфискации его имущества как главной экономической базы и самого удобного пути для выработки и распространения новых идеологий.2. Предложение Главлиту не допускать впредь публичных лекций, рефератов, выступлений сменовеховцев, подобных рефератам Ключникова, как приобретающих неизменное значение политических демонстраций и являющихся ничем не прикрытой формой пропаганды чуждой нам идеологии.3. Для успешности означенных мероприятий и завершения разгрома Устряловско-Лежневской группы сменовеховцев произвести обыски без арестов у нижепоименованных 8-ми лиц, и по результатам обыска, о которых будет Вам доложено особо, возбудить следствие, в зависимости от результатов коего выслать, если понадобится, кроме ЛЕЖНЕВА, и еще ряд лиц по следующему списку.1. КЛЮЧНИКОВ Юрий Вениаминович, проф. 1 МГУ, научный сотрудник Коммунистической Академии.2. ПОТЕХИН Юрий Николаевич, литератор, юрист-консульт акционерного Об-ва «Тепло и Сила».3. ТАН-БОГОРАЗ Владимир Германович — научный работник Академии Наук.4. АДРИАНОВ — проф. Ленинградского университета.5. РЕДКО А. М. — проф. Ленинградского университета.6. БОБРИЩЕВ-ПУШКИН Александр Владимирович, литератор.7. БУЛГАКОВ Михаил Александрович : #c_40 — литератор.8. УСТРЯЛОВ Михаил Васильевич — литератор (брат Н. В. Устрялова).ЗАМПРЕД ОГПУ: (Ягода)P.S. Нам чрезвычайно важно произвести обыски одновременно с закрытием «Новой России», ввиду этого прошу те мероприятия, если будут одобрены Вами — провести голосование опросом.Г. Ягода (НГ, 28.12.94).Парадоксальность ситуации для Булгакова заключалась в том, что он не только не был сменовеховцем, но и считал это движение ничтожным и вредным для русского национального возрождения. Он печатал свои сочинения в сменовеховских изданиях только потому, что другой возможности печататься просто не было. И как он отмечал позже в своей повести «Тайному другу», «[…] из-за того, что я в пыльный день сам залез зачем-то в контору к Рвацкому, я:1) принимал у себя на квартире три раза черт знает кого…»Добавим от себя, что не только принимал «черт знает кого», но и посещал заведение, наполненное этими самыми существами. Заведение это, не получив санкции на арест писателя от верховной власти, постоянно насыщало его «дело» все новыми и новыми бумагами, коих скопилось так много, что сейчас булгаковеды, допущенные в это заведение, в поте лица трудятся над их освоением, и конца этой работе пока не видно.] (ордер № 2287, дело 45) [313 — Сохранился протокол обыска квартиры Булгакова, который мы печатаем с сокращениями.«На основании ордера Объединенного Государственного политического управления за № 2287 от 7 мая мес. 1926 г. произведен обыск у гр. Булгакова в д. № 9, кв. № 4 по ул. Кропоткина, пер. Чистый, сотр. Врачевым.При обыске присутствовали: обыскиваемый Булгаков М. А. и арендатор дома Градов В. В.Согласно данным указаниям задержаны:гражд……….Взято для доставления в Объединенное Госполитуправление следующие (подробная опись всего конфискуемого или реквизируемого)……….1) Два экземпляра перепечатанных на машинке „Собачье сердце“.2) Три дневника: за 1921-23 и 25 годы.3) Один экзем. отпечат. на пишущ. маш. „чтение мыслей“.4) „Послание Евангелисту Демьяну Бедному“.5) стихотворение В. Инбер (пародия Есенина).Обыск производил: Уполн. 5-го отд. СООГПУ Врачев………..указанное в протоколе и прочтение его вместе с примечаниями лицами,у которых обыск производился, удостоверяем:Аренд, дома В. ГрадовКроме того подписали: М. Булгаков„7“ мая 1926 г. Проводивший обыск Уполн. СООГПУ Врачев».Протокол этот требует хотя бы минимальных комментариев. Л.Е. Белозерская свидетельствует:«В один прекрасный вечер […] на голубятню постучали (звонка у нас не было) и на мой вопрос „кто там?“ бодрый голос арендатора ответил: „Это я, гостей к вам привел!“На пороге стояли двое штатских: человек в пенсне и просто невысокого роста человек — следователи Славкин и его помощник с обыском. Арендатор пришел в качестве понятого. Булгакова не было дома, и я забеспокоилась: как-то примет он приход „гостей“, и попросила не приступать к обыску без хозяина, который вот-вот должен прийти. Все прошли в комнату и сели […] и вдруг знакомый стук. Я бросилась открывать и сказала шепотом М. А.:— Ты не волнуйся, Мака, у нас обыск.Но он держался молодцом (дергаться он начал значительно позже). Славкин занялся книжными полками, „Пенсне“ стало переворачивать кресла и колоть их длинной спицей […] Под утро зевающий арендатор спросил:— А почему бы вам, товарищи, не перенести ваши операции на дневные часы?Ему никто не ответил. Найдя на полке „Собачье сердце“ и дневниковые записи, „гости“ тотчас же уехали.По настоянию Горького, приблизительно через два года „Собачье сердце“ было возвращено автору…» (О мед воспоминаний, с. 27-29).К сожалению, Л.Е. Белозерская не конкретизирует — что же было изъято у Булгакова из рукописей (да и путает фамилии следователей). А это очень важно. Если исходить из протокольных записей, то изъято было три дневника за 1921-23 и 25 годы (что касается «Собачьего сердца», то запись абсолютно точная — в архиве писателя хранятся два экз. машинописи с текстом повести и пометами на одном из них, которые сделаны в ОГПУ), что не соответствует действительности хотя бы уже потому, что обнаруженная ныне в архиве ОГПУ фотокопия дневника писателя фиксирует иные даты — 1923-1925. Но сохранившиеся в архиве писателя кусочки подлинного дневника датируются 1922 годом. Из текста этих кусочков также видно, что Булгаков вел дневник и в 1921 году! Так что не будет большой сенсацией, если в архиве ОГПУ найдутся фотокопии дневника писателя за 1921-1922 годы.Сохранилась расписка «дежурного стола приема почты Админоргупр» ОГПУ от 18 мая 1926 года о приеме от Булгакова «одного заявления в ОГПУ».], у меня были взяты с соответствующим занесением в протокол — повесть моя «Собачье сердце» в 2-х экземплярах на пишущей машинке и 3 тетради писанных мною от руки черновых мемуаров моих под заглавием «Мой дневник».
Ввиду того, что «Сердце» и «Дневник» необходимы мне в срочном порядке для дальнейших моих литературных работ, а «Дневник», кроме того, является для меня очень ценным интимным материалом, прошу о возвращении мне их [314 — Ответа на заявление не было. Но как выяснилось позже, некоторые члены Политбюро, включая Сталина и Молотова, с интересом читали дневники писателя.].
Михаил Булгаков,
18-го мая 1926 г.
г. Москва
М.А. Булгаков ― совету и дирекции МХАТ [315 — Письма. Печатается и датируется по первому изданию (Автограф в музее МХАТ инв. №17893).]
Сим имею честь известить о том, что я не согласен на удаление Петлюровской сцены из пьесы моей «Белая гвардия».
Мотивировка: Петлюровская сцена органически связана с пьесой.
Также не согласен я на то, чтобы при перемене заглавия пьеса была названа «Перед концом».
Также не согласен я на превращение 4-х актной пьесы в 3-х актную.
Согласен совместно с Советом Театра обсудить иное заглавие для пьесы «Белая гвардия».
В случае, если Театр с изложенным в этом письме не согласится, прошу пьесу «Белая гвардия» снять в срочном порядке [316 — К ультиматуму Булгакова во МХАТе отнеслись с пониманием. В архиве сохранился ответ В.В. Лужского (члена Высшего совета МХАТа, в который также входили Станиславский, Леонидов, Качалов, Москвин), разряжавший сложную ситуацию:«Что Вы, милый наш мхатый, Михаил Афанасьевич? Кто Вас так взвинтил?»Постепенно конфликт стал разрешаться. А в августе того же года было принято окончательное решение: назвали «Дни Турбиных» («Белая гвардия»).].
Михаил Булгаков.
4 июня 1926 г.
Председателю Совета Народных Комиссаров [317 — Булгаков Михаил. Дневник. Письма 1914―1940. М., 1997. Печатается и датируется по машинописной копии (ОР РГБ, ф. 562, к. 27, ед. хр. 10).]
литератора
Михаила Афанасьевича
Булгакова
7-го мая с. г. представителями ОГПУ
