к телефону […] Я подошла. „Оденьтесь и выйдите на крыльцо“, — загадочно сказал Миша и, не объясняя ничего, только повторял эти слова. Жил он в это время на Бол. Пироговской, а мы на Бол. Садовой, угол Мал. Бронной, в особнячке, видевшем Наполеона, с каминами, с кухней внизу, с круглыми окнами, затянутыми сиянием, словом, дело не в сиянии, а в том, что далеко друг от друга. А он повторяет — выходите на крыльцо. Под Оленькино ворчание я оделась […] и вышла на крылечко. Луна светит страшно ярко, Миша белый в ее свете стоит у крыльца. Взял под руку и на все мои вопросы и смех — прикладывает палец ко рту и молчит… Ведет через улицу, приводит на Патриаршие пруды, доводит до одного дерева и говорит, показывая на скамейку: здесь они увидели его в первый раз. И опять — палец у рта, опять молчание…Потом пришла весна, за ней лето, я поехала в Ессентуки на месяц. Получала письма от Миши, в одном была засохшая роза и вместо фотографии — только глаза его, вырезанные из карточки… С осени 29 г., когда я вернулась, мы стали ходить с ним в Ленинскую библиотеку, он в это время писал книгу […]».]
Телеграмма
Июль 1930 г. Мисхор.
1
Убежден ваше ведомство может срочно приобрести Москве курбюро путевку южный берег Крыма Распределитель Севастополь при веском документе.
2
Ведомство полагаю найдет место одном из пансионатов протяжении Мисхор — Ялта.
Как здоровье? Привет вашему семейству. Телеграфируйте Крым Мисхор Пансионат Магнолия [438 — В ответ Е.С. Шиловская телеграфировала: «Здравствуйте, друг мой, Мишенька. Очень вас вспоминаю и очень вы милы моему сердцу. Поправляйтесь, отдыхайте. Хочется вас увидеть веселым, бодрым, жутким симпатягой. Ваша Мадлена Трусикова-Ненадежная».].
М.А. Булгаков ― Н.А. Венкстерн [439 — Печатается и датируется по первому изданию.]
22 июля 1930 года (Мисхор)
Милая Наталья Алексеевна! [440 — Венкстерн Наталья Алексеевна (1891—1957) — драматург. Ее пьеса «В 1825 году» и инсценировка «Пиквикского клуба», поставленные. МХАТом, пользовались успехом.Из протокола заседания режиссерского совещания 7 мая 1932 г. во МХАТе можно узнать, что инсценировка Н.А. Венкстерн «Пиквикского клуба» понравилась И.М. Кудрявцеву, актеру театра, режиссеру В.Г. Сахновскому, завлиту П.А. Маркову. М.А. Булгаков на обсуждении сказал: «Считаю, что в данном случае мы имеем блестящее перенесение на сцену сатирического романа „Диккенса“» (См.: Марков П. А. В художественном театре. Книга завлита. М., 1976, С. 583).Ставил «Пиквикский клуб» актер и режиссер МХАТа В.Я. Станицын, режиссером-ассистентом был М.А. Булгаков. Премьера — 1 декабря 1934 г.«По вечерам нередко к нам приезжала писательница Наталья Алексеевна Венкстерн, — вспоминает Л.Е. Белозерская. — Она уже написала пьесу „В 1825 году“, шедшую с большим успехом во МХАТе 2-м. В ней особенно хороши были Гиацинтова и Берсенев. Московский Художественный театр заказал писательнице инсценировку „Пиквикского клуба“ Диккенса. По Москве тогда пошли слухи, что пьесу написал Булгаков. Это неправда: Москва любит посплетничать. Наташа приносила готовые куски, в которых она добросовестно старалась сохранить длинные диккенсовские периоды, а М. А. молниеносно переделывал их в короткие сценические диалоги. Было очень интересно наблюдать за этим колдовским превращением. Но Наталья Венкстерн была женщина умная и способная: она очень скоро уловила, чего добивался Булгаков.„Пиквикский клуб“ был поставлен в МХАТе в 1934 году В. Станицыным. Декорации в стиле старинной английской раскрашенной гравюры написал П. Вильямс, музыку — Н. Сизов. Некоторые песенки до сих пор еще звучат в моей памяти: „Здравствуй, дом, прощай, дорога“, — много раз напевали москвичи…»]В Крыму — зной. Море, — как и было… Скука даже не зеленая, что-то чудовищное, что можно видеть лишь во сне. В первых числах августа собираюсь обратно.
27 июля 1930 года.
3-го августа еду в Москву.
М.А. Булгаков ― К.С. Станиславскому [441 — Письма. Печатается и датируется по первому изданию.]
6 августа 1930 г. Москва
Москва.
Большая Пироговская 35-а
квар. 6.
Михаил Афанасьевич
Многоуважаемый Константин Сергеевич.
Вернувшись из Крыма, где я лечил мои больные нервы после очень трудных для меня последних двух лет, пишу Вам простые неофициальные строки:
Запрещение всех моих пьес заставило меня обратиться к Правительству СССР с письмом, в котором я просил или отпустить меня за границу, если мне уже невозможно работать в качестве драматурга, или же предоставить мне возможность стать режиссером в театре СССР.
Есть единственный и лучший театр. Вам он хорошо известен.
И в письме моем к Правительству написано было так: «я прошусь в лучшую школу, возглавляемую мастерами К.С. Станиславским и В.И. Немировичем-Данченко». Мое письмо было принято во внимание и мне была дана возможность подать заявление в Художественный Театр и быть зачисленным в него.
После тяжелой грусти о погибших моих пьесах, мне стало легче, когда я — после долгой паузы — и уже в новом качестве переступил порог театра, созданного Вами для славы страны.
Примите, Константин Сергеевич, с ясной душой нового режиссера. Поверьте, он любит Ваш Художественный Театр.
Возвращайтесь в Москву и вновь пройдите по сукну, окаймляющему зал [442 — 4 сентября 1930 г. К.С. Станиславский писал Булгакову: «Вы не представляете себе, до какой степени я рад Вашему вступлению в наш театр!Мне пришлось поработать с Вами лишь на нескольких репетициях „Турбиных“, и я тогда почувствовал в Вас — режиссера (а может быть, и актера?!). Мольер и многие другие совмещали эти профессии с литературой!»].
Уважающий Вас
Михаил Булгаков.
М.А. Булгаков ― Н.А. Булгакову [443 — Письма. Публикуется и датируется по автографу (ОР РГБ, ф. 562, к. 19, ед. хр. 12).]
7 августа 1930 г.
Дорогой Никол!
вчера получил твое письмо из Zagreba от 31.VII.30, начинающееся словами «пишу это письмо, лежа в клинике…».
До этого ни одного из твоих писем я не получил. Последнее мое письмо к тебе содержало просьбу о лекарствах. На него (и на предыдущие) ответа от тебя уже не было.
Вчерашняя весть от тебя меня несколько оживила. Прошу срочно ответить на это письмо.
1) МХТ: сообщение о назначении верно [444 — М.А. Булгаков отвечает на следующую реплику брата от «Твое молчание, конечно, глубоко удручает меня, тем более, что несколько подряд моих писем осталось без всякого ответа. Стороной имею о тебе сведения — например, назначение в МХАТ — но при отсутствии твоих писем не могу ничему придавать большого значения».]. Назначен режиссером в МХТ. Комментарии к этому, появившиеся в прессе за пределами СССР, мне неизвестны. В них, вероятно, — много путаного, вымышленного. Но основа верна.
2) Деньги нужны остро. И вот почему: в МХТ жалованья назначено 150 руб. в месяц, но и их я не получаю, т. к. они мною отданы на погашение последней ¼ подоходного налога за истекший год. Остается несколько рублей в месяц. Помимо них, 300 рублей в месяц я получаю в театре, носящем название ТРАМ [445 — После разговора со Сталиным М.А. Булгаков был принят режиссером в МХАТ, а вечером работал в ТРАМе.] (театр рабочей молодежи). В него я поступил тогда же приблизительно, когда и в МХТ.
Но денежные раны, нанесенные мне за прошлый год, так тяжки, так непоправимы, что и 300 трамовских рублей как в пасть валятся на затыкание долгов (паутина).
Пишу это я не с тем, чтобы наскучить тебе или жаловаться. Даже в Москве какие-то сукины сыны распространили слух, что будто бы я получаю по 500 рублей в месяц в каждом театре. Вот уж несколько лет как в Москве и за границей вокруг моей фамилии сплетают вымыслы. Большей частью злостные.
Но ты, конечно, сам понимаешь, что черпать сведения обо мне можно только из моих писем — скудных хотя бы.
Итак: если у тебя имеются мои деньги и если хоть какая-нибудь возможность перевести в СССР есть, ни минуты не медля, переведи.
3) Английский перевод моей книжки (какой — ты не пишешь) устраивай. Если поступят по этому деньги, сообщи срочно.
4) Лекарства, уж конечно, не нужны.
Теперь позволю себе повторить, что мне нужно:
1) экземпляры моего романа «Дни Турбиных» (Paris).
3) Начало «La mort des poules» из журнала «Vie» [446 — «Vie» — «Жизнь» (франц.).]
4) Вырезки из газет обо мне. Я понимаю, что я тебя затрудняю, но … нужно!
На этом пока заканчиваю письмо.
Поправляйся. Надеюсь на вполне благоприятный исход твоей операции [447 — У Н.А. Булгакова была операция по поводу болезни горла.]. Счастлив, что ты погружен в науку. Будь блестящ в своих исследованиях, смел, бодр, и всегда надейся. Люба тебе шлет привет.
Твой Михаил.
P.S. Следующее письмо пошлю немедленно. В нем подробнее напишу о себе.
Б. Пироговская 35/a, кв. 6.
1931―1940
М.А. Булгаков ― Е.С. Шиловской [448]
3 янв. 1931 г.
Мой друг! Извини, что я так часто приезжал. Но сегодня я […] [449 — На этом письмо обрывается. Очевидно, написано Елене Сергеевне в те дни, когда она отдыхала в подмосковном доме отдыха и куда Булгаков приезжал несколько раз.]
М.А. Булгаков — И.В. Сталину [450 — Октябрь. 1987, № 6. Затем: Письма. Печатается и датируется по автографу (ОР РГБ, ф. 562,к. 19, ед. хр. ЗЗ, л. 7).]
И музе возвращу я голос,
Ты обретешь, сбирая колос
С своей несжатой полосы.
Некрасов
Генеральному Секретарю ВКП(б) И.В. Сталину
Многоуважаемый Иосиф Виссарионович!
Около полутора лет прошло с тех пор, как я замолк.
Теперь, когда я чувствую себя очень тяжело больным, мне хочется просить Вас стать моим первым читателем… [451 — Казалось бы, ситуация для Булгакова складывалась благоприятно: он работал в любимом театре, участвовал в репетициях, получил заказ на инсценировку «Мертвых душ», рецензировал сценарии в ТРАМе, но ни одна из его пьес не была возобновлена в театре, ни одна строка не появилась в печати. Улучшились только материальные условия, душевное же состояние его было подавленным. Сказывались и нездоровье, и крайнее переутомление, неопределенность положения как писателя. Но после разговора с И.В. Сталиным Булгаков стал надеяться на встречу с ним. По свидетельству Е.С. Булгаковой, беседы с Михаилом Афанасьевичем о И.В. Сталине носили постоянный характер. Очевидно, размышления о предстоящей встрече с Генеральным секретарем побудили его написать сугубо личное письмо И.В. Сталину, хотя оно так и не было завершено: автограф неоконченного письма Сталину хранится в архиве писателя.Булгаков, очевидно, не был уверен в том, что его правильно поймут, и поэтому письмо обрывается на полуслове. В то время положение многих русских писателей было неопределенным. Напомним здесь только об одном факте: как раз тогда издательства отказались печатать третью книгу «Тихого Дона» М. Шолохова, который 6 июня 1931 г. обратился с тревожным письмом к А.М. Горькому. В июне же 1931 г. состоялась встреча Сталина и Шолохова на даче Горького, где и решилась судьба публикации третьей книги великого русского романа. А в октябре 1933 г. Алексей Толстой
