музыки? И я должен выслать совсем новый клавир? Но тогда — другой разговор. Пишу Вам и чувствую, что волнуюсь, хотя чего ради? По всем данным, опера не идет. По другим же слухам, ее уже сослали в Филиал. Очевидно, массовые сцены будут купюрованы? Когда у меня был Платон Михайлович и восторженно описывал мне, какой он сценически представляет себе нашу оперу с точки зрения политической значимости тематики, я все время ощущал большой размах, большой план и, следовательно, сцену Большого театра. Но если это мечты, если Б[ольшой] театр не для меня, то ведь тогда, действительно, надо пересмотреть всю оперу и многое переделать в сторону большей экономии массовых сцен, усилить интимно-лирический элемент (или просто его воссоздать), уменьшить число действ(ующих) лиц и т.д., и т.д. Словом, эти слухи о Филиале изнуряют и подтачивают мою творческую энергию едва лишь менее, чем сознание, что опера совсем не пойдет, к чему я все время стараюсь себя приучить. Ну вот пока все. Завтра надеюсь еще написать Вам, получив ноты. А строго говоря, зачем их посылать? Не лучше ли им лежать у меня. Лежит же с декабря клавир в Москве, а «музыка», говорят, «отсутствует»? Приветы В[ашей] супруге. Вам, Мелику. «Кавказский пленник» мой совсем сгинул. Ни в балет, ни в оперу нет хода. Прямо беда. Обнимаю Вас.
Б. Асафьев
Знаете ли книжку Любомирова (П. Г.) [832 — Любомиров Павел Григорьевич (1885—1935) — русский историк. В 1910 г. окончил Петербургский университет. Работал в Саратове и Москве. Специалист по истории России XVII—XVIII вв. Писал о Радищеве и М.М. Щербатове, об истории раскола и старообрядчества. «Очерк истории Нижегородского ополчения 1611—1613 гг.» П.Г. Любомирова вышел в 1915, а не 1917 г. как ошибочно утверждает Б.В. Асафьев.] «Очерк истории Нижегородского ополчения 1611—1613 гг». (Петроград, 1917). Еще любопытные вещи я вычитал о Смутном времени в одной книге 1718 года [833 — «Рассуждение о причинах свеиской войны» ближайшего помощника Петра Великого вышло в 1717 г. и действительно вполне могло быть отредактировано Петром. Автор ее, П. Шафиров, занимал крупные государственные посты при Петре Великом.], редактировавшейся, по-видимому, Петром. Вашу сцену с Шереметевым очень ценю, как историк. Мокеев, кажется, и у меня получился. Вл. Ив. Мутных не пишу отдельно. Сообщите ему мои соображения и недоумения.
16. М.А. Булгаков ― Б.В. Асафьеву
24 марта 1937 Москва
Дорогой Борис Владимирович!
Обе картины получены в театре.
Одну из них, именно «Кострому», 22-го Мелик играл у меня. Обнимаю Вас и приветствую, это написано блестяще! Как хорош финал — здравствуйте, граждане костромские, славные!!
Знайте, что […], несмотря на утомление и мрак, я неотрывно слежу за «Мининым» и делаю все для проведения оперы на сцену.
О деталях я Вам сейчас не пишу, потому что эти детали прохождения оперы сейчас будут так или иначе меняться, и я буду информировать Вас по мере того, как они будут устанавливаться прочно.
Но повторяю основное: помните, что для оперы делается все, чтобы она пошла на сцену.
Привет супруге.
Ваш М. Булгаков
17. Б.В. Асафьев ― М.А. Булгакову
2.IV.1937
Дорогой Михаил Афанасьевич!
Простите, все не могу засесть написать Вам обстоятельное письмо. Очень измучен «Партизанами». Но, кажется, сейчас это дело двинулось, встало на рельсы. […] из г. Горького мне прислали запрос о клавире «Минина». Они хотят ставить в будущем сезоне. Посылать? Они пишут, что имеют разрешение от Моск[овского] упр[авления] по дел[ам] иск[усств] на постановку! О самом «Минине» я хотел сказать Вам, что после сочинения сцены в Костроме я убедился еще более, что всякая порча сцены на Лобном месте резонерством только разбавит нарастающий народный подъем, большую эмоц[иональную] волну, кот[орая] стремится теперь отсюда на Кострому, и финал казачьего лагеря к финалу оперы (где я, пожалуй, начинаю сознавать и необходимость каких-то «проводов» народом поляков).
Мутных мне писал, что я обижаю «Филиал», а я в ответ писал, что Филиал прекрасный театр, но ведь характер-то оперы («Минина») и хотя бы хоровая фактура требуют размаха. Значит, надо будет их сжимать? Ну, ладно, будь что будет. Пока же я думаю сесть за казахскую оперу [834 — Речь, очевидно, идет о статьях Б.В. Асафьева, посвященных казахской музыкальной культуре (см., например, его статью «Первая опера» в «Красной газете» от 27 апреля 1937 г.).] (делать больше нечего, ибо никто со мной ни о чем новом говорить не хочет) и серьезно, очень серьезно, вновь размышляю о шекспировской «Буре» (давнем моем увлечении). Что вы об этом думаете? Во мне разгулялся лиризм, некуда его деть, а если девать, то хочется не в случайное и преходящее. Кроме того, там природа — сочетание неостывшего средневековья с бэконианством и очень мне дорогим мудрым «взглядыванием» в суть вещей, как это было с Верди в «Отелло» и «Фальстафе». Старею, утомляюсь, хочется успеть сделать что-то существенное.
Приветы. Ваш Б. Асафьев.
18. Б.В. Асафьев ― М.А. Булгакову
15.IV.1937 [Ленинград]
Дорогой Михаил Афанасьевич! У нас премерзкая «весенняя» непогодица. Туман. Грязь. Меня всего ломает. Наконец-то получил переписанные новые картины. Сегодня. Но надо их проверить и затем буду искать надежной оказии, чтобы послать : #c_11. Постараюсь скорее выправить, но не ручаюсь за сегодня, п[отому] что мучает грипп (мигрень и проч.). Длительность оперы получается теперь по моим данным 1 час. 50 мин. Неужели мало? Выверю еще раз. Увертюры, программу которой мне предложил Керженцев, я пока писать не буду. Для этого мне надо иметь представление о сценическом облике спектакля, т[о] е[сть] убедиться в его реальности. Сейчас я в это не верю и никакого подъема у меня нет. Знаю, напр[имер], что «Пленник» не пойдет, и потому стараюсь о нем забыть, а с «Мининым» хуже: дразнят, что, мол, кто знает, может и пойдет! […] Почему не начинают работать над «Мининым», если опера идет?
Привет. Ваш Б. Асафьев: #c_12
19. М.А. Булгаков ― Б.В. Асафьеву
10 мая 1937 Москва
Дорогой Борис Владимирович, диктую, потому что так мне легче работать. Вот уж месяц, как я страдаю полным нервным переутомлением. Только этим объясняется задержка ответа на Ваше последнее письмо. Со дня на день я откладывал это письмо и другие. Не было сил подойти к столу. А телеграмму давать бессмысленно, в ней нечего телеграфировать. Вы хорошо понимаете, что такое замученность, и, конечно, перестанете сердиться на меня.
На горизонте возник новый фактор, это — «Иван Сусанин», о котором упорно заговаривают в театре. Если его двинут, — надо смотреть правде в глаза, — тогда «Минин» не пойдет. «Минин» сейчас в реперткоме. Керженцев вчера говорил со мной по телефону, и выяснилось, что он не читал окончательного варианта либретто.
Вчера ему послали из Большого экземпляр.
Не знаю, как быть с городом Горьким. Какое у них может быть разрешение на постановку от Управления московского, когда председатель комитета еще не знает окончательного варианта, когда опера еще в реперткоме.
Дорогой Борис Владимирович! Вам необходимо приехать в Москву. Настойчиво еще и еще раз повторяю это. Вам нужно говорить с Керженцевым и Самосудом, тогда только разрешатся эти загадки-головоломки с «Мининым», тогда будет понятнее, что делать с г. Горьким.
Приезжайте для разговора с Керженцевым и Самосудом (о том, что Мутных уже не директор Большого театра […] Вы, конечно, уже знаете).
Приезжайте. Дружески приветствую Вас!
Ваш М. Булгаков
20. Б.В. Асафьев ― М.А. Булгакову
4.VII.1937
Дорогой Михаил Афанасьевич! Сердечное спасибо за письмо. Насчет «Петра» не только не остыл, но безумно рад В[ашему] известию и готов взяться за работу в любой момент. Урывками, правда, но часто, все время, когда есть свободные часы, заглядывал в материалы по «Петру», пособрав их у себя порядком, поэтому я в «курсе дела». Значит, если Вы, милый, чуткий и добрый человек, хотите доверить свое либретто еще раз мне — мне, не только как мне, но и отверженному композитору, на которого гневается музыкальный Юпитер (как античник я не помню, гневался ли олимпийский Юпитер на тех, кого он сам обижал!), я могу только от всей души Вас благодарить. Только большая серьезная волнующая меня работа может поднять меня из состояния глубокой грусти, в какое меня загнали. Но ведь Комитет вычеркнет меня как композитора с обложки Вашего либретто? Или лучше написать и музыку, а потом уж преподнести все вместе?! Ну, Вам виднее, а я с нетерпением буду ждать либретто и еще В[аших] писем, хотя и кратких. Их я очень люблю. Привет В[ашей] супруге. Жму В[ашу] руку и обнимаю.
Ваш Б. Асафьев.
P.S. Известна ли Вам любопытная книжечка Шафирова (при участии Петра) «Рассуждение какiе законные причины его царское велiчество Петръ Первый царь (etc.) къ начатiю воiны npoтiв короля Карола 12, Шведского 1700 году имълъ».
21. Б.В. Асафьев ― М.А. Булгакову
11.VII.1937
Милый и дорогой Михаил Афанасьевич! Имею к Вам просьбу. Исполните ее только в том случае, если для Вас тут нет каких-либо неудобств. Дело в том, что я не знаю адреса Файера [835 — Файер Юрий Федорович (1890—1971) — дирижер Большого театра Союза ССР, народный артист СССР.] и не знаю, выехал ли он за границу или он в Москве. Я думаю, Вы могли об этом узнать от Леонтьева. Меня очень беспокоит судьба взятого у меня весной Файером и Мессерером [836 — Мессерер Асаф Михайлович (1903―1992) — балетмейстер и педагог.] редчайшего клавира первого издания «Лебединого озера», к[отор]ый мне нужен и о к[отор]ом я навожу справки, но не могу напасть на след. Если неведомо, где Файер, то, быть может, ведомо, где Мессерер? Простите меня за беспокойство по такому пустяку, но мне сия пропажа огорчительна, и я хочу продолжить свои поиски. Здесь носятся упорные слухи, что в Б[ольшом] театре пойдет «Пленник». Но так как от дирекции мне не было и нет никаких сообщений ни о чем подобном, то пребываю в сильном сомнении и полагаю, что лучше после поправки (пока еще лежу) сесть сочинять что-л[ибо], чем зря инструментировать «Пленника». Пишу Вам об этом на тот случай, чтобы Вы знали, что время на сочинение «Петра» есть, даже ценой здоровья. Правда ли, что в Москве кто-то где-то осмелился напечатать несколько строк о «Минине» порядка сообщения о том, что вот-де есть такая вещь?! [837 — «Вечерняя Москва», 27 июня 1937 г.] Кто этот храбрец?
Конечно, «Минин» похоронен волей Самосуда и Комитета, но я бы не хотел его хоронить. Что вы думаете, если бы попытаться подставить под него русский же исторический сюжет с сохранением тех же характеров и типов, тоже с темой защиты родины, ибо ведь вся русская история, в сущности, всегда была и есть история обороны с вытекающими отсюда повинностями для людишек. Труднее всего тут с казаками. Они поворачивают дело на Польшу. Если бы не они, то
