полосатые кальсоны. — Свистит, проклятый, ой, скорей!!
— Штаны…
— К чертовой матери…
Дверь визгнула, и железнодорожник провалился.
Двести саженей он летел в осеннем тумане и поспел. Платежный поезд стоял против казармы и завывал…
— Что же ты, брат, в таком виде растерзанном? — благодушно спросил его плательщик. — Что же ты в голобрысом виде бродишь?
— Га-га-га! Га-га-га! — дышал железнодорожник, как пес на жаре. — Не до ви…, не до виду мне… Жало… га-га-га… жало… Жалованье давай скорей…
— Да, надо поспешать, и то, сейчас тронемся, — ответил артельщик. И начал считать: — Держи червь… пятнадцать, шестнадцать…
— Ах ты, елки-палки! — воскликнул железнодорожник в ужасе. — Тронулись, черти!
— Ну, ладно, до 441-й версты доедешь, — успокоил его артельщик, — а там слезешь.
— Слезешь! — передразнил железнодорожник. — Тебе хорошо говорить, а на чем я обратно поеду?
— Ну, променаж сделаешь, — успокоил плательщик, — хотя, верно, в таком легком декольте холодно.
На 441-й версте железнодорожник зажал в кулаке бумажки, выкинулся из поезда и дернул обратно на 435-ю версту.
Прилетев домой, обрушился на лавку и запел:
— Палец приморозил, ах ты, чтоб тебя, возьми и с жалованьем. Марья, давай чаю!
— Штаны-то надень…
— Постой. Не до штанов. Семнадцать, восемнадцать… сорок копеек. Постой, постой… Касса взаимопомощи… Чтоб тебя разорвало! Ошибся! Не хватает! Вот горе-то, ей-богу!
***
Ровно через полмесяца железнодорожник заявил своей жене:
— Марья, штаны возле меня на лавку клади, как свисток услышишь, буди. Убью, если не разбудишь, на месте.
Спали тревожно, но никакого свистка не было. Платежный поезд прошел без свистка к 441-й версте.
Железнодорожник стоял у окошка и, тыча в него кулаком, ругал по матери и платежный поезд, и плательщика, и того, кто его послал, и туман, и 435-ю версту.
Заявил жене:
— Ну, он у меня обратно поедет, поймаю, он мне заплатит!
Ждал до 23 числа. Пять дней. И через 5 дней прошел обратно платежный поезд без малейшего свистка и остановки.
Железнодорожник побагровел, взял огрызок карандаша и написал письмо в «Гудок».
«Важно, благородно промелькнул наш желанный платило со скорым поездом. Остается смотреть вдаль, раскинув свои глазные пупыри на плоскогорье небесного свода, и ждать бесконечного предания самих себя обалдению.
Заступись за нас!»
«Гудок», 10 декабря 1924 г.
«Ревизор» с вышибанием
Новая постановка
У нас в клубе член правления за шиворот ухватил члена клуба и выбросил его из фойе.
Письмо рабкора с одной из станций Донецкой ж. д.
Действующие лица:
Земляника — попечитель богоугодных заведений
Ляпкин-Тяпкин — судья
Хлопов — смотритель училищ
Член правления клуба
Член клуба
Суфлер
Голоса
Сцена представляет клуб при станции Н. Донецких железных дорог.
Занавес закрыт.
Публика. Вре-мя. Времечко! (топает ногами, гаснет свет, за сценой слышны глухие голоса безбилетных, сражающихся с контролером. Занавес открывается. На освещенной сцене комната в доме городничего).
Голос (с галереи). Ти-ша!
Городничий. Я пригласил вас, господа…
Суфлер (из будки сиплым шепотом). С тем, чтоб сообщить вам пренеприятное известие.
Городничий. С тем, чтоб сообщить вам пренеприятное известие: к нам едет ревизор!
Ляпкин-Тяпкин. Как ревизор?
Суфлер. Мур-мур-мур…
Городничий. Ревизор из Петербурга. Инкогнито и еще с секретным предписанием.
Ляпкин-Тяпкин. Вот те на!
Земляника. Вот не было заботы, так подай!
Xлопов. Господи Боже, еще и с секретным предписанием.
Городничий. Я как будто предчувство… (за сценой страшный гвалт. Дверь на сцену распахивается, и вылетает член клуба. Он во френче с разорванным воротом. Волосы его взъерошены).
Член клуба. Вы не имеете права пхаться! Я член клуба (на сцене смятение).
Публика. Ах!
Суфлер (змеиным шепотом). Выплюнься со сцены. Что ты, сдурел?
Городничий (в остолбенении). Что вы, товарищ, с ума сошли?
Публика. Ги-ги-ги-ги…
Городничий (хочет продолжать роль). Сегодня мне всю ночь снились… Выкинься со сцены, Христом Богом тебя прошу… Какие-то две необыкновенные крысы… В дверь уходи, в дверь, говорю! Ну, сукин сын, погубил спектакль…
Земляника (шепотом). В дверь налево. В декорацию лезешь, сволочь.
Член клуба (мечется по сцене, не находя выхода).
Публика (постепенно веселея). Бис, Горюшкин! Браво, френч!
Городничий (теряясь). Право, этаких я никогда не видел… Вот мерзавец!
Суфлер (рычит). Черные, неестественной величины. Пошел ты к чертовой матери, хоть от будки отойди.
Публика. Га-га-га-га-га…
Городничий. Я прочту вам письмо… Вот что он пишет (за сценой шум и голос Члена правления: «Где этот негодяй?» Дверь раскрывается, и появляется Член правления на сцене. Он в пиджаке и в красном галстуке).
Член правления (грозно). Ты тут, каналья?
Публика (в восторге). Браво, Хватаев!.. (слышен пронзительный свист с галереи). Бей его!!!
Член клуба. Вы не имеете права. Я — член!
Член правления. Я те покажу, какой ты член. Я тебе покажу, как без билета лазить!!!
Земляника. Товарищ Хватаев! Вы не имеете права применять физическую силу при советской власти.
Городничий. Я прекращаю спектакль (снимает баки и парик).
Голос (c галереи, в восхищении). Ванька, он молодой, глянь! (Свист.)
Член правления (в экстазе). Я те покажу!!! (хватает за шиворот члена клуба, встряхивает им, как тряпкой, и швыряет им в публику).
Член клуба. Караул!!! (с глухим воплем падает в оркестр).
Городничий. Пахом, давай занавес!
Публика. Милицию!!! Милицию!!!
Занавес закрывается.
«Гудок», 24 декабря 1924 г.
По телефону
У нас на ст. Щелково Северных ж. д. занимаются частными разговорами по служебному телефону…
Действующие лица:
Голос станционного чина
Голос барышни
Голос горничной
Голос мужа
На станции Индивидуальная в 30-ти верстах от Москвы в углу висит телефон и скучает. Блестит трубка, а под нею надпись:
«Частные разговоры по слу. телефо. воспреща.». Станционный чин подходит к трубке и снимает ее.
Голос чина. Дайте город… Мерси…
Голос барышни. 2-15.
Голос чина. Пожалста 05-07-08… Да… Мерси… Это кто?
Голос горничной. Это я, Феклуша.
Голос чина(шепотом). Что, Пал Федорыч дома?
Голос горничной. Нет, они в тресте.
Голос чина. Тогда попросите Марию Николаевну…
Голос чина. Здрасьте, Мария Николаевна…
Голос чужой жены. Ах, это вы, Илюша! А я вас не узнала.
Голос чина(страстно и печально). Вот как, уже не узнаете! Нехорошо! Так недавно и уже забыт. Один… в глуши… А вы там, в столице… (вздыхает).
Голос чужой жены(кокетливо). Отчего вы так вздыхаете?
Голос чина. Так…
Голос чужой жены. Откуда вы звоните, Илюша?
Голос чина. От себя, со станции.
Голос чужой жены. По служебному?
Голос чина. Конечно, врэман, Мари…
Голос чина. Когда же вы приедете?
Голос чужой жены. Сегодня не могу (шепотом). Муж остался.
Голос чина. Черт! А как же командировка?
Голос чужой жены(печально). Отложили…
Голос чина. Чер!.. Мари!
Голос чина. Мари, ты помнишь?
Голос чужой жены. Не смейте мне говорить «ты». Гадкий!
Голос чина. Я гадкий? Вот как, Мари! Я несчастный, а не гадкий, Мари. Я так скучаю! Тут снег, сосны, одиночество… И вот я один… Со мной лишь верный мой товарищ браунинг. Эх!
Голос чужой жены. Илюша, как вам не стыдно так малодушничать?
Загробный голос. Дайте Индивидуальную.
Голос барышни. Пи-и! Занято…
Голос чина. Мари! Ты любишь меня?
Загробный голос. Дайте Индивидуальную…
Голос барышни. Пи-и-и!.. Занято…
Загробный голос. Что за черт! Кто там прицепился к станции! У меня важная телефонограмма.
Голос чина. Я решился, Мари, больше я не могу тянуть. Ответь мне, или пуля из моего браунинга прекратит мои мучения навеки…
Голос горничной (испуганно). Барыня, барыня, отойдите от телефона… Барин вернулся…
Голос чужой жены (не слушая). Илюша, вы не сделаете этого!
Голос чина. Скажи!
Загробный голос. Дайте Индивидуальную. Черт бы их побрал!
Голос чужой жены. Ну, хорошо, люблю…
Голос мужа. Ну, наконец-то я тебя поймал! Так ты любишь, мерзавка? Отвечай! Кого ты любишь? Кого? Кого? Гадина! (слышно, как хрустят пальцы).
Голос чужой жены. Жорж, опомнись, я разговаривала с Катей!
Голос мужа. Знаю я эту Катю! Эта Катя с усами. Это — Илюшка с Индивидуальной!!!
Голос чужой жены(в ужасе). Неправда.
Голос мужа(вырывая трубку). Вы слушаете? Если еще раз…
Загробный голос. Дайте Индивидуальную… У меня телефонограмма!
Голос барышни(устало). Ну хорошо. Соединяю.
Загробный голос. Слава те Господи! Передайте…
Голос мужа. Ах, вот как, передать? Я вам сейчас передам. Если… Если вы еще раз осмелитесь звонить по моему номеру (задыхаясь). Я вам всю морду разобью! Мерзавец.
Голос мужа. Станционный негодяй!
Загробный голос(опомнился). Шта? Как вы смеете? Я начальник отделения!
Голос мужа. Ты сволочь, а не начальник отделения.
Загробный голос(визгливо). Шта? Да вы с ума сошли! Барышня!.. Барышня!!
Голос барышни(в отчаянии). Повесьте трубку. Я вас не туда присоединила.
Загробный голос. Кто говорит?! Я вас под суд отдам! Дать мне сюда начальника станции!!
Голос мужа(беснуясь). Молчать!
Голос барышни. Господи Исусе! Повесьте трубку… (с треском разъединяет).
Молчание.
«Гудок», 30 декабря 1924 г.
12 декабря ремонтный рабочий Верейцовской ветки Западных т. Баяшко, будучи болен ногами и зная, что у его больного соседа находится прибывший из Уборок фельдшер гр. К., попросил осмотреть и его, но фельдшер не осмотрел т. Баяшко, а сказал, что его ноги надо поотрубить, и уехал, не оказав никакой помощи.
Вошел, тесемки на халате завязал и крикнул:
— По очереди!
В первую очередь попал гражданин с палкой. Прыгал, как воробей, поджав одну ногу.
— Что, брат, прикрутило?
— Батюшка фельдшер! — запел гражданин.
— Спускай штаны. Ба-ба-ба!
— Батюшка, не пугай!
— Пугать нам нечего. Мы не для того приставлены. Приставлены мы лечить вас, сукиных сынов, на транспорте. Гангрена коленного сустава с поражением центральной нервной системы.
— Батюшка!!
— Я сорок лет батюшка. Надевай штаны.
— Батюшка, что ж с ногой-то будет?
— Ничего особенного. Следующий! Отгниет по колено — и шабаш.
— Бат…
— Что ты расквакался: «батюшка, батюшка». Какой я тебе батюшка? Капли тебе выпишу. Когда нога отвалится, приходи. Я тебе удостоверение напишу. Соцстрах будет тебе за ногу платить. Тебе еще выгоднее. А тебе что?
— Не вижу, красавец, ничего не вижу. Как вечером — дверей не найду.
— Ты, между прочим, не крестись, старушка. Тут тебе не церковь. Трахома у тебя, бабушка. С катарактой первой степени по статье А.
— Красавчик ты наш!
— Я сорок лет красавчик. Глаза вытекут, будешь знать!
— Краса!!
— Капли выпишу. Когда совсем ни черта видеть не будут, приходи. Бумажку напишу. Соцстрах тебе за каждый глаз по червю будет платить. Тут не реви, старушка, в соцстрахе реветь будешь. А вам что?
— У малышки морда осыпалась, гражданин лекпом.
— Ага. Так. Давай его сюда. Ты не реви. Тебя женить пора, а ты ревешь. Эге-ге-ге…
— Гражданин лекпом. Не терзайте материнское сердце!
— Я не касаюсь вашего сердца. Ваше сердце при вас и останется. Водяной рак щеки у вашего потомка.
— Господи, что ж теперь будет?
— Гм… Известно что: прободение щеки, и вся физиономия набок. Помучается с месяц — и крышка. Вы тогда приходите, я вам бумажку напишу. А вам что?
— На лестницу не могу взойти. Задыхаюсь.
— У вас порок пятого клапана.
— Это что такое значит?
— Ловко!
— Лучше трудно.
— Завещание написать успею?
— Мерси, несусь.
— Неситесь. Всего лучшего. Следующий! Больше нету? Ну, и ладно. Отзвонил — и с колокольни долой!
«Гудок», 4 января 1925 г.
Аптека НКПС на Басманной открыта только по будням, а в праздники заперта. А если кто заболеет, как же тогда быть?
Из письма рабкора
— …Любовь сушит человека… — напевал приятным голосом человек в сером, стоя у крыльца. В окнах по бокам крыльца красовались два сияющих шара — красный и синий, — и картинка, изображающая бутылку боржома.
Очень бледный гражданин в черном пальто выскочил из- за угла, кинулся на крыльцо и уперся в висячий замок.
— Вы не бейтесь, — сказал ему серый, — заперто.
— Как это заперто? Ох, голубчик, — бледнея, заговорил черный, — я тебя умоляю. Ох, взяло, говорю
