снам не верьте. Какой вы сон видели?
Елена. Нет, нет… Мой сон вещий… Будто мы все ехали на корабле в Америку и сидим в трюме, и вот шторм. Ветер воет, холодно, холодно. Волны. А мы в трюме. Волны к нам плещут, подбираются к самым ногам — а мы в трюме… Влезаем на какие-то нары. А вода все выше и выше… и, главное, крысы. Омерзительные, быстрые такие, огромные, и лезут прямо по чулкам. Бр… Царапаются, так… До того страшно, что я проснулась.
Шервинский. А вы знаете что, Елена Васильевна, он не вернется.
Елена. Кто?
Шервинский. Ваш муж.
Елена. Леонид Юрьевич — это нахальство. Какое вам дело? Вернется, не вернется.
Шервинский. Мне-то большое дело. Я вас люблю.
Елена. Ну, и любите про себя.
Шервинский. Не хочу, мне надоело.
Елена. Постойте, постойте. Почему вы заговорили о моем муже, когда я сказала про крыс?
Шервинский. Потому что он на крысу похож.
Елена. Какая вы свинья, все-таки, Леонид. Во-первых — вовсе не похож.
Шервинский. Как две капли. В пенсне, носик острый.
Елена. Очень, очень красиво. Про отсутствующего человека гадости говорить, да еще его жене.
Шервинский. Какая вы ему жена?
Елена. То есть как?
Шервинский. Вы посмотрите на себя в зеркало. Вы — красивая, умная, как говорится — интеллектуально развитая. Вообще, женщина на ять. Аккомпанируете прекрасно… А он, рядом с вами — вешалка, карьерист, штабной момент.
Елена. За глаза-то, — отлично! (Зажимает ему рот.)
Шервинский. Да я ему это в глаза скажу. Давно хотел… Скажу и вызову на дуэль. Вы с ним несчастливы.
Елена. С кем же я буду счастлива?
Шервинский. Со мной.
Елена. Вы не годитесь.
Шервинский. Почему это я не гожусь? Ого…
Елена. Что в вас есть хорошего?
Шервинский. Да вы всмотритесь.
Елена. Ну, побрякушки адъютантские. Смазлив, как херувим, и больше ничего. И голос…
Шервинский. Так я и знал. Что за несчастье. Все твердят одно и то же: Шервинский — адъютант, Шервинский — певец, то, другое… А что у Шервинского есть душа — этого никто не замечает. Никто. И живет Шервинский как бездомная собака. Без всякого участия. И не к кому ему на грудь голову склонить!
Елена(отталкивает его голову). Вот гнусный ловелас. Мне известны ваши похождения, — всем одно и то же говорите. И этой вашей длинной, фу… Губы накрашенные…
Шервинский. Она не длинная — это меццо-сопрано, Елена Васильевна. Ей-богу, ничего подобного я ей не говорил и не скажу. Нехорошо с вашей стороны, Лена, как нехорошо с твоей стороны.
Елена. Я вам не Лена.
Шервинский. Нехорошо с твоей стороны, Елена Васильевна. Значит, у вас нет никакого чувства ко мне?
Елена. К несчастью, вы мне очень нравитесь.
Шервинский. Ага, нравлюсь, а мужа своего вы не любите.
Елена. Нет, люблю.
Шервинский. Лена, не лги. У женщины, которая любит мужа, не такие глаза. О женские глаза! В них все видно.
Елена. Ну да, вы опытны, конечно!
Шервинский. Как он уехал!
Елена. И вы бы так сделали.
Шервинский. Что? Я, никогда! Это позорно. Сознайтесь, что вы его не любите.
Елена. Ну, хорошо, не люблю и не уважаю, не уважаю. Довольны? Но из этого ничего не следует. Уберите руки.
Шервинский. А зачем вы тогда поцеловались со мной?
Елена. Лжешь ты. Никогда я с тобой не целовалась. Лгун с аксельбантами.
Шервинский. Я лгу? Нет… У рояля я пел «Бога всесильного», и мы были одни. И даже скажу когда — восьмого ноября. Мы одни — и ты меня поцеловала в губы.
Елена. Я тебя поцеловала за голос — понял. За голос. Матерински поцеловала. Потому что голос у тебя замечательный. И больше ничего.
Шервинский. Ничего?
Елена. Это мученье, честное слово! Нашел время когда объясняться. Дым коромыслом, посуда грязная. Эти пьяные. Муж куда-то уехал. Кругом свет…
Шервинский. Свет мы уберем. (Тушит верхний свет.) Так хорошо. Слушай, Лена. Я тебя очень люблю. Я ведь тебя все равно не выпущу. Ты будешь моей женой.
Елена. Пристал как змея, как змея.
Шервинский. Какая же я змея? Лена, ты посмотри на меня.
Елена. Пользуется каждым случаем и смущает меня и соблазняет. Ничего не добьешься. Ничего. Какой бы он ни был, не стану я ломать свою жизнь. Может быть, ты еще хуже окажешься. Все вы на один лад и покрой. Оставь меня в покое.
Шервинский. Лена, до чего ты хороша!
Елена. Уйди, я пьяна. Это ты сам меня напоил нарочно. Ты известный негодяй. Вся жизнь наша рушится, все кругом пропадает, валится…
Шервинский. Елена, ты не бойся. Я тебя не покину в такую минуту. Я возле тебя буду, Лена.
Елена. Выпусти меня. Я боюсь бросить тень на фамилию Тальберг.
Шервинский. Лена, ты брось его совсем и выходи за меня, Лена. (Целуются.) Разведешься?
Елена. Ах, пропади пропадом. (Целуются.)
Лариосик(проснувшись, внезапно). Не целуйтесь, а то меня тошнит.
Елена. Пустите меня. Боже мой. (Убегает.)
Лариосик. Ох…
Шервинский. Молодой человек, вы ничего не видели.
Лариосик(мутно). Нет, видал.
Шервинский. То есть как?
Лариосик. Если у тебя король, ходи королем, а дам не трогай. Не трогай. Ой…
Шервинский. Я с вами не играл.
Лариосик. Нет, ты играл.
Шервинский. Боже, как нарезался.
Лариосик. Вот посмотрим, что мама вам скажет, когда я умру. Я говорил, что я человек не военный, мне водки столько нельзя. Мне нехорошо. (Падает на грудь Шервинского. Часы бьют три, играет менуэт.)
Шервинский. Николка, Николка!
АКТ ВТОРОЙ
КАРТИНА 1-Я
Вестибюль Александровской гимназии. Гигантская лестница. Портрет Александра I наверху. Сумеречный день. За сценой грохот; дивизион подходит по коридорам к вестибюлю.
Николка(за сценой запевает на нелепый мотив солдатскую песню).
Дышала ночь восторгом сладострастья,
Неясных дум и трепета полна,
Я вас ждала с безумной жаждой счастья. (Свист.)
Я вас ждала и млела у окна.
Дивизион(поет оглушительно).
Наш уголок я убрала цветами,
К вам одному неслись мечты мои,
Мгновенья мне казалися часами…
Я вас ждала, а вы… вы все не шли. (Свист)
Студзинский(на площадке лестницы). Дивизион, стой…
Мышлаевский(за сценой). Первая батарея, стой!
1-й офицер(за сценой). Вторая батарея, стой!
Дивизион останавливается за сценой.
Юнкер(подбегает к Студзинскому). Командир дивизиона.
Студзинский встречает
Алексей(входя). Здравствуйте, капитан.
Студзинский. Здравья желаю, господин полковник.
Алексей. Одеты?
Студзинский. Так точно. Одеты и вооружены. Все приказания исполнены.
Алексей. Ну, как?
Студзинский. Драться будут.
Алексей. Трудно.
Студзинский. Трудновато.
Алексей. Мышлаевский?
Студзинский. Днем опохмелился. Ожил. Прекрасный офицер.
Алексей. Ну вот что. На орудия внимания ноль. Снарядов не будет. Имейте в виду. Лошадей тоже. Возможно, что придется идти в пешем строю. Стало быть, стрельба из винтовок. Стрельба и стрельба. Сейчас же после моего смотра — разведите их по классам и пораньше спать. Накормите. Караулы — всех опытных юнкеров. Понятно-с?
Студзинский. Так точно. Господин полковник, разрешите спросить…
Алексей (хмуро). Можете не спрашивать. Погано-с. Бывает хуже, но редко… Ночь будет скверная, подозрительная…
Студзинский. Эх…
Алексей. Капитан Студзинский, вас унылым я еще никогда не видал.
Студзинский. Слушаю, г-н полковник.
Алексей. Ладно. Не будем времени терять. Валите к дивизиону. А я отсюда с ними буду говорить.
Студзинский. Смирно… Господа офицеры.
Алексей(с площадки). Здравствуйте артиллеристы.
Дивизион(за сценой). Здравья желаем, господин полковник.
Алексей. Бесподобно. Артиллеристы, слов тратить не буду, говорить не умею, потому что на митингах никогда не выступал. Скажу коротко: на наш город наступает Петлюра. И мы его будем, сукина сына, встречать. Среди вас юнкера лучших и славных артиллерийских училищ. Орлы их еще ни разу не видали сраму от них. А многие из вас — воспитанники этой гимназии. Старые ее стены смотрят на вас. Артиллеристы мортирного дивизиона! Отстоим город. Встретим бандита штыками. А когда подошлют снаряды, мы обкатаем милого президента Украины шестидюймовыми так, что небо покажется ему величиною в его собственные подштанники. Постарайтесь, артиллеристы.
Дивизион. Рады стараться, г-н полковник!
Алексей. Вольно! Действуйте, капитан.
Студзинский(за сценой). Господа офицеры, караулы — к орудиям, в цейхгауз и на выход. (Гул, движение, офицерские выкрики. Труба за сценой.)
1-й офицер(проходит с тремя юнкерами). За мной, сюда.
2-й офицер(за ним три юнкера с пулеметом). За мной.
Студзинский(за сценой). Третий взвод, ко мне.
3-й офицер(за сценой). Тулупы оденьте. (Движение).
Алексей(пробуя выключатель). Эге… Это не годится. Капитан Мышлаевский, пожалте сюда.
Мышлаевский входит
Алексей. Вот что-с. В здании света нет. Потрудитесь в кратчайший срок осветить. Будьте любезны совершенно овладеть электричеством.
Мышлаевский. Слушаю, г-н полковник. (Убегает и кричит за сценой.) Где сторож? Подать сюда сторожа.
Максим(появляется с ключами). Ваше высокоблагородие, сию минуточку, сию. Стар я стал. Все требуют, много разного войска было. И за царя и против царя.
Мышлаевский. Живей, живее старикан! Что ползешь, как вошь на струне.
Максим. У вас ноги-то молодые, ваше превосходительство. А я стар. Каждый требует.
Мышлаевский. Здесь?
Максим. Здесь, здесь, так точно.
Мышлаевский. Открывай, старикуся.
Максим открывает ящик с выключателями
Мышлаевский(щелкает выключателями). Ага! Так, так. (Игра света в разных шарах) Как теперь?
Голос. Погасло.
Мышлаевский. Эй! Теперь?
Голос. Горит. (Зажигается рефлектор над Александром I, затем верхний фонарь. Сцену заливает светом.)
Мышлаевский. Ну ладно — все в полном порядке. (Закрывает ящик.) Катись, патриарх, спать.
Максим. А ключик-то, ключик-то как же, ваше благородие, у вас, что ль, будет?
Мышлаевский. Ключик у меня будет, вот именно.
Максим. Вы ж его не потеряйте, ваше высокоблагородие. Ключ-то мне поручен.
Мышлаевский. Спасибо, что научил. Отчаливай, старик, в свою гавань. Стань на якорь у себя в комнате. Ты больше не нужен.
Максим уходит.
Мышлаевский. Юнкер Турбин!
Николка(появляется). Я, господин капитан.
Мышлаевский. Стать здесь. К ящику пропускать беспрепятственно командира дивизиона, старшего офицера и меня. Но никого больше.
Студзинский входит.
Мышлаевский. В случае какой-то крайности, по приказанию одного из трех — ящик взломайте.
Николка. Слушаю, господин капитан. (Брякнул винтовкой, стал на часы.)
За сценой труба.
Алексей (Студзинскому). Как караулы?
Студзинский. Разведены, г-н полковник.
Алексей. Отлично. Нуте-с. Я съезжу в штаб, потом вернусь и буду с вами ночевать. Холод собачий. Капитану Мышлаевскому поручаю отопление. Затопить.
Мышлаевский. Будет исполнено.
Алексей. Ну-с, всего хорошего. (Уходит с Студзинским.)
Мышлаевский(пьет из манерки). Фу, шут его возьми. Холодно. (Николке.) Хлебни.
Николка. Никак нет, не могу, г-н капитан.
Мышлаевский. Замерзнешь ты, голова с ухом! Елена мне потом голову за тебя оторвет. Герой! Ну ладно! Как желаешь. Через два часа я тебя сниму. Потом опять станешь. (Уходит, кричит за сценой.) Эй, первый взвод, парты в классе ломать, печи топить.
Стук за сценой. Выбегают юнкера с обломками парт, топят печь, поют.
Вихри снежные крутя…
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя.
Унылая труба. Юнкера исчезают у огня.
КАРТИНА 2-Я
Появляется пустое, мрачное помещение. Надпись: «Штаб первой конной дивизии». Штандарт — голубой с желтым. Керосиновый фонарь у входа. Вечер. За окнами изредка стук лошадиных копыт. Тихо наигрывает гармоника знакомые мотивы. Вдруг за сценой свист, удары.
Голос(за окном кричит отчаянно). Шо вы, Панове! За що? За що? (Визг.)
Галаньба(за сценой). Я тебя, жидовская морда… Я тебе… (Визг, выстрел.)
Телефонист(в телефон). Це я, Франько — вновь включився в цепь. В цепь кажу. Слухаете. Слухаете. Це штаб кинной дивизии.
Телефон поет сигналы. Шум за сценой. Ураган и Кирпатый в красных хвостах на папахах вводят Дезертира — сечевика. Лицо у него окровавленное.
Болботун. Що такое?
Ураган. Дезертира поймали, пан полковник.
Болботун. Якого полку? (Молчание.) Якого полку, я тебя спрашиваю?
Телефонист. Та це ж я… я из штабу, Франько, включився в цепь.
Болботун. Що ж, Бога душу твою
