я развлекался, не может быть и речи. (Оглядывает комнату.) А у вас очень хорошо.
Зоя. Мастерская вам обязана своим существованием.
Гусь. Ну, это пустяки! Кстати о мастерской. Я ведь к вам отчасти по делу, только это между нами. Мне нужен парижский туалет. Знаете, какой-нибудь крик моды, червонцев так на тридцать.
Зоя. Понимаю. Подарок?
Зоя. Ах, плутишка, влюблен! Ну, сознавайтесь, влюблены?
Зоя. Не бойтесь, не скажу супруге. Ах, мужчины, мужчины! Ну хорошо, мой администратор покажет сейчас вам модели, и вы выберете все, что вам нужно. А потом будем ужинать. Сегодня вы мой, и я вас не выпущу.
Гусь. Мерси. У вас есть администратор? Посмотрим, какой у вас такой администратор.
Зоя. Сейчас вы его увидите. (Скрывается.)
Аметистов(появился внезапно, во фраке). Кан он парль дю солейль он вуа ле рейон! Что в переводе на русский язык означает: когда говорят о солнце, видят его лучи.
Гусь. Это вы мне про лучи?
Аметистов. Вам, глубокоуважаемый Борис Семенович. Позвольте представиться — Аметистов.
Аметистов. Желаете иметь туалетик? Доброе дело задумали, глубокоуважаемый Борис Семенович. Могу вас уверить, что такого выбора вы нигде в Москве не встретите. Херувим!
Появляется Херувим.
Гусь. Позвольте, это же китаец!
Аметистов. Точно так, китаец, с вашего благословения. Не обращайте на него внимания, почтеннейший Борис Семенович. Обыкновенный сын небесной империи и отличается только одним качеством — примерной честностью.
Аметистов. Преданный старый мой лакей, драгоценнейший Борис Семенович. Вывез его я из Шанхая, где долго странствовал, собирая материалы.
Гусь. Это замечательно. Для чего материалы?
Аметистов. Для большого этнографического труда. Впрочем, я как-нибудь после расскажу о своих скитаниях, глубочайше уважаемый Борис Семенович. Вы прямо будете рыдать. Херувим, дай нам чего-нибудь прохладительного.
Херувим. Цицас. (Исчезает и сейчас же появляется с шампанским.)
Аметистов. Прошу.
Гусь. Это шампанское? Замечательно вы поставили дело, гражданин администратор!
Аметистов. Же пане! Поработав у Пакэна в Париже, можно приобрести навык.
Гусь. Вы работали в Париже?
Аметистов. Пять лет, любезный Борис Семенович. Херувим, можешь идти.
Гусь. Вы знаете, если бы я верил в загробную жизнь, я бы сказал, что он действительно вылитый херувим.
Аметистов. А глядя на него, невольно уверуешь! Ваше здоровье, достопочтеннейший Борис Семенович! А также здоровье вашего треста тугоплавких металлов, ура! Ура и ура! Нет, нет, до дна, не обижайте фирму!
Гусь. У вас хорошо поставлено дело.
Аметистов. Миль мерси. Итак, она блондинка, брюнетка?
Гусь. Кто?
Аметистов. Пардон, пардон… Та уважаемая особа, для которой предназначается туалет?
Гусь. Между нами, она светлая брюнетка.
Аметистов. У вас есть вкус. Прошу еще бокальчик, а также попрошу вас привстать. К этой визитке светлая брюнетка сама просится. Гигантский вкус у вас, Борис Семенович! Херувим!
Херувим появляется.
Попроси маэстро, а также мадемуазель Лизу.
Херувим. Цицас. (Исчезает.)
Входит Абольянинов.
Аметистов. Конт Абольянинов!
Абольянинов садится к роялю.
Располагайтесь поудобнее, милейший Борис Семенович, миндалю… (Хлопнув в ладоши.) Ателье!
Абольянинов начинает играть. Распахивается занавес, и на освещенной эстраде появляется Лизанька в роскошном и довольно откровенном туалете. Гусь смотрит на все это с изумлением.
Благодарю вас, мадемуазель.
Лиза(шепотом). Вытряхиваться?
Аметистов. Вытряхивайтесь, Лизанька.
Занавес закрывается.
Что вы скажете, бесценный Борис Семенович?
Гусь. М-да…
Аметистов. Бокальчик?
Гусь. Вы прямо обаятельный администратор!
Аметистов. Да что же, Борис Семенович, пообтесался в свое время, потерся при дворе…
Гусь. Вы были при дворе.
Аметистов. Эх, Борис Семенович! Когда-нибудь я вам расскажу некоторые тайны своего рождения, вы изойдете в слезах… Ателье!
Занавес распахивается, и на эстраде появляется в очень открытом платье Марья Никифоровна. Абольянинов играет. Марья Никифоровна под музыку двигается по эстраде.
Больше жизни! (Тихо.) Фить!
Марья Никифоровна(тихо). Невежа. Аметистов. By зет тре зэмабль.
Занавес закрывается.
Абольянинов играет «Светит месяц», на эстраде Манюшка в русском, весьма открытом костюме танцует.
Херувим(внезапно выглядывает, говорит шепотом). Мануска, када танцуись, мине смотли, гостя не смотли…
Манюшка(шепотом). Уйди, черт ревнивый…
Абольянинов(внезапно). Я играю, горничная на эстраде танцует, что это происходит?..
Аметистов. Тсс!.. (Шепотом.) Манюшка, скатывайся с эстрады, накрывай ужин в два счета!
Занавес закрывается.
(Гусю.) Э бьен?
Аметистов. Совершенно правильно, Борис Семенович, ателье!
Занавес распахивается, Абольянинов играет томный вальс. На эстраде мадам Иванова в костюме, открытом сколько это возможно на сцене.
(Вскакивает на эстраду, танцует с мадам Ивановой, говорит шепотом.) В сущности, я очень несчастлив, мадам Иванова… Моя мечта — уехать с любимой женщиной в Ниццу…
Мадам Иванова(шепотом). Болтун…
Танец заканчивается.
Аметистов. Мадемуазель, продемонстрируйте мсье платье. (Скрывается.)
Мадам Иванова выходит с эстрады, как фигура из рамы поворачивается перед Гусем.
Гусь(растерян). Очень вам признателен… до глубины души.
Мадам Иванова. Не смейте так смотреть на меня. Вы дерзкий.
Гусь(растерян). Кто вам сказал, что я смотрю на вас?
Мадам Иванова. Нет, вы дерзкий, в вас есть что-то африканское… Мне нравятся такие, как вы. (Внезапно скрывается за занавесом.)
Аметистов(появляется внезапно).
Лампы вспыхивают.
Пардон, антракт!
Акт третий
Серенький день. Аметистов грустный сидит в гостиной возле телефона.
Аметистов(икнув). Тьфу ты, черт тебя возьми! Вот привязалась! (Пауза.)
Входит Абольянинов, он скучен.
(Икнул.) Пардон.
Звонит телефон.
Херувим(по телефону). Силусаю… да… да… Тебе Гусь зовет. (Уходит.)
Аметистов(по телефону). Товарищ Гусь? Здравия желаю, Борис Семенович. В добром ли здоровье? Как же, обязательно… ждем, ждем… часикам… (Икает внезапно.) Пардон, вспоминает меня кто-то… Как? Секрет, секрет… Сюрприз, Борис Семенович, вас ожидает. Честь имею кланяться. (Икает.)
Абольянинов. Удивительно вульгарный человек этот Гусь. Вы не находите?
Аметистов. Да, не нахожу. Человек, зарабатывающий пятьсот червонцев в месяц, может быть вульгарным! (Икает.) Кто это меня вспоминает, желал бы я знать! Какому черту я понадобился? Да-с, уважаю Гуся… Кто пешком по Москве таскается? Вы.
Абольянинов. Простите, мсье Аметистов, я не таскаюсь, я хожу.
Аметистов. Да не обижайтесь вы! Вот человек, ей-богу! Ну, ходите. Вы ходите, а он в машине ездит! Вы в одной комнате сидите (пардон, пардон, может быть, выражение «сидите» неприлично в высшем обществе, так восседаете), а Гусь — в семи! Вы в месяц наколотите… пардон, наиграете на ваших фортепьянах десять червяков, а Гусь — пять сотен. Вы играете, а Гусь танцует!
Абольянинов. Потому что эта власть создала такие условия жизни, при которых порядочному человеку существовать невозможно.
Аметистов. Пардон, пардон! Порядочному человеку при всяких условиях, существовать можно. Я порядочный человек, однако же существую. Я, папаша, в Москву без штанов приехал, а вот…
Абольянинов. Простите, но какой я вам папаша?
Аметистов. Да не будьте вы таким недотрогой! Что за пустяки между дворянами.
Абольянинов. Простите меня, вы действительно дворянин?
Аметистов. Мне нравится этот вопрос! Да вы сами не видите, что ли? (Икает.) А, черт…
Абольянинов. Ваша фамилия, видите ли, мне никогда не встречалась.
Аметистов. Мало ли что не встречалась! Известная пензенская фамилия. Эх, сеньор! Да если бы вы знали, что я вынес от большевиков, эх… Имение разграбили, дом сожгли…
Абольянинов. У вас в каком уезде было имение?
Аметистов. У меня? Да вы говорите про… которое?
Абольянинов. Ну да, которое сожгли.
Аметистов. Ах, это… Не хочу я вспоминать, потому что мне тяжело. Белые колонны, как сейчас помню… Семь колонн, одна красивее другой. Э, да что говорить! А племенной скот! А кирпичный завод!
Абольянинов. У моей тетки, Варвары Николаевны, был превосходный конский…
Аметистов. Что вам Варвара-тетка! У меня лично был, да какой! Да что вы так приуныли? Приободритесь, отец!
Абольянинов. У меня тоска!
Аметистов. Вообразите, у меня тоже. Почему, неизвестно! Предчувствие какое-то… От тоски карты помогают…
Абольянинов. Я не люблю карт, я люблю лошадей. У меня была лошадь. Фараон…
Голос глухо запел. «Напоминают мне оне…»
Камзол красный, рукава желтые, черная перевязь — Фараон…
Аметистов. Я любил заложить фараон… Эх, пойдет партнер углами гнуть, вы, батюшка, холодным потом обольетесь! Но зато потом, как срежете ему карту на полном ходу, хлоп! Ляжет, как подкошенная!.. Кто меня расстроил… Эх, убраться бы из Москвы поскорее!
Абольянинов. Да, да, поскорее, я не могу здесь жить…
Аметистов. Не раскисайте, братишка! Три месяца еще, и уедем в Ниццу. Вы бывали в Ницце, граф?
Абольянинов. Бывал много раз.
Аметистов. Я тоже, конечно, бывал, только в глубоком детстве. Эх-хо-хо… Моя покойная матушка, помещица, возила меня… две гувернантки с нами ездили, нянька… Я, знаете ли, с кудрями… Интересно, бывают ли шулера в Монте-Карло?
Абольянинов(в тоске). Ах, я не знаю… Ах, я ничего не знаю…
Аметистов. Схватило! Вот экзотическое растение. Граф, коллега, до прихода Зоечки прошвырнемся в «Баварию»?
Абольянинов. Вы меня прямо ошеломляете вашими словами. В пивных грязь и гадость…
Аметистов. Вы, стало быть, не видели раков, которых вчера привезли в «Баварию»! Каждый рак величиной ну, чтобы вам не соврать, с гитару! Херувим!
Появляется Херувим.
Слушай, дорогой мажордом желтой расы, если придет Зоя Денисовна, скажи, что мы с графом на минутку в Третьяковскую галерею пошли. Ползем, папаня! Во — раки! (Уходит с Абольяниновым.)
Херувим. Мануска! Усли!
Манюшка(вбегает, целует Херувима). Чем ты мне понравился, я в толк не возьму! Желтый, как апельсин, а понравился! Вы, китайцы, лютеране?
Херувим. Лютирани, мала-мала, белье стираем… Слусай, Мануска, вазное дело. Мы скоро ехать будим, Мануска. Я тибе беру Санхай.
Манюшка. В Шанхай? Не поеду я.
Херувим. Поедеси!
Манюшка. Что ты командуешь? Что я тебе, жена, что ли?
Херувим. Я тибе зеню, Мануска. В Санхае.
Манюшка. Меня нужно спросить, пойду я за тебя или нет. Что, я тебе контракт подписывала, что ли, косой?
Херувим. Ты, мозет, Ганзалина зенить хоцись?
Манюшка. А хотя бы и Газолина, я девушка свободная. Ты чего буркалы китайские выпятил, я тебя не боюсь.
Херувим. Ганзалини?
Херувим(становится страшен). Ганзалини?
Манюшка. Что ты, что ты…
Херувим(схватывает Манюшку за глотку, вынимает нож). Я тибе цицае резать буду. (Душит Манюшку.) Кази, Ганзалини целовала?
Манюшка. Ой, пусти глотку, ангелок… Помяни, Господи, рабу Марию…
Херувим. Целовала? Целовала?
Манюшка. Херувимчик, хрустальный… Не целовала… не режь сиротку… Пожалей мою юную жизнь…
Херувим(спрятал нож). Зенить будеси Гандзалини?
Манюшка. Нет, нет, нет…
Херувим. Мине зенить будиси?
Манюшка. Нет… буду, буду. Что же это он, товарищи, делает?!
Херувим. Я тибе предлозение делала.
Манюшка. Ай да предложение, ай да женишок с ножичком… Ты же разбойник, Херувим!
Херувим. Ниэт… Я ни разбойник, я был пицальный… каздый гоняит… тюрьму ходит садить китайса, за кокаин… Гандзалин миня тиранил мала-мала… Белье стирал целую ноць… сам денга бирет, мине сорок копиек давал… я страдал, холодный… — китайса не мозет зить холодной Москва… китайса Санхае долзен зить… Слусай, Мануска, ты типель собилайся, все собилай, мы скоро ехать будим, я придумал много цирвонцев достать…
Манюшка. Ой, Херувим, что ты придумал? Боюсь я тебя!
Катись на кухню.
Херувим исчезает.
(Открыв дверь.) Ой, Господи, Боже мой!..
Гандзалин. Здрасти, Мануска!
Манюшка. Ой, уйди, Газолин…
Гандзалин. Нет, я зацем уйди? Я не уйди. Ты одна, Мануска? Я тибе присел предлозение делать.
Манюшка. Уйди, Газолин.
Гандзалин. Нет, зацем? Ты мне сто говорила, а? Говорила, любиси. Обманула Гандзалин?
Манюшка. Что ты врешь? Ничего я тебе не говорила. Вот я Зою Денисовну кликну…
Гандзалин. Ты вресь. Ее дома нету. Ты, Мануска, много вресь! А я тибе люблю!
Манюшка. Ты с ножом? Говори прямо, если с ножом…
Гандзалин. Я с нозом. Предлозение делать.
Херувим(появился внезапно). Кто предлозение?
Гандзалин. Ага! Вот он, помосник! Ах, ты!..
Херувим. Ты иди с квартиры, иди!.. Это моя квартира, Зойкина, моя!
Манюшка. Ой, что же это будет?
Гандзалин. Твоя? Бандит!