достаточно одной „Чайки“ в его „обработке“. Но вот мне подарили билет ко дню именин, и мне уж никак нельзя было отказаться и не пойти.Пьеса в свое время была посвящена мне. Но я не представляла себе, что меня ожидает.Начать с того, что не каждый драматургический текст поддается чисто условной трактовке, когда сам зритель неустанно должен ломать себе голову, стараясь угадать, кто — кто, кто — где и почему именно так…Почему зритель, например, должен понять, что среди бестолково набросанного театрального реквизита пробирается „Солнце Франции“, Людовик XIV? Вряд ли сам актер верил, что изображает это „Солнце“. Не верили и мы, зрители.Почему ведущая актриса Парижского (Парижского!) театра Мадлена Бежар похожа в последнем акте на подмосковную огородницу в кофте навыпуск? Почему другая актриса, Арманда Бежар, впоследствии жена Мольера, вела себя так вульгарно? Условная трактовка — прием тонкий и, если зритель воспринимает веками установившуюся условность японского театра „Кабуки“, то „шиворот-навыворот“ А. В. Эфроса — явление не очень хорошего вкуса. Признаюсь откровенно: я прострадала весь спектакль и ушла с горьким чувством обиды за Михаила Афанасьевича Булгакова, талант которого нет-нет, да и прорывался сквозь режиссерскую шелуху. Тогда сразу становилось интересно и легко на душе.Композитор Андрей Волконский, вообще-то человек со вкусом, к тому же всю юность проведший во Франции, в данном случае внес свою лепту в общую неразбериху.И вот какая мысль принципиального порядка пришла мне в голову. Представим себе, что широкую улицу переходит там, где положено и когда положено, писатель Булгаков, а на мотоцикле мчится Эфрос, не обращая внимания на световые сигналы, сшибает Булгакова и наносит ему телесные увечья. Он ответит со всей строгостью советского закона — так мне сказали юристы и подсказала логика. Так почему же при нанесении моральных увечий произведению писателя никто не несет никакой ответственности? Почему?» (Л. Е. Белозерская. Воспоминания, с. 178–179.)Я процитировал эти воспоминания не случайно, а просто потому, что по ее совету я тоже пошел посмотреть этот спектакль 70-х, а потом при встрече мы долго обсуждали эту постановку, вспоминая многочисленные курьезы ее. Лишь о некоторых вспомнила Л. Е. Белозерская.Так что постановка этой пьесы — еще впереди!Какую редакцию предпочтет Театр — это вопрос Театра.Считаю, что и эта редакция имеет право на существование, потому что ее рекомендовали к публикации Е. С. Булгакова в 1962 году и Л. Е. Белозерская-Булгакова в 1986 году.]
Драма в четырех действиях
Rien ne manque а sа gloire,
Il manquait а la nøtre.[2 — Для его славы уже ничего не нужно. Но он нужен для нашей славы (фр.)]
Действующие:
Жан-Батист Поклен де Мольер — знаменитый драматург и актер.
Мадлена Бежар, Арманда Бежар де Мольер, Мариэтта Риваль — актрисы.
Шарль-Варле де Лагранж — актер, по прозвищу «Регистр»
Захария Муаррон — знаменитый актер-любовник.
Филибер дю Круази — актер.
Жан-Жак Бутон — тушильщик свечей и слуга Мольера.
Людовик Великий — король Франции.
Маркиз д’Орсиньи — дуэлянт, по кличке «Одноглазый, помолись!».
Маркиз де Шаррон — архиепископ города Парижа.
Маркиз де Лессак — игрок.
Справедливый сапожник — королевский шут.
Шарлатан с клавесином.
Незнакомка в маске.
Отец Варфоломей — бродячий проповедник.
Брат Сила, Брат Верность — члены Кабалы Священного писания.
Ренэ — дряхлая нянька Мольера.
Суфлер.
Монашка.
Члены Кабалы Священного писания в масках и черных плащах. Придворные Мушкетеры и другие.
Действие в Париже в век Людовика XIV.
Действие первое
За занавесом слышен очень глухой раскат смеха тысячи людей. Занавес раскрывается — сцена представляет театр Пале-Рояль. Тяжелые занавесы. Зеленая афиша с гербами и орнаментом. На ней крупно: «КОМЕДИАНТЫ ГОСПОДИНА…» и мелкие слова. Зеркало. Кресла. Костюмы. На стыке двух уборных, у занавеса, которым они разделены, громадных размеров клавесин. Во второй уборной — довольно больших размеров распятие, перед которым горит лампада. В первой уборной налево дверь, множество сальных свечей (свету, по-видимому, не пожалели). А во второй уборной на столе только фонарь с цветными стеклами. На всем решительно — и на вещах и на людях (кроме Лагранжа) — печать необыкновенного события, тревоги и волнения. Лагранж, не занятый в спектакле, сидит в уборной, погруженный в думу. Он в темном плаще. Он молод, красив и важен. Фонарь на его лицо бросает таинственный свет. В первой уборной Бутон, спиною к нам, припал к щели в занавесе. И даже по спине его видно, что зрелище вызывает в нем чувство жадного любопытства. Рожа Шарлатана торчит в дверях. Шарлатан приложил руку к уху — слушает. Слышны взрывы смеха, затем финальный раскат хохота. Бутон схватывается за какие-то веревки, и звуки исчезают. Через мгновение из разреза занавеса показывается Мольер и по ступенькам сбегает вниз в уборную. Шарлатан скромно исчезает. На Мольере преувеличенный парик и карикатурный шлем. В руках палаш. Мольер загримирован Сганарелем — нос лиловый с бородавкой. Смешон. Левой рукой Мольер держится за грудь, как человек, у которого неладно с сердцем. Грим плывет с его лица.
Мольер(сбрасывая шлем, переводя дух). Воды!
Бутон. Сейчас. (Подает стакан.)
Мольер. Фу! (Пьет, прислушивается с испуганными глазами.)
Дверь распахивается, вбегает загримированный Полишинелем дю Круази, глаза опрокинуты.
Дю Круази. Король аплодирует! (Исчезает.)
Суфлер(в разрезе занавеса). Король аплодирует!
Мольер(Бутону). Полотенце мне! (Вытирает лоб, волнуется.)
Мадлена(в гриме появляется в разрезе занавеса). Скорее! Король аплодирует!
Мольер(волнуясь). Да, да, слышу. Сейчас. (У занавеса крестится.) Пречистая Дева, Пречистая Дева! (Бутону.) Раскрывай всю сцену!
Бутон опускает сначала занавес, отделяющий от нас сцену, а затем громадный главный, отделяющий сцену от зрительного зала. И вот она одна видна нам в профиль. Она приподнята над уборными, пуста. Ярко сияют восковые свечи в люстрах. Зала не видна, видна лишь крайняя золоченая ложа, но она пуста. Чувствуется только таинственная, насторожившаяся синь чуть затемненного зала. Шарлатанское лицо моментально появляется в дверях. Мольер поднимается на сцену так, что мы видим его в профиль. Он идет кошачьей походкой к рампе, как будто подкрадывается, сгибает шею, перьями шляпы метет пол. При его появлении один невидимый человек в зрительном зале начинает аплодировать, а за этим из зала громовые рукоплескания. Потом тишина.
Мольер. Ваше… величество… ваше величество… Светлейший государь… (Первые слова он произносит чуть-чуть заикаясь — в жизни он немного заикается, — но потом его речь выравнивается, и с первых же слов становится понятно, что он на сцене первоклассен. Богатство его интонаций, гримас и движений неисчерпаемо. Улыбка его легко заражает.) Актеры труппы Господина, всевернейшие и всеподданнейшие слуги ваши, поручили мне благодарить вас за ту неслыханную честь, которую вы оказали нам, посетив наш театр… И вот, сир… я вам ничего не могу сказать.
В зале порхнул легкий смешок и пропал.
Муза, муза моя, о лукавая Талия!
Всякий вечер, услышав твой крик,
При свечах в Пале-Рояле я…
Надеваю Сганареля парик.
Поклонившись по чину, пониже, —
Надо! Платит партнер тридцать су! —
Я, о сир, для забавы Парижа (пауза)
Околесину часто несу.
В зале прошел смех.
Ты на помощь ко мне спеши.
Ах, легко ли, легко ль в интермедии.
В зале грянул аплодисмент.
Бутон. Ах, голова! Солнце придумал.
Шарлатан(с завистью). Когда он это сочинил?
Бутон(высокомерно). Никогда. Экспромт.
Шарлатан. Мыслимо ли это?
Бутон. Ты не сделаешь.
Мольер(резко меняет интонацию).
Вы несете для нас королевское бремя.
Но я славен уж тем, что играл в твое время,
Людовик!.. Великий!!.
(Повышает голос.) Французский!!!
(Кричит.) Король!!!
(Бросает шляпу в воздух.)
В зале начинается что-то невообразимое. Рев: «Да здравствует король!» Пламя свечей ложится. Бутон и Шарлатан машут шляпами, кричат, но слов их не слышно. В реве прорываются ломаные сигналы гвардейских труб. Лагранж стоит неподвижно у своего огня, сняв шляпу. Овация кончается, и настает тишина.
Голос Людовика(из сини). Благодарю вас, господин де Мольер!
Мольер. Всепослушнейшие слуги ваши просят вас посмотреть еще одну смешную интермедию, если только мы вам не надоели.
Голос Людовика. О, с удовольствием, господин де Мольер!
Мольер(кричит). Занавес!
Главный занавес закрывает зрительный зал, и за занавесом тотчас начинается музыка. Бутон закрывает и тот занавес, который отделяет сцену от нас, и она исчезает. Шарлатанское лицо скрывается.
Мольер(появившись в уборной, бормочет). Купил!.. Убью его и зарежу!
Бутон. Кого бы он хотел зарезать в час триумфа?
Мольер(схватывает Бутона за глотку). Тебя!
Бутон(кричит). Меня душат на королевском спектакле!
Лагранж шевельнулся у огня, но опять застыл. На крик вбегают Мадлена и Риваль, почти совершенно голая, — она переодевалась. Обе актрисы схватывают Мольера за штаны, оттаскивая от Бутона, причем Мольер лягает их ногами. Наконец Мольера отрывают с куском Бутонова кафтана. Мольера удается повалить в кресло.
Мадлена. Вы с ума сошли! В зале слышно.
Мольер. Пустите!
Риваль. Господин Мольер! (Зажимает рот Мольеру.)
Потрясенный Шарлатан заглядывает в дверь.
Бутон(глядя в зеркало, ощупывает разорванный кафтан). Превосходно сделано и проворно. (Мольеру.) В чем дело?
Мольер. Этот негодяй… Я не понимаю, зачем я держу при себе мучителя? Сорок раз играли, все было в порядке, а при короле свеча повалилась в люстре, воском каплет на паркет.
Бутон. Мэтр, вы сами выделывали смешные коленца и палашом повалили свечку.
Мольер. Врешь, бездельник!
Лагранж кладет голову на руки и тихо плачет.
Риваль. Он прав. Вы задели свечку шпагой.
Мольер. В зале смеются. Король удивлен…
Бутон. Король — самый воспитанный человек во Франции и не заметил никакой свечки.
Мольер. Так я повалил? Я? Гм… Почему же в таком случае я на тебя кричал?
Бутон. Затрудняюсь ответить, государь.
Мольер. Я, кажется, разорвал твой кафтан.
Бутон судорожно смеется.
Риваль. Боже, в каком я виде! (Схватывает кафтан и, закрывшись им, улетает.)
Дю Круази(появился в разрезе занавеса с фонарем). Госпожа Бежар, выход, выход, выход… (Исчез.)
Мадлен. Бегу! (Убегает.)
Мольер(Бутону). Возьми этот кафтан.
Бутон. Благодарю вас. (Снимает кафтан и штаны, проворно надевает одни из штанов Мольера, с кружевными канонами.)
Мольер. Э… э… э… А штаны почему?
Бутон. Мэтр, согласитесь сами, что верхом безвкусицы было бы соединить такой чудный кафтан с этими гнусными штанами. Извольте глянуть: ведь это срам — штаны. (Надевает и кафтан) Мэтр, в кармане обнаружены мною две серебряные монеты незначительного достоинства. Как прикажете с ними поступить?
Мольер. В самом деле. Я полагаю, мошенник, что лучше всего их сдать в музей. (Поправляет грим.)
Бутон. Я — тоже. Я сдам. (Прячет деньги.) Ну, я пошел снимать нагар. (Вооружается свечными щипцами.)
Мольер. Попрошу со сцены не пялить глаз на короля.
Бутон. Кому вы это говорите, мэтр? Я тоже воспитан, потому что француз по происхождению.
Мольер. Ты француз по происхождению и болван по профессии.
Бутон. Вы по профессии — великий артист и грубиян по характеру. (Скрывается.)
Мольер. Совершил я какой-то грех, и послал мне его Господь в Лиможе.
Шарлатан. Господин директор! Господин директор!
Мольер. Ах да, с вами еще. Вот что, сударь. Это… вы простите меня за откровенность — фокус второго разряда. Но партерной публике он понравится. Я выпущу вас в антракте в течение недели. Но все-таки как вы это делаете?
Шарлатан. Секрет, господин директор.
Мольер. Ну, я узнаю. Возьмите несколько аккордов, только тихонько.
Шарлатан, загадочно улыбаясь, подходит к клавесину, садится на табуретку в некотором расстоянии
