царские палаты, выходит нагруженный вещами Понырева[71 — Здесь Поныревым назван Михельсон.], с часами под мышкой Юрочка[72 — Юрочка — Юрий (Жорж) Милославский.]. Чувствуя, что он куда-то не туда попал, крайне изумляется.
На тебе, еще один!
Юрочка. Я извиняюсь… Э… это, стало быть, я дверью ошибся… Я извиняюсь, как пройти на Александровский вокзал?
Э? Прямо? Мерси. (Хочет идти.)
Рейн. Нет, постойте.
Юрочка. Виноват, мне некогда.
Рейн. Постойте, говорю вам, вам нельзя выходить туда.
Юрочка(тихо). Влетел! Вот незадача! Я извиняюсь, в чем дело? Часы? Так это мои часы.
Рейн. Выслушайте меня и постарайтесь понять. Вы — человек не нашей эпохи… Тьфу, надо бы ему объяснить как-нибудь… Словом, я вас не выпущу отсюда. (Кирве.) Я сейчас сплавлю его обратно. Только мне хочется установить эпоху. (Юрочке.) Кто вы такой?
Юрочка. Солист императорских театров. А часы эти я купил в комиссионном магазине, в чем дело?
Рейн. Куда вы стремитесь? Зачем вам на Александровский вокзал?
Юрочка(подумав). Я за границу еду.
Кирва. Поныревские часы.
Юрочка. Какие такие поныревские? Что это у одного Понырева ходики в Москве? Пропустите меня на Александровский вокзал, я извиняюсь.
Рейн. Вы друг друга не понимаете. Кирва, оставьте это. (Юре.) Как ваша фамилия, прежде всего?
Юра(подумав). Подрезков. А паспорт свой я на даче забыл. Все?
Рейн. Вы всегда носите цилиндр?
Юра. Всегда.
Рейн. Какой царь царствует сейчас в России?
Юрочка. К сумасшедшему попал.
Рейн. При каком царе вы родились?
Юрочка. При Петре Великом, тьфу ты, дела…
Рейн. Сейчас он уйдет. (Движет рычажок.) Что такое? Да не порывайтесь вы никуда. Я сейчас вам объясню, в чем дело. Вы погибнете, если выйдете сразу. Поймите, что вы вышли из другой эпохи. Вы вышли сейчас из машины. В ней что-то заело. Я не могу сейчас же вас отправить обратно. Поймите, что вы вышли в двадцатый век. Судя по вашему костюму, вы недавней эпохи. Очевидно, я чуть-чуть не довел рычажок до нуля. Понимаете вы хоть что-нибудь из того, что я говорю?
Юра. Понимаю.
Рейн. Разве вас не поражает это? Обстановка этой комнаты?
Юра. Поражает.
Рейн. Ну, вот видите. Моя фамилия — Рейн. Я инженер, вы не волнуйтесь. Я исправлю прибор, мне удастся установить его на ваше время. Вы уйдете совершенно спокойно в вашу эпоху. Присядьте, вам никто не собирается причинять никакого зла.
Юра. Мерси.
Рейн. Мне нравится ваше спокойствие. Оно облегчает дело.[73 — Акт не завершен.]
Акт второй
Май. Терраса на высоте в Блаженных Землях. Тропические растения.
Радаманов[74 — В рукописи фамилия «Радаманов» в некоторых случаях пишется как «Родоманов».]. Люблю закат в Блаженных Землях. Но сегодня мешает мне им наслаждаться лишь чувство смутного беспокойства. Повинно ли в этом мое одиночество или никогда не покидающие меня мысли об Авроре? Ах, дочь моя! (Зажигает экран телефона на столе.)
В экране показывается дежурный телеграфист.
Товарищ, с вами говорит Радаманов. Приветствую вас..
Телеграфист. Приветствую вас, товарищ Радаманов.
Радаманов. Не томите, товарищ…
Телеграфист. Трудно принять при их бешеной скорости сигналы. Но по моему расчету через несколько минут они будут на земле.
Радаманов(волнуясь). Благодарю вас, благодарю вас. Товарищ, не можете ли вы протелеграфировать в ракету Авроре Радамановой, чтобы она не задерживалась на аэродроме, а прямо бы летела в Блаженные Земли. Я жду ее.
Телеграфист. Я рад бы был вам угодить, товарищ Радаманов, но уже поздно. Они подлетают к аэродрому. Хотя, впрочем… (Движет рычагами в аппарате, говорит в телефон.) Ракета, ракета Авроры Радамановой… Вы слушаете? Пусть летит сейчас же в Блаженные Земли. Они прилетели.
Радаманов. Благодарю вас, благодарю вас. (Гасит экран с телеграфистом. Звонит.)
Входит курьерша.
Товарищ Анна, сейчас прилетит Аврора.
Анна. Поздравляю вас.
Радаманов. Дружочек, у вас есть свежие цветы? Поставьте ей на стол. Она любит подснежники.
Анна. С удовольствием. Есть подснежники. Сейчас принесу их. (Уходит.)
Радаманов(один, волнуясь, переставляет предметы, потом берется за рычажки радиоаппарата. Оттуда тихо начинает слышаться «Полет валькирий»). Что это за вещь? Как жаль, что я не музыкален, как она. Во всяком случае, это ее любимая вещь. Ну что ж, тем лучше, очень хорошо, очень хорошо.
Анна входит, вносит подснежники.
Благодарю вас, дружочек.
Анна. Я рада вам служить, товарищ Радаманов. Аврора, я надеюсь, здорова? Что телеграфировали вам?
Радаманов. По-видимому, все благополучно. Впрочем, сейчас узнаем. А к приему гостей вы готовитесь, не правда ли?
Анна. О да, товарищ Радаманов, все будет сделано.
Радаманов. Ну, отлично, отлично.
Анна уходит. Слышится гул подлетающей машины. Радаманов взволнованно выбегает к крою террасы. Вбегает Аврора.
Аврора! (Простирает к ней руки.)
Аврора(сбрасывая летный шлем, очки). Отец!
Целуются.
Прилетела, черт меня возьми!
Радаманов. Ах, Аврора, Аврора! Месяц я не видал тебя, и первое слово, которое услыхал от тебя, — черт.
Аврора. Здоров?
Радаманов. Что ж спрашивать обо мне. Ты здорова ли? Не случилось ли чего-нибудь в пути?
Аврора. Господи, я была бы счастлива, если бы что-нибудь случилось! Но до тошноты комфортабельно!
Радаманов. Хочешь есть?
Аврора. Думать не могу об еде. Мы только и делали, что ели.
Мне скучно.
Радаманов. Аврора, ты, право, повергаешь меня в ужас. Я думал, что на Луне твоя тоска пройдет. Тебе нужно лечиться.
Аврора. Ах, какой вздор! Мне не от чего лечиться. Ведь я же не подписывала контракт на то, что мне всегда будет весело.
Радаманов. Скука — болезненное явление. Человеку не может быть скучно.
Аврора. Это теория Саввича.
Радаманов. Он кланялся тебе.
Аврора. От этих поклонов мне еще скучнее.
Радаманов. Ничего не понимаю. Ведь ты же выходишь за него.
Аврора. Бабушка надвое сказала.
Радаманов. Какая бабушка?
Аврора. Это была такая поговорка.
Радаманов. Не знал. Но не (надо) о бабушке. Поговорим о Саввиче. Нельзя же так поступать с человеком. И на этом самом месте ты говорила, что влюблена в него.
Аврора. Мне показалось на этом месте. И теперь я не могу разобраться и сама, чем он меня прельстил? Не то понравились мне его воротнички, не то пиджак, не то брови. А теперь я всматриваюсь и вижу, что совершенно нелепые брови. Белобрысые, в разные стороны, воротнички…
Радаманов. Честное слово, я сойду с ума! Неровность характера.
Я к вашим услугам. Да. Да. Саввич спрашивает, можешь ли ты его принять.
Аврора. Приму.
Радаманов. Да, она просит вас. Пожалуйста, разговаривай ты с ним сама. Меня ты окончательно запутала с этими бровями и евгеникой. (Саввичу.) Здравствуйте, милый Саввич. Разговаривайте с ней, у меня есть дело. (Уходит.)
Саввич. Здравствуйте, милая Аврора.
Аврора. Директору Института евгеники мое почтение.
Саввич. Вы, как и прежде, оригинальны. Я не помешал ли вам? Лишь только я узнал, что вы вернулись, мне захотелось приветствовать вас, не дожидаясь бала.
Аврора. Большое спасибо. Вы очень милы. Садитесь.
Саввич. Благодарю вас.
Простите, что привлекает ваше внимание на моем лице?
Аврора. Ваши брови. Вы подбрили их?
Саввич. Признаюсь вам, да.
Аврора. Это очень интересно. Повернитесь, так, к свету. Нет, так хуже, пожалуй.
Саввич. Но вы же мне сами говорили…
Аврора. По-видимому, я ошиблась.
Вы сегодня немного напоминаете мне Чацкого.
Саввич. Простите, кто это Чацкий?
Аврора. Это герой одной старинной пьесы, написанной лет четыреста назад.
Саввич. Простите, как называется?
Аврора. «Горе от ума».
Саввич. Виноват, а автор?
Аврора. Грибоедов.
Саввич. Благодарю вас. Простите. (По телефону.) Саввич говорит. Не откажите в любезности мне прислать к вечеру сочинение Грибоедова «Горе от ума».
Аврора. Напрасно, я бы вам дала, у меня оно есть. Да не стоит читать, очень скучно.
Саввич. Мне хочется познакомиться с этим Чацким.
Как на Луне?
Аврора. Холодно.
Саввич. Милая Аврора. Я нарочно пришел до бала с тем, чтобы узнать о вашем решении. Сегодня ведь первое мая.
Аврора. Да, а что?
Саввич. Вы сказали, что первого мая вы дадите мне окончательный ответ.
Аврора. Ах, моя голова! Какая я рассеянная! Да, первого мая… Знаете что… Отложим еще этот разговор, скажем, до десятого мая. Над нами не каплет…
Саввич. Виноват?
Аврора. Поговорка, поговорка. Не обращайте внимания.
Саввич. Не скрою от вас, что у меня грустное чувство вследствие того, что вы откладываете… К чему это? Ведь наш союз неизбежен. Но я не буду вам мешать перед балом… Позвольте вам сказать на прощание, что я вас люблю.
Аврора. До вечера…
Саввич уходит.
Радаманов(входя). Ну, что?
Аврора. Понимаешь, взял подбрил брови, а?
Радаманов. Аврора, при чем здесь брови? О чем ты говоришь? Я тебя спрашиваю, дала ли ты ему ответ?
Аврора. С другой стороны, не в бровях сила.
Шум. Звон.
Рейн. О, Боже!
Бунша. О, Боже!
Юрочка. Куда ж это нас занесло?
Рейн. Сейчас мы это узнаем. (У календаря.) Нет, нет, мне снится это! Четыре двойки.
Юрочка(внезапно начинает бить Буншу). Вот тебе машина, вот тебе!
Бунша. Полюбуйтесь, граждане, что он делает!
Радаманов. Товарищи, нужно предупреждать о съемке. Это мое помещение. Моя фамилия — Радаманов.
Аврора. Ну оставь их, папа, ну оставь. Хоть какое-нибудь развлечение.
Рейн. Оставьте этого старого болвана! Что вы делаете!
Радаманов. Товарищи, я категорически протестую. Нельзя же врываться в помещение…
Аврора. Папа, это не съемка. Я догадалась: это карнавал. Это шутка первомайская. Отвечай им в тон, а то ты попадешь в смешное положение.
Радаманов. Разве что так…
Рейн. Будьте снисходительны к нам. Где мы?
Радаманов. В Блаженстве.
Рейн. Блаженство… Блаженство… Ради всего святого — воды…
Аврора. Вот…
Рейн. Не понимаю… Блаженство?
Радаманов. В Блаженных Землях…
Милославский. Где Кропоткинские ворота?
Радаманов. Не понимаю вас, какие ворота.
Милославский. Кропоткина не понимаете? Вот это здорово!
Бунша. Какой район милиции? Кочки знаете?
Милославский. Бутырки знаете?
Радаманов. Не понимаю вас. И Кочки и Бутырки — не понимаю. (Авроре.) Воля твоя, но… может быть, это и очень весело, но мне почему-то не кажется остроумным. Впрочем, если это весело, я ничего не имею против. Пусть люди веселятся в день первомайскою карнавала.
Аврора. Что означает это зеркало в руках и занавеска?
Радаманов. По-видимому, на нем дамская шляпа. Это, возможно, тоже очень смешно. Впрочем, не знаю, не знаю…
Рейн. Выслушайте меня и постарайтесь понять. Мы не переодеты и не загримированы. Объясните, не обманывает ли меня зрение: это — год? Какой это год?
Радаманов. Две тысячи двести двадцать второй.
Рейн. О, Боже! Поймите… Да, да, несомненно так. Вон, летающие светляки — это машины. Так это место называется…
Радаманов. Блаженные Земли.
Рейн. Но это в Москве?
Радаманов. Да, это Москва Великая.
Бунша. Я все районы московские знаю.
Рейн. Молчите, кретин! (Радаманову.) Поймите, гражданин, что мы люди двадцатого века. Я изобрел аппарат для проникновения во время, и, благодаря ошибке этого старого идиота и этого несчастного, которого я не знаю, — мы попали в другой век. Прошу вас — верьте мне. Я близок к помешательству. Ах, Боже, вы не верите! (Авроре.) Так вы, вы постарайтесь понять! (Бледнея.) Я не могу больше говорить, помогите мне…
Милославский. Ах ты, профессор собачий, что ж ты наделал!
Бунша. Я на него заявление подаю.
Радаманов. Аврора, я же не актер, в конце концов… Но если тебя это развлекает… (Бунше.) Простите, я занят… (Уходит.)
Милославский. Очнись! Барышня, он помер!
Аврора. Ему действительно дурно! Анна! Анна! (Бунше.) Слушайте, это правда? (По телефону.) Профессор, немедленно к нам! У нас несчастье.
Экран. Граббе.
(Бунше.) Это правда?
Бунша. За такую машину…
Милославский. Морду бьют! Что же вы, Ньютоны проклятые, делаете? (Бросается на Буншу.)
Анна. Что такое?
Аврора. Оттащи его, оттащи! Что он
