ни с одним ленинградским театром, не предупредив их».

27 сентября «Литературная газета» опубликовала статью Горюнова о репертуаре Вахтанговского театра: в конце статьи упоминание о том, что театр собирается ставить «Дон Кихота» М. Булгакова.

1 октября позвонил Куза и сообщил, что «Дон Кихота читали в надлежащих местах (где?!) и он очень понравился».

18 октября: пьеса была в Реперткоме, теперь находится в ЦК В КП.

22 октября: «Куза по телефону: они возятся с „Дон Кихотом“.

Письмо М. А. их взволновало и они стараются показать, что они яростно хлопочут о проведении этой пьесы.

Ванеева — о том же и о том, что в Реперткоме она произвела благоприятное впечатление.

М. А.:

— Мне не нужны одобрительные отзывы о моей пьесе, мне нужна бумага — разрешена эта пьеса или нет.

Опять Куза:

— 28-го надо ехать в Репертком вместе, разговаривать.

М. А. мне:

— Ох, будет мука мученическая с двух сторон. Репертком будет стараться не дать разрешительной бумаги, а Куза будет стараться испортить пьесу нелепыми вставками.»

29 октября: «Куза — опять с комплиментами по поводу „Дон Кихота“: страшно нравится всем… профессор Дживилегов в восторге….»

5 ноября позвонил В. В. Куза и сообщил, что «Дон Кихот» разрешен Главреперткомом и Комитетом по делам искусств. Булгаков пообещал: как только он получит разрешительную бумагу, так тут же прочитает пьесу труппе..

9 ноября получили из Вахтанговского театра бумагу — «Дон Кихот» разрешен Реперткомом.

10 ноября: «Днем — в два часа было назначено чтение в Вахтанговском театре. Встретили М. А. долгими аплодисментами. Слушали около ста человек. Слушали хорошо. Вся роль Санчо, — эпизод с бальзамом, погонщики — имели дикий успех. Хохотали до слез, так что приходилось иногда М. А. прерывать чтение.

После конца — еще более долгие аплодисменты. Потом Куза встал и торжественно объявил: „Все!“, то есть, что никаких обсуждений. Этот сюрприз был ими явно подготовлен для М. А.»

Через несколько дней состоялась встреча с руководителями Реперткома, которые высказали пожелания по доработке пьесы. «—Я на этих днях сократил пьесу на 15 страниц», «и Мерингоф остался с раскрытым ртом».

Но Булгаков и без пожеланий Реперткома продолжал работать над пьесой. Так возникли третья и четвертая редакции «Дон Кихота».

27 декабря пьеса поступила в Репертком, а 17 января 1939 года разрешение наконец-то было получено. Театр включил пьесу в план работы на 1939 год.

Однако постановка «Дон Кихота» затягивалась… Время диктовало свой репертуар, «Дон Кихот» мог и подождать. Вроде бы все началось, как было задумано: газеты «Советское искусство» и «Рабочая Москва» сообщили, что театр приступил к репетициям. Но вскоре выяснилось, что необходимо было срочно поставить пьесу Алексея Толстого «Путь к победе», в которой действовали Ленин и Сталин. Какой уж тут Дон Кихот…

И Булгаков с горечью писал Вересаеву: «У меня нередко возникает желание поговорить с Вами, — но я как-то стесняюсь это делать, потому что у меня, как у всякого разгромленного и затравленного литератора, мысль все время устремляется к одной мрачной теме о моем положении, а это утомительно для окружающих.

Убедившись за последние годы в том, что ни одна моя строчка не пойдет ни в печать, ни на сцену, я стараюсь выработать в себе равнодушное отношение к этому. И, пожалуй, я добился значительных результатов.

Одним из последних моих опытов явился „Дон Кихот“ по Сервантесу, написанный по заказу вахтанговцев. Сейчас он и лежит у них и будет лежать, пока не сгниет, несмотря на то, что встречен ими шумно и снабжен разрешающею печатью реперткома.

В своем плане они его поставили в столь дальний угол, что совершенно ясно — он у них не пойдет. Он, конечно, и нигде не пойдет. Меня это нисколько не печалит, так как я уже привык смотреть на всякую свою работу с одной стороны — как велики будут неприятности, которые она мне доставит? И если не предвидится крупных, и за это уже благодарен от души….» (Письма, с. 464–465).

Премьера «Дон Кихота» в Вахтанговском театре состоялась 8 апреля 1941 года. А до этого, 13 марта 1941 года, была премьера в государственном академическом театре им. Пушкина, где главные роли сыграли Николай Черкасов и Б. Горин-Горяинов.

Впервые же пьеса была сыграна 27 апреля 1940 года в театре им. А. Н. Островского в городе Кинешме, затем в конце января 1941 года — в театре драмы города Петрозаводска.

Из статей о пьесе «Дон Кихот» следует отметить несколько работ О. Д. Есиповой: О пьесе М. Булгакова «Дон Кихот» (Из творческой истории) опубликованной в сборнике «Проблемы театрального наследия» М. А. Булгакова, Л., 1987; «Пьеса „Дон Кихот“ в кругу творческих идей М. Булгакова» — в сборнике «М. А. Булгаков-драматург и художественная культура его времени», а главное: подготовка текста и комментарии в 4 томе Собрания сочинений в пяти томах, М., Художественная литература, 1990. Есть интересные наблюдения и у Яновской, Рудницкого, Чудаковой и др.

Впервые опубликована в сборнике: Михаил Булгаков. Пьесы. М., Искусство, 1962; затем в сборнике: Михаил Булгаков. Драмы и комедии. М., 1965; затем — в сборнике: Михаил Булгаков. Пьесы. М., Советский писатель, 1986. Составители: Белозерская Любовь Евгеньевна, Ковалева Ирина Юрьевна.

Публикуется по расклейке книги: Михаил Булгаков. Мастер и Маргарита. Романы, пьесы. М.,Современник, 1991. Составитель и автор вступительной статьи В. В. Петелин.

Кроме того, прочитаны тексты, хранящиеся в ОР ГРБ, фонд 562, к. 14, ед. хр. 3, 6.

11

В Отделе рукописей РГБ хранится автограф первой и второй редакции либретто для оперы (по новелле Г. де Мопассана «Мадемуазель Фифи»). Начал работу над либретто 23 сентября, закончил в декабре 1938 года. Над третьей редакцией либретто работал с 8 января по 26 марта 1939 г.

Публикуется расклейка либретто из книги: Булгаков М. А. Кабала святош. М., Современник, 1991, сверенная с машинописью третьей редакции с сокращениями, хранящейся в ОР РГБ, ф. 562, к. 16, ед. хр. 15.

Музыку оперы Большой театр поручил писать популярному в то время И. Дунаевскому, который в одном из интервью определил замысел как «гимн патриотизму народных масс, неугасимому и неукротимому народному духу и величию» (Ленинградская правда, 26 декабря 1938 года).

«Как драматическое произведение „Рашель“ выстроена на развитии патриотической идеи, — писала Ю. В. Бабичева, — хотя и не совсем так, как обещал в интервью „Ленинградской правде“ соавтор-композитор („гимн патриотизму народных масс“). Это психологическая драма, содержанием которой стало движение, развитие, апофеоз возвышающего и очищающего душу чувства любви к своему отечеству». В основу конфликта заложен своего рода парадокс: взрыв благородных чувств, вылившийся в благородный поступок, происходит в душе, казалось бы, совсем погашенной цинизмом профессии. Закономерность этого «парадокса» драматург-либреттист в отличие от новеллиста Мопассана тщательно обосновывает и предшествующей картиной в доме мадам Телье, и последующей сценой в доме Шантавуана. Здесь Рашель гневно обличает благородного аббата за бездействие и за колебания, которые он испытывает, сомневаясь, можно ли оказать помощь патриотке со столь безнравственным родом занятий. Она грозит священнику: «Они меня повесят! И я качнуся, как язык на колокольне, — ударю в медь и прокричу о том, что я — одна, ничтожное, порочное созданье, одна вступилась за поруганную честь моей страны! Потом затихну, и вы увидите висящий неподвижно груз!..» (См.: межвузовский сборник научных трудов «Время и творческая индивидуальность писателя». Вологда, 1990, с. 102).

Исследователи творчества Булгакова относят «Рашель» к «самым совершенным оперным либретто» (Н. Шафер), «более других опытов Булгакова-либреттиста и законченна в своих жанровых формах», может рассматриваться «как существенное явление в истории отечественного оперного либретто» (Ю. В. Бабичева).

Но судьба и этого либретто М. А. Булгакова неутешительная: по переписке Булгакова и Дунаевского, по записям в дневнике Е. С. Булгаковой можно проследить творческую историю этого произведения.

23 сентября 1938 года М. А. Булгаков приступил к работе над «Рашелью», а накануне Яков Леонтьевич Леонтьев, замечательный и преданный друг последних лет, от имени Большого театра предложил М. А. делать либретто по «Мадемуазель Фифи» с Дунаевским: «…М. А. попросил достать из библиотеки Мопассана в подлиннике.» 25 сентября: «М. А. — за „Фифи“». 26 сентября: «Вечером — „Фифи“. Читал мне первую картину». 3 октября: «Днем М. А. рассказывал Самосуду в театре содержание „Рашели“ („Фифи“). Тому понравилось, но он сейчас же, по своему обыкновению, стал делать предложения каких-то изменений.

М. А. грустен, но ничего поделать нельзя. Приходится работать и подчиняться указаниям, делать исправления. Выхода никакого нет». 7 октября: «Вчера приехали: Яков Л., Дунаевский Исаак, еще — какой-то приятель его… Либретто „Рашели“ им чрезвычайно понравилось. Дунаевский, вообще экспансивная натура, зажегся, играл, импровизировал польку, взяв за основу несколько тактов, которые М. А. выдумал в шутку, сочиняя слова польки. Дунаевский возбужденно говорил:

— Тут надо будет брать у Бизе, у Пуччини! Что-нибудь такое страстное, эмоциональное! Вот послушайте, это ария Рашели!

Тут же начинал делать парафразы из упомянутых композиторов, блестел глазам, вертелся, как вьюн, подпрыгивал на табуретке.

Рассказал — очень умело — несколько остроумных анекдотов. Объяснялся М. А. в любви. Словом, стояло полное веселье. Как вдруг Яков сказал мне отдельно, что Самосуд заявил:

— Булгаков поднял вещь до трагедии, ему нужен другой композитор!

Ну и предатель этот Самосуд. Продаст человека ни за грош. Это ему нипочем». 8 октября: «Дунаевский прислал громадную корзину цветов мне». 9 октября: «… подсел Самосуд, разговор был о „Рашели“. Он стоит на своем: только Кабалевский может сделать эту музыку». 14 октября: «М. А. рассказывал содержание „Рашели“. Мелику понравилось очень. Хотя тут же возник вопрос — как же показывать в опере кюре! Но если его заменят кем-нибудь другим — все пропадет. Будет нехудожественно, а сейчас так хорошо.

Дунаевский играл свои вальсы и песенки…»

22 декабря: «Миша прочитал Дунаевскому первую картину и часть второй. Дунаевский (потом) — после обеда — импровизировал — и очень в духе вещи.

Вообще (боюсь ужасно ошибиться!) Дунаевский производит на меня впечатление человека художественной складки, темпераментного, загорающегося и принципиального — а это много значит!

Он хотел, чтобы Миша просто отдал бы ему „Рашель“, не связываясь с Большим. Но Миша не может, он должен по своему контракту с Большим, сдать либретто в театр.

Решили, что Дунаевский будет говорить с Самосудом и твердо заявит, что делать „Рашель“ будет он…» (с. 232)

А вот несколько фактов из переписки Булгакова и Дунаевского.

1 декабря 1938 года Булгаков писал Дунаевскому: «…Я отделываю „Рашель“ и надеюсь, что на днях она будет готова. Очень хочется с Вами повидаться… И „Рашель“, и я соскучились по Вас…» В ответ Дунаевский 4 декабря 1938 года сообщает: «…Я счастлив, что Вы подходите к концу работы, и не сомневаюсь, что дадите мне много подлинного вдохновения блестящей талантливостью Вашего либретто… Я днем и ночью думаю о нашей чудесной „Рашели“». 18 января 1939 года Дунаевский писал Булгакову: «…Считаю первый акт нашей оперы с текстуальной