а в н о к о м а н д у ю щ и й. Я категорически против такого тона. Вы явно нездоровы, генерал, и я жалею, что вы летом не уехали за границу лечиться, как я советовал.
Х л у д о в. Ах вот как! А у кого бы, ваше высокопревосходительство, ваши солдаты на Перекопе вал удерживали? У кого бы Чарнота в эту ночь с музыкой с Чонгара на Карпову балку пошел? Кто бы вешал? Вешал бы кто, ваше высокопревосходительство?
Г л а в н о к о м а н д у ю щ и й (темнея). Что это такое?
А ф р и к а н. Господи, воззри на них, просвети и укрепи! Аще царство разделится, вскоре раззорится!..
Г л а в н о к о м а н д у ю щ и й. Впрочем, сейчас не время…
Х л у д о в. Да, не время. Вам нужно немедленно возвращаться в Севастополь.
Г л а в н о к о м а н д у ю щ и й. Да. (Вынимает конверт, подает его Хлудову.) Прошу немедленно вскрыть.
Х л у д о в. А, уже готово! Вы предвидели? Это хорошо. Ныне отпущаеши раба твоего, владыко… Слушаю. (Кричит.) Поезд главнокомандующему! Конвой! Ставка!
Н а ч а л ь н и к с т а н ц и и (за перегородкой бросается к телефону). Керман Кемальчи! Дай жезл! Дай жезл!
Появляются к о н в о й н ы е к а з а к и и в с е ш т а б н ы е.
Г л а в н о к о м а н д у ю щ и й. Командующий фронтом…
…объявит вам мой приказ. Да ниспошлет нам всем Господь силы и разум пережить русское лихолетье! Всех и каждого честно предупреждаю, что иной земли, кроме Крыма, у нас нет.
Внезапно дверь распахивается, и появляется д е Б р и з а р с завязанной марлей головой, становится во фронт Главнокомандующему.
Д е Б р и з а р. Здравия желаю, ваше императорское величество! (Ставке, таинственно.) «Графиня, ценой одного рандеву, хотите, пожалуй, я вам назову…»
Г л а в н о к о м а н д у ю щ и й. Что это?
Г о л о в а н. Командир гусарского полка граф де Бризар контужен в голову.
Х л у д о в (как во сне). Чонгар… Чонгар…
Г л а в н о к о м а н д у ю щ и й. В мой поезд со мной, в Севастополь! (Быстро выходит в сопровождении конвойных казаков.)
А ф р и к а н. Господи! Господи! (Благословляет ставку, быстро выходит.)
Д е Б р и з а р (увлекаемый штабными). Виноват!.. «Графиня, ценой одного рандеву…»
Ш т а б н ы е. В Севастополь, граф, в Севастополь…
Д е Б р и з а р. Виноват!.. Виноват!.. (Исчезает.)
Х л у д о в (вскрывает конверт. Прочитал, оскалился. Головану). Летчика на Карпову балку к генералу Барбовичу. Приказ – от неприятеля оторваться, рысью в Ялту и грузиться на суда!
По ставке проносится шелест: «Аминь, аминь…» Потом могильная тишина.
Другого – к генералу Кутепову: оторваться, в Севастополь и грузиться на суда. Фостикову – с кубанцами в Феодосию. Калинину – с донцами в Керчь. Чарноте – в Севастополь! Всем на суда! Ставку свернуть мгновенно, в Севастополь! Крым сдан!
Г о л о в а н (поспешно выходя). Летчиков! Летчиков!
Группы штабных начинают таять. Сворачиваются карты, начинают исчезать телефоны.
Послышалось, как взревел поезд и ушел. Суета, порядка уже нет. Тут распахивается дверь, из которой выходил Чарнота, и появляется С е р а ф и м а, в бурке. За ней – Г о л у б к о в и К р а п и л и н, пытающиеся ее удержать.
Г о л у б к о в. Серафима Владимировна, опомнитесь, сюда нельзя! (Удивленным штабным.) Тифозная женщина!..
К р а п и л и н. Так точно, тифозная.
С е р а ф и м а (звонко). Кто здесь Роман Хлудов?
При этом нелепом вопросе возникает тишина.
Х л у д о в. Ничего, пропустите ко мне. Хлудов – это я.
Г о л у б к о в. Не слушайте ее, она больна!
С е р а ф и м а. Из Петербурга бежим, все бежим да бежим… Куда? К Роману Хлудову под крыло! Все Хлудов, Хлудов, Хлудов… Даже снится Хлудов! (Улыбается.) Вот и удостоилась лицезреть: сидит на табуретке, а кругом висят мешки. Мешки да мешки!.. Зверюга! Шакал!
Г о л у б к о в (отчаянно). У нее тиф! Она бредит!.. Мы из эшелона!
Хлудов звонит, и из стены выходят Т и х и й и Г у р и н.
С е р а ф и м а. Ну что же! Они идут и всех вас прикончат!
В группе штабных шорох: «А-а… коммунистка!»
Г о л у б к о в. Что вы! Что вы! Она жена товарища министра Корзухина! Она не отдает себе отчета в том, что говорит!
Х л у д о в. Это хорошо, потому что, когда у нас, отдавая отчет, говорят, ни слова правды не добьешься.
Г о л у б к о в. Она – Корзухина!
Х л у д о в. Стоп, стоп, стоп! Корзухина? Это – пушной товар? Так у этого негодяя еще и жена коммунистка? У, благословенный случай! Ну, я с ним сейчас посчитаюсь! Если только он не успел уехать, дать мне его сюда!
Тихий дает знак Гурину, и тот исчезает.
Т и х и й (мягко, Серафиме). Как ваше имя-отчество?
Г о л у б к о в. Серафима Владимировна… Серафима…
Г у р и н вводит К о р з у х и на. Тот смертельно бледен, чует беду.
Вы – Парамон Ильич Корзухин?
К о р з у х и н. Да, это я.
Г о л у б к о в. Слава Богу, вы выехали нам навстречу! Наконец-то!
Т и х и й (ласково, Корзухину). Ваша супруга, Серафима Владимировна, приехала к вам из Петербурга.
К о р з у х и н (посмотрел в глаза Тихому и Хлудову, учуял какую-то ловушку). Никакой Серафимы Владимировны не знаю, эту женщину вижу впервые в жизни, никого из Петербурга не жду, это обман.
С е р а ф и м а (поглядев на Корзухина, мутно). А-а, отрекся! У, гадина!
К о р з у х и н. Это шантаж!
Г о л у б к о в (отчаянно). Парамон Ильич, что вы делаете?! Этого не может быть!
Х л у д о в. Искренний человек, а? Ну, ваше счастье, господин Корзухин! Пушной товар! Вон!
Корзухин исчезает.
Г о л у б к о в. Умоляю вас допросить нас! Я докажу, что она его жена!
Х л у д о в (Тихому). Взять обоих, допросить!
Т и х и й (Гурину). Забирай в Севастополь.
Гурин берет Серафиму под руку.
Г о л у б к о в. Вы же интеллигентные люди!.. Я докажу!..
С е р а ф и м а. Вот один только человек и нашелся в дороге… Ах, Крапилин, красноречивый человек, что же ты не заступишься?
Серафиму и Голубкова уводят.
К р а п и л и н (став перед Хлудовым). Точно так. Как в книгах написано: шакал! Только одними удавками войны не выиграешь! За что ты, мировой зверь, порезал солдат на Перекопе? Попался тебе, впрочем, один человек, женщина. Пожалела удавленных, только и всего. Но мимо тебя не проскочишь, не проскочишь! Сейчас ты человека – цап и в мешок! Стервятиной питаешься.
Т и х и й. Позвольте убрать его, ваше превосходительство?
Х л у д о в. Нет. В его речи проскальзывают здравые мысли насчет войны. Поговори, солдат, поговори.
Т и х и й (манит кого-то пальцем, и из двери контрразведывательного отделения выходят два контрразведчика. Шепотом). Доску.
Появляется Т р е т и й к о н т р р а з в е д ч и к с куском фанеры.
Х л у д о в. Как твоя фамилия, солдат?
К р а п и л и н (заносясь в гибельные выси). Да что фамилие? Фамилие у меня неизвестное – Крапилин-вестовой! А ты пропадешь, шакал, пропадешь, оголтелый зверь, в канаве! Вот только подожди здесь на своей табуретке! (Улыбаясь.) Да нет, убежишь, убежишь в Константинополь! Храбер ты только женщин вешать да слесарей!
Х л у д о в. Ты ошибаешься, солдат, я на Чонгарскую Гать ходил с музыкой и на Гати два раза ранен.
К р а п и л и н. Все губернии плюют на твою музыку! (Вдруг очнулся, вздрогнул, опустился на колени, говорит жалобно.) Ваше высокопревосходительство, смилуйтесь над Крапилиным! Я был в забытьи!
Х л у д о в. Нет! Плохой солдат! Ты хорошо начал, а кончил скверно. Валяешься в ногах? Повесить его! Я не могу на него смотреть!
Контрразведчики мгновенно накидывают на Крапилина черный мешок и увлекают его вон.
Г о л о в а н (появляясь). Приказание вашего превосходительства исполнено. Летчики вылетели.
Х л у д о в. Всем в поезд, господа. Готовь, есаул, мне конвой и вагон!
Все исчезают.
(Один, берет телефонную трубку, говорит в нее.) Командующий фронтом говорит. На бронепоезд «Офицер» передать, чтобы прошел, сколько может, по линии, и огонь, огонь! По Таганашу огонь, огонь! Пусть в землю втопчет на прощанье! Потом пусть рвет за собой путь и уходит в Севастополь! (Кладет трубку, сидит один, скорчившись на табуретке.)
Пролетел далекий вой бронепоезда.
Чем я болен? Болен ли я?
Раздается залп с бронепоезда. Он настолько тяжел, этот залп, что звука почти не слышно, но электричество мгновенно гаснет в зале станции, и обледенелые окна обрушиваются. Теперь обнажается перрон. Видны голубоватые электрические луны. Под первой из них, на железном столбе, висит длинный черный мешок, под ним фанера с надписью углем: «Вестовой Крапилин – большевик». Под следующей мачтой другой мешок, дальше ничего не видно.
(Один в полутьме смотрит на повешенного Крапилина.) Я болен, я болен. Только не знаю чем.
О л ь к а появилась в полутьме, выпущенная в панике. Тащится в валенках по полу.
Н а ч а л ь н и к с т а н ц и и (в полутьме ищет и сонно бормочет). Дура, дура Николаевна… Олька. Олька-то где? Олечка, Оля, куда же ты, дурочка, куда ты? (Схватывает Ольку на руки.) Иди на
