спасибо. Я уже прицепил к цепочке, ношу и буду носить эту милую, изящную вещицу и буду вспоминать Вас».
…»рассчитываю засесть за пьесу и к 20 марту кончу ее. В голове она у меня уже готова. Называется «Вишневый сад», четыре акта; в первом акте в окна видны цветущие вишни, сплошной белый сад. И дамы в белых платьях». ***
О. Л. Книппер 7 февраля, Ялта.
…
«Время идет быстро! Борода у меня стала совсем седая». {359} ***
О. Л. Книппер, 14 февраля, Ялта.
…
…»Когда приеду в Москву, не забудь, надо будет заказать мне шубу, очень теплую и, главное, очень легкую. У меня еще отродясь не было сносной, мало-мальски приличной шубы, которая стоила бы дороже 50 рублей». ***
1904
Ялта, Москва, Берлин, Баденвейлер. Ф. Д. Батюшкову, 19 января, Москва. …»на первом представлении «Вишневого сада» 17 января меня чествовали, и так широко, радушно и в сущности так неожиданно, что я до сих пор никак не могу придти в себя». ***
О. Л. Книппер, 24 февраля, Ялта.
…
…»Ильнарская ездит по всей России с «Вишневым садом» и печатает на афишах: «специальное разрешение на право постановки дано автором В. Н. Ильнарской». Никогда я никаких разрешений не давал». Ей же, 12 марта, Ялта.
…
…»Если в конце июня и в июле буду здоров, то поеду на войну, буду у тебя проситься. Поеду врачом». {360} ***
H. Д. Телешову, 1 марта, Ялта.
…»Когда увидите Бунина и Бабурина, то поклонитесь им, пожалуйста». ***
О. Л. Книппер, 8 марта, Ялта:
…»Дуся, в «Русских вед.» чудесно излагается война, особенно морская, неким В. М. Ты приучи себя, читай ежедневно и скоро войдешь во вкус. В. М., как оказывается, это не моряк-адмирал, как я думал, а простой думский статистик». ***
В. А. Гольцеву, 3 июня, Москва.
…»как раз перед отъездом я получил предлагаемое письмо. Это пишет дьякон Любимов, учитель нескольких городских училищ, очень хороший, превосходный человек. Нельзя ли сделать что-нибудь?
Подумай, голубчик! Дьякон беден и теперь приходится посылать в Дерпт сыну». ***
М. П. Чеховой, 6 июня, Берлин.
…»пишу тебе из Берлина, где я живу уже сутки. В Москве после твоего отъезда стало очень холодно, пошел снег и, вероятно, от этого я простудился, началась у меня ломота в ногах и руках, я не спал ночей, сильно похудел, впрыскивал морфий, принимал {361} тысячи всяких лекарств и с благодарностью вспоминаю только об одном героине, прописанном мне когда-то Альтшуллером». ***
Ей же, 16 июня, Баденвейлер.
…»Я живу среди немцев, уже привык к их компании и к режиму, но никак не могу привыкнуть к немецкой тишине и спокойствию. В доме и вне дома ни звука, только в 7 часов утра и в полдень играет в саду музыка, дорогая, но очень бездарная. Не чувствуется ни одной капли таланта ни в чем, ни одной капли вкуса, но зато порядок и честность, хоть отбавляй. Наша русская жизнь гораздо талантливее, а про итальянскую или французскую и говорить нечего».
«Здоровье мое поправилось, я, когда хожу, уже не замечаю того, что я болен, хожу себе и все, одышка меньше, ничего не болит, только осталась после болезни сильнейшая худоба; ноги тонкие, каких у меня никогда не было. Доктора немцы перевернули всю мою жизнь».
«В 7 час. утра я пью чай в постели, почему-то непременно в постели, в 71/2 приходит немец вроде массажиста и обтирает меня всего водой, и это, оказывается, недурно, затем я должен полежать немного, встать и в 8 час. пить желудевое какао; и съедать при этом громадное количество масла.
В 10 час. овсянка, протертая, необыкновенно вкусная и ароматичная, не похожая на нашу русскую. Свежий воздух, на солнце. Чтение газет. В час дня обед, причем ем не все блюда, а только те, которые, по предписанию доктора-немца, выбирает для меня Ольга. В 4 час. опять какао. В 7 ужин. Перед сном чашка чаю из земляники — это для {362} сна. Во всем этом много шарлатанства, но много и в самом деле хорошего, полезного, например овсянка». (Подчеркнуто мною. И. Б.) ***
Г. И. Россолимо, 17 июня, Баденвейлер.
…
…»Здесь я пробуду еще 3-4 недели, потом поеду в северную Италию, потом к себе в Ялту.
Вашего дружеского участия я никогда не забуду».
(Подчеркнуто мною. И. Б.) ***
М. П. Чеховой, 26 июня, Баденвейлер.
…
…»И ночи здесь теплые. Спим с открытыми окнами, с жалюзи». ***
Г. И. Россолимо, 28 июня, Баденвейлер.
…
…»У меня все дни была повышенная температура, а сегодня все благополучно, чувствую себя здоровым, особенно, когда не хожу, то есть не чувствую одышки. Одышка тяжелая, просто хоть караул кричи, даже минутами падаю духом. Потерял я всего 15 фунтов весу. Здесь жара невыносимая…» ***
М. П. Чеховой, 28 июня, Баденвейлер.
…»здесь жара наступила жестокая, застала меня врасплох, …я задыхаюсь и мечтаю о том, чтобы выехать отсюда. Но куда? Хотел я в Италию на Комо, но там все разбежались от жары. Везде на юге Европы жарко. Я хотел проплыть от Триеста до Одессы на пароходе, но не знаю, на сколько это теперь, в июне — июле, возможно…»
(Подчеркнуто мною. Ив. Б.) {364} V ***
Читал книгу профессора Бицилли «Творчество Чехова, опыт критического анализа», (138 страниц), София. 1942 г.
Длиннее этой книги нет на свете! ***
…»Показательно, что литературные друзья молодого Чехова, угадавшие его талант, уговаривают его бросить писание мелких рассказов и взяться за роман. Да и сам Чехов — и притом в пору художественной зрелости соблазнялся этим. Однако, ничего подобного ни «roman fleuve» типа толстовских, ни роману-трагедии Достоевского он не дал. Да и повести его мало чем отличаются от его рассказов. Нет «plot’a», коллизии, возникающей между персонажами, весьма внешне, круг людей тесен».
??(И. Б.) (Подчеркнуто мною. Ив. Б.) …»Чеховские герои не врезываются в память подобно героям Толстого или Достоевского, или Флобера, или Диккенса. Они только мелькают перед нами, подобно бледным прозрачным теням, и они, в нашей {365} памяти, легко перемещаются из одного его рассказа в другой, или просто забываются, подобно людям, с которыми мы лишь случайно и на короткое время встретились в действительной жизни». (Подчеркнуто мною. Ив. Б.) ***
«И тем не менее, как раз в нынешнее время Чехов, кажется, получил, наконец, полное признание, как раз теперь его уже не боятся именовать великим писателем. Что самое с этой точки зрения показательное, это, что такой оценки Чехов удостоился всё же раньше не у себя на родине, а в Англии».
(Подчеркнуто мною. Ив. Б.) ***
«Позволительно предположить, что чудесный рассказ «Дочь Альбиона» был внушен Чехову одним пассажем из «Фрегата Паллады», где речь идет о нравах английского населения в Сингапуре».
(Подчеркнуто мною. Ив. Б.) ***
…»Есть у Чехова одно место в «Степи», кажущееся реминисценцией соответствующего пассажа в III-ьей гл. 1-го тома «Фрегата Паллады», написанной в форме письма к Бенедиктову». {366} *** «Гоголя Чехов знал прекрасно, был глубоко проникнут его влиянием».
(Подчеркнуто мною. И. Б.) *** …»Факт тот, что мало кому из русских классиков Чехов был обязан столь многим, как Тургеневу, что в известном отношении Чехов всю жизнь находился в зависимости от Тургенева».
?! (И. Б.) (Подчеркнуто мною. Ив. Б.) ***
«Второе свидетельство — конец «Рассказа неизвестного человека». Он очень близок к концу «Накануне», который очень нравился Чехову. В обеих вещах поездка героя с героиней в Италию, пребывание в Венеции, в обеих герой болен чахоткой; в обеих — передача переживаний контраста прелести Венеции, жизненной радости, веющей от всего, что герой видит там, и трагизма их житейских обстоятельств, сознания, что им не дано насладиться счастьем, возможность которого, казалось бы, открывается перед ними».
Да (И. Б.). ***
…»в о. Савве совмещены черты и отца и матери Базарова: о. Савва охвачен чувством материнской, нерассуждающей, благоговеющей любви к сыну. Образ {367} матери, робеющей перед сыном, благоговеющей перед ним, повторен у Чехова в его совершеннейшей, подводящей итог всему его творчеству вещи, «Архиерей». Лучшее, что есть у Чехова, то есть было внушено ему уже в начале его творческого пути лучшим, что есть у Тургенева».
NB. Ерунда. (И. Б.). ***
…»Ясно, что Тригорин — зашифрованный Чехов».
?! (И. Б.) ***
…»Замечу, что есть кое-что общее такое между «Степью» и двумя первыми главами «Отрочества».
?! (И. Б.) ***
…»И вот у Чехова есть, так сказать, второе воплощение Акакия Акакиевича: это мелкий чиновник (в рассказе «Крыжовник»), всю жизнь мечтавший о собственной даче, где он будет жить на пенсии и разводить крыжовник, и в конце концов добившийся осуществления своей мечты. Он «влюблен» в свой крыжовник, как Акакий Акакиевич в свою шинель. Оба они пребывают в плане «дурной бесконечности».
Фальшиво, глупо! {368} «Сходство с Гоголем бьет в глаза».
!! (И. Б.). ***
«Замечу кстати, что в своей оценке прозы Лермонтова, и в частности «Тамани», Чехов вполне сходится с Григоровичем».
Григорович был редкий ценитель литературы, а его теперь всякая стерва лягает. (И. Б.) ***
«Не мало случаев употребления казаться и у Тургенева, в творчестве которого «проза» совмещается с «поэзией» и «аналитическая» тенденция подчас вытесняется «синтетической». Но нет писателя, в лексике которого казаться занимало бы такое место как у Чехова. У него это речение попадается едва ли не на каждой странице, во всех его вещах, начиная с самых ранних, и, что всего показательнее, особенно часто в самых ранних, и, что всего показательнее, особенно часто в поздних, и наиболее совершенных, произведениях. Так в «Даме с собачкой» — 18 раз; в «Архиерее» — 20, при чем здесь кроме казалось, ему казалось, есть еще и сходные (несинонимные) речения: представлялось, похоже было, что и т. под.».
А в конце концов какая это мука — читать это дьявольское занятие Бицилли! Непостижимо, что он не спятил с ума после него! (И. Б.) {369} ***
«Объекты восприятий размещены в соответствии с тем, какими органами чувств они воспринимались: носом, ушами, глазами. Это, во-первых. Во-вторых, сперва подан «фон», затем «жанр»…»
О, Боже мой! (И. Б.). ***
«Но может быть все ближе Чехов в том, что касается свободы распределения перечисляемого и сочетаемого посредством союза и к Помяловскому, сколь это ни кажется удивительным».
! (И. Б.). (Подчеркнуто мною. И. Б.). ***
«В «Степи» между ними и повествованием нет никакой грани. Один из критиков, Оболенский, отвечал «многим спрашивающим с недоумением, что Чехов хотел сказать своим этюдом», «какая в нем идея», там есть: это контраст между величием природы и человеческой мелкотой, порочностью, низостью, убожеством. Он сожалел только, что степь изображена все же недостаточно величественно и к тому же слишком бледно, бесколоритно».
…Я знал этого Оболенского — очень глупый человек! (И. Б.). ***
«Аналогия между «Степью» и «Душечкой» очевидна. И здесь и там ритмика создается посредством «возвратов» к той или другой
