Б.). {393} ***
К. С. Станиславский. А. П. Чехов в Московском Художественном театре.
…»Мне трудно покаяться в том, что Антон Павлович был мне в то время мало симпатичен.
Он мне казался гордым, надменным и не без хитрости. …Привычка ли глядеть поверх говорящего с ним, или суетливая манера ежеминутно поправлять пенснэ делали его в моих глазах надменным и неискренним». (! И. Б.) Подчеркнуто мною. И. Б. ***
«Он прямо подошел ко мне и приветливо обратился со следующими словами:
— Вы же, говорят, чудесно играете мою пьесу «Медведь». Послушайте ж е, сыграйте ж е». ***
«- Послушайте! это же чудесно, — говорил он в таких случаях, и детски чистая улыбка молодила его».
Подчеркнуто мною. И. Б. ***
«Второй период нашего знакомства с Антоном Павловичем богат дорогими для меня воспоминаниями.
{394} Весной 1897 года зародился Московский Художественно-общедоступный театр».
Глупо! (Подчеркнуто мною. И. Б.) ***
…»Тем не менее в августе 1898 года «Чайка» была включена в репертуар. Не знаю каким образом В. И. Немирович-Данченко уладил это дело.
Я уехал в Харьковскую губернию писать mise en scene. Это была трудная задача, так как к стыду своему я не понимал пьесы. И только во время работы, незаметно для себя я вжился и бессознательно полюбил ее. Таково свойство чеховских пьес. Поддавшись обаянию, хочется вдыхать их аромат».
Подчеркнуто мною. И. Б. ***
В публике успех был огромный, а на сцене была настоящая Пасха. Целовались все, не исключая посторонних, которые ворвались за кулисы. Кто-то в а л я л с я в истерике. Многие, и я в том числе, от радости и возбуждения танцевали дикий танец.
Фу! Подчеркнуто мною. И. Б. ***
— Послушайте ж е, — шептал он ему убедительно, плотно притворяя дверь, — скажите же ему, что {395} я не знаю его, что я же никогда не учился в гимназии. У него ж е повесть в кармане, я ж е знаю. Он останется обедать, а потом будет читать… Нельзя ж е так. (Подчеркнуто мною. Ив. Б.). ***
Исполнение одной из ролей он осудил строго до жестокости. Трудно было предположить ее в человеке такой исключительной мягкости. А. П. требовал, чтобы роль была отобрана немедленно. Не принимал никаких извинений и грозил запретить дальнейшую постановку пьесы. ***
«Для меня центром явился Горький, который сразу захватил меня своим обаянием. В его необыкновенной фигуре, лице, выговоре на о, необыкновенной жестикуляции, показывании кулака в минуты экстаза, в светлой, детской улыбке, в каком-то временами трагически проникновенном лице, в смешной или сильной, красочной, образной речи сквозили какая-то душевная мягкость и грация, и, несмотря на его сутулую фигуру, в ней была своеобразная пластика и внешняя красота. Я часто ловил себя на том, что л ю б у ю с ь его жестом или позой».
(Подчеркнуто мною. И. Б.).
Да, Станиславский был очень глуп. {396} ***
…»раскрытое окно, с веткой белых цветущих вишен, влезающих из сада в комнату».
Подчеркнуто мною. И. Б. ***
«Спектакль налаживался трудно — и не удивительно: пьеса трудная. Ее прелесть в неуловимом, глубоко скрытом аромате.
Чтобы почувствовать его, надо как бы вскрыть почку цветка и заставить распуститься его лепестки. Но это должно произойти само собой, без насилия, иначе сомнешь нежный цветок, и он завянет».
(! И. Б.). ***
«- Послушайте! — рассказывал кому-то Чехов, но так, чтобы я слышал, я напишу новую пьесу, и она будет начинаться так: «Как чудесно, как тихо! Не слышно ни птиц, ни собак, ни кукушек, ни совы, ни соловья, ни часов, ни колокольчиков и ни одного сверчка.
Конечно, камень бросался в мой огород». ***
«Вишневый сад» — тяжелая драма русской жизни».
А он считал ее комедией и уверял, что Алексеев и Немирович не дочитали этой пьесы до конца…
(И. Б.) {397} ***
«В первый раз с тех пор, как мы играли Чехова, — приводит в своей книге Ермилов отрывок из воспоминаний Станиславского, — премьера его пьесы («Вишневый сад») совпала с пребыванием его в Москве …при том же первое представление совпало с днем именин Антона Павловича — 17 января 1904 года».
…»надо было подумать и о самом чествовании и о подношениях Антону Павловичу. Трудный вопрос. Я объездил все антикварные лавки, надеясь там набрести на что-нибудь, но, кроме великолепной шитой музейной материи, мне ничего не попалось. За неимением лучшего пришлось украсить ею венок и подать его в таком виде…
— Послушайте, ведь ж е чудесная вещь, она ж е должна быть в музее, попрекал он меня после юбилея.
И все другие подарки, поднесенные Чехову, не удовлетворили его, а некоторые так даже рассердили своей банальностью.
— Нельзя ж е, послушайте, подносить писателю серебряное перо и старинную чернильницу.
— А что же нужно подносить?
— Клистирную трубку. Я же доктор, послушайте. Или носки. Я
ж е в рваных носках хожу. «Послушай, дуся, — говорю я ей, — у меня палец на правой ноге вылезает». — «Носи на левой ноге», говорит. Я же не могу так! — шутил Антон Павлович и снова закатывается веселым смехом». Думаю, что это дурацкая и гадкая выдумка чья-то — ужели Станиславского? *** «Еще менее мне понятно, почему Чехов считается устаревшим для нашего времени и почему существует {398} мнение, что он не мог бы понять революции и новой жизни, ею созданной?
Было бы, конечно, смешно отрицать, что эпоха Чехова чрезвычайно далека по своим настроениям от нынешнего времени и новых воспитанных революцией поколений». ***
«Тогда среди удушливого застоя в воздухе, не было почвы для революционного подъема. Лишь где-то под землей, в подпольях, готовили и накапливали силы для грозных ударов. Работа передовых людей заключалась только в том, чтобы подготавливать общественное настроение, внушать новые идеи, разъясняя несостоятельность старой жизни. И Чехов был заодно с теми, кто совершал эту подготовительную работу». ***
«Время шло. Вечно стремящийся вперед Чехов не мог стоять на месте. Напротив он эволюционировал с жизнью и веком». ***
«По мере того как сгущалась атмосфера, и дело приближалось к революции, он становился все более решительным». {399} «В художественной литературе конца прошлого и начала нынешнего века он один из первых почувствовал неизбежность революции, когда она была лишь в зародыше, и общество продолжало купаться в излишествах».
И он!! ***
«Человек, который задолго предчувствовал многое из того, что теперь совершалось, сумел бы теперь принять всё предсказанное им».
И Станиславский не посмел не написать этих последних двух страниц! —Вл. И. Немирович-Данченко. «Чехов». «Передо мной три портрета Чехова, каждый выхвачен из куска его жизни». (! И. Б.) Подчеркнуто мною. Ив. Б. ***
…»вождь тогдашней молодежи Михайловский не перестает подчеркивать, что Чехов писатель безыдейный, и это влияет, как-то задерживает громкое и единодушное признание».
А между тем Лев Толстой говорит:
«Вот писатель, о котором и поговорить приятно». {400} ***
«А старик Григорович идет еще дальше. Когда при нем начали сравнивать с Чеховым одного мало даровитого, но очень «идейного» писателя, Григорович сказал:
— Да он недостоин поцеловать след той блохи, которая укусит Чехова.
А о рассказе «Холодная кровь» он сказал, правда почти шопотом, как что-то очень дерзкое:
— Поместите этот рассказ на одну полку с Гоголем, — и сам прибавил: вот как далеко я иду». ***
…»он поставил свою первую пьесу «Иванов» в частном театре Корша. Написал он «Иванова» в восемь дней залпом. Предлагать на императорскую сцену он и не пытался. Отдал в частный театр Корша. Там в это время служил чудесный актер Д а в ы д о в».
Вот Давыдов был действительно чудесный! (И. Б.)
Подчеркнуто мною. И. Б. ***
…»я не знаю, был ли Антон Павлович вообще с кем-нибудь очень дружен. Мог ли быть?»
Думаю, что нет. {401} ***
…»К матери у него было самое нежное отношение… И вся она была тихая, мягкая, необыкновенно приятная».
Верно. ***
«Отец. Я встречал его редко. Осталось в памяти у меня невысокая, суховатая фигура с седой бородой и с какими-то лишними словами».
Хорошо сказано. ***
«В доме Чехова вообще не очень любили раскрывать свои души». ***
Ленский был первый актер Малого театра… Один из самых обаятельных русских актеров. По богатству обаяния с ним будут сравнивать со временем только Качалова…
Письмо было по поводу «Чайки». Оказалось, Ленский уже прочитал ее, и вот что он (Чехову. И. Б.) писал:
«Вы знаете, как высоко я ценю ваш талант, и знаете, как вообще люблю Вас. И именно поэтому я обязан быть с Вами совершенно откровенен. Вот вам мой самый дружеский совет: бросьте писать для театра. Это совсем не Ваше дело». —{402} В. И. Качалов. «Воспоминания». Речь,Чехова:
— «Он ж е сам…»
— «Хм. Да не знаю ж е…»
— «Больше ж е ничего, там ж е все написано…»
И этот с этим «же»!…
Подчеркнуто мною. И. Б. ***
М. Горький. «А. П. Чехов».
Все фальшиво! Не хватило у меня сил дочитать. (И. Б.) ***
А. И. Куприн. «Памяти Чехова».
«Странно — до чего не понимали Чехова! Он — этот «неисправимый пессимист» как его определяли, — никогда не уставал надеяться на светлое будущее».
Ох, уж эта «вера Чехова» в «светлое будущее»!
Подчеркнуто мною. И. Б. ***
«- Послушайте, а знаете, что ведь в России через десять лет будет конституция.
Да, даже и здесь звучал у него тот же мотив о радостном будущем, ждущем человечество».
Подумаешь, какая это радость для «человечества»!..
Подчеркнуто мною. И. Б. {403} ***
«По-видимому, самое лучшее время для работы приходилось у него от утра до обеда, хотя пишущим его, кажется, никому не удавалось заставать».
Вздор! (И. Б.). ***
«Ни с кем не делился своими впечатлениями, не говорил о том, что и как собирался он писать».
Вздор. (И. Б.). ***
Н. Д. Телешов. «А. П. Чехов», (тут же и выдержки из книги Телешова «Записки писателя», 1949 года. ОГИЗ. Москва). ***
«Недаром же в пьесе его «Три сестры» говорится:
«Пришло время, надвигается на всех нас громада, готовится здоровая сильная буря, которая идет, уже близка и скоро сдует с нашего общества лень, равнодушие, предубеждение к труду, гнилую скуку».
А в дальнейшем он предвидел необычайный расцвет народной жизни и счастливое, радостное будущее».
Слава Богу, не дожил!
*** Никаких сомнений и в том, как относился сам Чехов к Художественному театру. В одном из его писем {404} значится: «Художественный театр — это лучшие страницы той книги, которая когда-либо будет написана о современном русском театре».
(См. воспоминания Тихонова. И. Б.)
Мало ли, что он писал! ***
«Бунин отчасти за свою худобу, отчасти за острословие, от которого иным приходилось солоно, назывался Живодерка». (Такая была улица в Москве, всем писателям был придуман адрес.) ***
…У Горького …»уже созревал план пьесы «На дне». Осенью пьеса была закончена и прочитана на «Среде», а затем поставлена в Художественном театре. Сначала она называлась «На дне жизни» и под этим