и далеко неблагозвучное имя. Прежде чем учить других хорошему тону, не мешало бы самому Бунину научиться некоторым правилам литературного приличия. Но цель оправдывает средства. А цель эта — охаять молодую русскую литературу и всех ее представителей и защитников изобразить в виде полуидиотов или большевистских лакеев. <…> Оплевать, разнести молодых и инакомыслящих — вот чего добивается Бунин. Я не могу даже сказать, что он их ненавидит Ненависть — слишком высокое чувство. В ненависти — трагедия. В злобе же — неведение, самомнение, чванство, зависть. Злоба — чувство низшего порядка. И именно со злобой подходит Бунин и к современной России и к ее искусству.

Эта злоба в значительной мере питается незнанием. У Бунина и презрение от непонимания, которое и не желает быть просветлено, потому что основано на предвзятых взглядах, на упорстве политической страсти. Бунин слышит чужой язык, которого не изучает и не хочет изучать — и говорит: да это не язык, а собачий лай. Он читает авторов, пишущих не так, как он, и о том, чего он не видел и не знает — и говорит: да это и не литература. Он искусство мыслит только в ему самому привычных формах. Все иное — оскорбление величества. Все новшества — крамола. Все идущее из России — „революционное хамство и большевизм“. Все, защищающее его в эмиграции, — сменовеховство» (С. 91–93).

О новой орфографии*

Возрождение. — 1926. — 6 ноября (№ 522). — С. 3.

Петр Бернгардович — П. Б. Струве. См. о нем коммент. на с. 571.

Гофман Модест Людвигович (1887–1959) — литературовед, пушкинист. После окончания Петербургского университета (1910) работал на кафедре истории русской литературы, участвовал в пушкинском семинаре С. А. Венгерова. В августе 1922 г. был командирован Академией наук в Париж, остался в эмиграции.

…в одной из своих последних статей… — имеется в виду «Записная книжка» (Возрождение. — 1926. — 28 октября (№ 513)). См. с. 228 наст. изд.

Шахматов Алексей Александрович (1864–1920) — русский филолог, академик (1894), в 1906–1920 гг. — председатель отделения русского языка и словесности Академии наук.

…объявлена не большевиками, а Мануйловым… — переход на новую орфографию инициировало Временное правительство, в котором Александр Аполлонович Мануйлов (1861–1929) занимал пост Министра народного просвещения. Ушел в отставку в июле 1917 г. После революции, по возвращении в Петербург из Тифлиса, преподавал в Московском университете (с января 1918 г.), в 1919–1920 гг. — работал консультантом наркома финансов, с 1924 г. входил в правление Госбанка.

Записная книжка (о Блоке)*

Возрождение. — 1927. — 13 февраля (№ 621). — С. 2.

«Слушайте, слушайте Музыку Революции!» — имеется в виду обращение, завершающее статью А. Блока «Интеллигенция и Революция» (9 января 1918 г.): «Всем телом, всем сердцем, всем сознанием — слушайте революцию!»

В так называемом Ленинграде издавался недавно, «при ближайшем участии Горького, Замятина и Чуковского», журнал «Русский современник»… — данный фрагмент в несколько измененном виде включен в «Автобиографические заметки» как подтверждение психической неполноценности Блока и предваряется фразой: «Приступы кощунства, богохульства были у Блока тоже болезненны» (Бунин-1990. — С. 196). Далее в «Автобиографических заметках» следует бунинский комментарий: «В этой нелепости („а распространять заставили икающих попов — и Учредилку“), в богохульстве чисто клиническом (чего стоит одна эта строка, — про апостола Петра — „дурак Симон с отвисшей губой“) есть, разумеется, нечто и от заразы, что была в воздухе того времени. Богохульство, кощунство, одно из главных свойств революционных времен, началось еще с самыми первыми дуновениями „ветра из пустыни“» (Бунин-1990. — С. 197).

«Русский современник» — литературно-художественный журнал (М.;Л., 1924. — №№ 1–4).

Замятин Евгений Иванович (1884–1937) — прозаик. Эмигрировал из СССР в 1932.

…в третьей книге этого культурного органа… — в третьем номере журнала «Русский современник» за 1924 г. была напечатана подборка неопубликованных произведений Блока, а также воспоминания о нем. В мемуарном очерке Замятина передавались слова Блока об эмигрантах, сказанные после знакомства с очередным номером журнала «Русская мысль»: «Что они смыслят, сидя там? Только лают по-собачьи».

Прочитал — и вполне согласился… — ср. в «Автобиографических заметках»: «И впрямь — среди этих „замыслов“ есть кое-что замечательное, особенно один замысел о Христе. Сам Горький относился к Христу тоже не совсем почтительно, называл Его, ухмыляясь, „большим педантом“. Но в этом отношении куда же было Горькому до Демьяна Бедного, до Маяковского и, увы, до Блока! Оказывается, что Блок замышлял написать не более, не менее, как „Пьесу из жизни Иисуса“. И вот что было в проспекте этой „пьесы“: <…>» (Бунин-1990. — С. 196). См. также письмо Бунина, приведенное в своих мемуарах Андреем Седых: «Вы не должны огорчаться за Блока. Это был перверсный актер, патологически склонный к кощунству: только Демьян Бедный мог решиться на такую, например, гнусность, как рифмовка (в последнем мерзком куплете „Двенадцати“) — мне даже трудно это писать! — рифмовка „пес“ и Христос. Только последний негодяй мог назвать Петра апостола (пришедшего в Рим на распятие — и потребовавшего, чтобы Его распяли вниз головой, ибо Он считал, что недостоин быть распятым обычно, так, как распят был Христос) „дураком с отвислой губой“, а Блок именно так и написал: „дурак с отвислой губой Симон удит рыбу“. И это — о Петре, красота души которого даже увеличивала эту красоту, — вспомните, как горячо кинулся защищать Христа (ухо отсек), как отрекся трижды от Него и как плакал потом…» (Седых-1962. — С. 232–233).

Памяти Юшкевича*

Возрождение. — 1927. — 15 февраля (№ 623). — С. 2.

Юшкевич Семен Соломонович (1868–1927) — писатель. Скончался 12 февраля 1927 г. в Париже.

«Возвратится персть в землю, яко же бе, и дух возвратится к Богу, иже даде его…» — Экклезиаст (12: 7).

Суета сует*

Возрождение. — 1927. — 24 февраля (№ 632). — С. 3.

Записная книжка (о Горьком)*

Возрождение. — 1927. — 26 мая (№ 723). — С. 2.

…недавно им опубликованные в «Красной нови» воспоминания о Гарине-Михайловском… — имеется в виду очерк А. М. Горького «Н. Г. Гарин-Михайловский (Воспоминания)», напечатанный в журнале «Красная новь» (1926. — № 4), в начале которого автор пишет:

«Изредка в мире нашем являются люди, которых я назвал бы веселыми праведниками.

Я думаю, что родоначальником их следует признать не Христа, который, по свидетельству евангелий, был все-таки немножко педантом; родоначальник веселых праведников, вероятно, Франциск Ассизский, великий художник любви и жизни, он любил не для того, чтобы поучать любви, а потому, что, обладая совершеннейшим искусством и счастьем восторженной любви, не мог не делиться этим счастьем с людьми» (С. 202).

У Чехова помещик Гаевский говорит своему лакею: — Отойди, братец, от тебя курицей пахнет! — Неточность Бунина. Имеется в виду реплика Гаева, обращенная к Яше, из первого действия «Вишневого сада» («Отойди, любезный, от тебя курицей пахнет»). Также именовал этого персонажа Бунин в статье «О Чехове» (см. с. 298 наст. изд.).

А в Париж приехал Луначарский… сопутствуемый одной из своих супруг — Луначарский Анатолий Васильевич (1875–1933) — советский государственный и партийный деятель, писатель, критик. Член РСДРП с 1895 г. С 1917 г. — нарком просвещения. См. о Луначарском дневниковую запись Бунина от 4 ноября 1917 г.: «Луначарский — мерзавец» (Бунин-1990. — С. 57), в той же тональности Луначарский оценивается и в «Окаянных днях»: «…от этой гадины Луначарского» (от 17 апреля 1919 г. Бунин-1990. — С. 95). Очевидно, имеется в виду Н. А. Луначарская-Розенель — жена А. В. Луначарского в последние двенадцать лет его жизни; автор книги «Память сердца: Воспоминания» (2-е изд. — М., 1965).

…как околачивался он возле Горького на Капри, среди прочих лодырей и жуликов, из которых состояла тогда известная «коммунистическая школа», руководимая и питаемая Горьким… — Каприйская школа — фракционная партийная школа в августе-декабре 1909 г. на о. Капри, созданная «отзовистами», «ультиматистами» и «богостроителями», противопоставившими свои взгляды большевикам. Горький и Луначарский являлись в это время глубокими приверженцами идей «богостроительства». См. запись в «Окаянных днях» от 19 апреля 1919 г.: «Каприйские мои приятели, Луначарские и Горькие, блюстители русской культуры и искусства, приходившие в священный гнев при каждом предостережении какой-нибудь „Новой жизни“ со стороны „царских опричников“, что бы вы сделали со мной теперь, захватив меня за этим преступным писанием при вонючем каганце или на том, как я буду воровски засовывать это писание в щели карниза?» (Бунин-1990. — С. 97).

В прошлом году Горький в «Вечерней Красной газете» напечатал статейку по поводу того, что я… — имеется в виду вечерний выпуск «Красной газеты» (см. коммент. на с. 493), где была помещена заметка М. Горького «Из дневника», впервые опубликованная в журнале «Огонек» (1926. — № 31. — С. 6). Приведенный Буниным фрагмент предваряют следующие строки: «И. А. Бунин в Париже публично возопил: „Молю Бога, чтобы он до последнего издыхания моего сохранил во мне святую собачью ненависть к русскому Каину“.

Вопль этот — эпилог рассказа Бунина о собаке нищего, убитого красноармейцами. После убийства собака стала бешено бросаться на всех, одетых в шинели».

Да и что ж ему, в самом деле, горевать, сидя в Сорренто? — уехав из Советской России «на лечение», Горький жил на вилле в Сорренто.

…Маяковский, — тот самый Маяковский, которого еще в гимназии звали Идиот Полифемович, — ржет то в Париже, то в Праге… — см. запись в «Окаянных днях» от 3 марта 1918 г.: «Маяковского звали в гимназии Идиотом Полифемовичем» (Бунин-1990. — С. 84). См. также фрагмент в «Окаянных днях» о последнем посещении Буниным Петербурга (в начале апреля 1917 г.), повторяющийся почти дословно и в «Автобиографических заметках» (Бунин-1990. — С. 202–203): «Ведь шел тогда у нас пир на весь мир, и трезвы-то на пиру были только Ленины и Маяковские.

Одноглазый Полифем, к которому попал Одиссей в своих странствиях, намеревался сожрать Одиссея. Ленин и Маяковский (которого еще в гимназии пророчески прозвали Идиотом Полифемовичем) были оба тоже довольно прожорливы и весьма сильны своим одноглазием. И тот и другой некоторое время казались только площадными шутами. Но недаром Маяковский назвался футуристом, то есть человеком будущего: полифемское будущее России принадлежало несомненно им, Маяковским, Лениным. Маяковский утробой почуял, во что вообще превратится вскоре русский пир тех дней и как великолепно заткнет рот всем прочим трибунам Ленин с балкона Кшесинской: еще великолепнее, чем сделал это он сам на пиру в честь готовой послать нас к черту Финляндии!» Данную запись предваряет рассказ Бунина о банкете по поводу открытия выставки финских художников и о поведении Маяковского: «Но надо всеми возобладал — „поэт“ Маяковский. Я сидел с Горьким и финским художником